таки друзья тоже были симпатичные.
А меня, можно сказать, муж бросил. Имею право уйти в загул.
Олеся блевала в туалете. Анжела пошла посмотреть, и, когда вернулась, на лице ее было отвращение.
— Там уже все в этом. А она никак не остановится, — объявила она.
В дверях показалась Олеся. Она была бледной и несчастной.
У Анжелы зазвонил телефон.
— Девочки, мне так плохо, — сказала Олеся, — я там все облевала.
— Алле. Кто? — Анжела переспросила в трубку еще раз: — Кто? Кто?
— Неудобно перед официантами, — сказала Катя. — Что они подумают?
— Я опять пойду. — Олеся быстро повернулась, и я испугалась, что она может не успеть до туалета.
— Я же сказала: в 12.15! — раздраженно проговорила Анжела, подхватывая Олесю и бросая телефон на диван.
— Позовите менеджера! — громко произнесла Катя. — Чем вы отравили нашу подругу?
Менеджер неуверенно возразил, что она даже не успела сделать заказ.
— Но она ела с наших тарелок! — возмущалась Катя. — Это что, значит, у нас тоже у всех отравление будет?
Я наблюдала за всей этой историей отстраненно. Как зритель в кино. Мне только хотелось, чтобы выключили звук.
Моя домработница снова не вышла. Я позвонила ей домой. Она ответила как ни в чем не бывало.
— Ну, вы приедете? — Я добивалась единственно приемлемого для меня ответа.
— Нет. Я пока не смогу.
— Как «не смогу»? — Я захлебнулась от возмущения. Что они себе позволяют?
— Извините.
Мне показалось, что это прозвучало от чистого сердца. Я все-таки хорошо к ней относилась.
Даже называла ее «своей второй мамой».
— Ладно. Я позвоню в агентство, буду искать другого человека.
— Извините, — повторила она.
— Я дам вам рекомендацию в агентство. Хоть и не понимаю, что произошло.
Агентство обещало прислать замену завтра.
Может, и хорошо, что у меня нет домработницы. Все-таки экономия! Я испугалась собственных мыслей. Им нельзя поддаваться.
Я свято верила, что с человеком никогда не произойдет то, что для него неприемлемо.
Возьму себе двух домработниц. Трех.
Я собиралась к свекрови в гости. В худшем смысле этого слова.
Я доставала с полок моей огромной гардеробной вещи, держала их одну за другой в руке, словно взвешивала, и бросала на диван. Пока на диване не оказалась половина моего шкафа.
Это — моя обычная манера одеваться. Куда мне без домработницы? Кто же это все раскладывать будет и гладить?
Я покупаю вещи чаще всего именные. В Третьяковском проезде. Или в «Soho».
Я держала в руках вешалку с черным костюмом Valentino. Свекровь бы оценила.
Я бросила костюм в общую кучу. Взяла юбку Cavalli.
Неуверенно остановилась перед платьем Armani. Снова бросила взгляд на Valentino.
В Valentino чувствуешь себя леди. В Cavalli ощущаешь себя так, как будто муж наконец-то уехал в командировку. А в Armani — как будто муж уехал в командировку, но ты — осталась леди.
Я, как всегда, надела Cavalli. С удовольствием представила себе раздраженный взгляд свекрови.
Зазвонил телефон. Рома. Сообщил, что я, оказывается, уже давно могу пользоваться своими карточками VISA и АтЕх.
За что люблю Рому — так это за отходчивость.
— А зачем ты едешь к моим родителям? — поинтересовался он.
— На тебя пожаловаться, — вздохнула я. Чересчур громко. Рома мог подумать, что я выдохнула дым марихуановой сигаретки.
— Вряд ли они тебя пожалеют.
— Это точно. Но еще заодно я покажу свекру фотографии моих телохранительниц. Твой папа
