видимых лучей материалом. Земляне волею случая очутились у самой лестницы, ведущей к соборной площади, и теперь живьем наблюдали уже увиденное на десятках видеоэкранов, разбросанных по площадям и скверам города. Илья Ильич то и дело привставал на цыпочки, стараясь заглянуть за плечи здоровенного верзилы. У того из заднего кармана спецовки выглядывал слесарный штангенциркуль и то и дело больно царапал живот учителю. Варфоломеев же косил маленькими глазками на свою соседку. Они еще внизу, там, на набережной, притерлись друг к дружке и пока шли сюда, успели обменяться несколькими ничего не значащими фразами.
Урса, так звали его новую знакомую, принарядилась как монахиня, но вместо крестика, а может быть, вместо креста и полумесяца, вышила на белой накидке молоденький лунный серпик.
— Вы сестра милосердия? — спросил Варфоломеев.
— Я теперь безработная.
— Что так? — сочувственно спросил землянин.
Монашка раскрыла большие удивленные глаза.
— Вы что, забыли?
— А что я должен был помнить? — настроился на игривый тон Варфоломеев.
Теперь она улыбнулась.
— Разыгрываете.
— Нет, у меня амнезия.
— У всех амнезия, — монашка с сомнением посмотрела на Варфоломеева, уже не зная, шутит он или нет. — Но у вас еще к тому же и склероз.
— Точно, точно, — обрадовался землянин. — Именно так он и сказал.
— Кто сказал?
— Да один мой знакомый.
Урса пожала накладными плечиками.
— Вам смешно, а я тоскую по эксгумации.
— По чему? — обалдел Варфоломеев.
— Тихо, — она приложила пальчик к ротику, — смотрите, сам приват-министр.
Через соборную площадь, слегка поддерживая голубую ливрею, спокойным державным шагом двигался человек в голубенькой шапочке. Появление приват-министра было воспринято громом аплодисментов, криками и улюлюканьем толпы. С удвоенной силой захлопали петарды, кто-то даже пальнул из ракетницы в почерневший тем временем зенит. Казалось, не наступит конца этому акустическому бешенству, но нет, голубенькая шапочка взошла над микрофонами, и в наступившей мгновенно тишине Варфоломеев нервно спросил:
— Как зовут министра?
На этот вопрос повернулся даже Илья Ильич.
— Лепелтье, — шепнула монашка вопреки дисциплинарному шипению соседей.
— С праздником Великого Полнолуния, дорогие центрайцы, — начал приват-министр.
— Виват! — закричала толпа.
— Я, свободно избранный вами, самым свободным народом Вселенной, приветствую вас в этот торжественный день. Наше свободное общество, впитавшее все благотворные идеи человечества, переживает сейчас нелегкое, неспокойное, я бы сказал, бушующее время. Мы призвали лучшие силы, лучшие умы нашей цивилизации, мы разбудили инициативу масс, мы развязали руки каждому члену нашего общества — твори, народ, дерзай! И что? приват-министр приподнял ладонь, показывая, что он сам будет отвечать. Результаты налицо. Да, есть время обещать, есть время претворять. Да, приват-министр оторвался от бумажки, — времени у нас хватает. — В толпе кто-то засмеялся, а министр продолжал: — Тем не менее, начал уже воплощаться в жизнь наш предвыборный лозунг — прекратить эксгумацию! Мы не можем подвергать общество случайным факторам, пора закрыть, что называется, врата рая. Планета не проходной двор! — Народ радостно заулюлюкал, где-то у подножья холма полыхнуло огненным блеском, через несколько секунд донесся громовой раскат. — Мы не можем также обойти стороной политику предыдущей администрации. — Толпа как-то особенно внимательно затаилась. — Надо отдать и им должное, под руководством Рудольфа Баблера сделаны определенные успехи. За последние пять лет заметно снизился поток пришельцев и, как следствие, пошла на спад безработица. Удалось на три процента снизить среднюю продолжительность жизни делегентов, повысилась загрязненность атмосферы… Давайте похлопаем нашим соперникам. — Раздались жидкие аплодисменты и пренебрежительный свист. — Но такие темпы никого устроить не могут. — Площадь взорвалась в едином радостном порыве.
— Бред какой-то, — прокричал в ухо ученику Илья Ильич.
Но тот, как в трансе, неотрывно следил за трибуной. Тем временем наступили гражданские сумерки и на востоке в зыбком, сизом, пропитанном аэрозолем тумане появился кровавый медный диск. Казалось, он не был небесным светилом, а только глупым выражением ночного состояния здешнего мира.
— Нами выделены дополнительные средства на национальную программу деэксгумации. Организован Институт Деэксгумации. Первые практические результаты будут продемонстрированы сегодня. Но об этом позже. Технические успехи налицо. Да мы и не сомневались, что наши славные ученые рано или поздно справятся с поставленной задачей. Но это только одна, техническая сторона вопроса. Мы же столкнулись с целым спектром проблем, политических в первую очередь, философских, и наконец, чисто моральных, приват-министр отхлебнул из ораторского стакана. — Встал вопрос об очередности. Наши политические противники предлагают метод случайного отбора. Предлагают нам, так сказать, пошлую математическую вероятность, лотерею, как будто счастье может быть предметом азартного розыгрыша. Другие хотели бы устроить позорный торг, распродажу очередности, поставив тем самым наиболее состоятельных в привилегированное положение. Но мы этого никогда не сделаем. И знаете, почему? — приват-министр сделал ту самую паузу, которую любят устраивать политические деятели, когда что-нибудь им приходит в голову во время доклада. Городской холм вожделенно затих. — Потому что этого не позволит нам сделать народ! Потому что демократия — это власть народа. И народ не позволит никому подрывать его святые права.
Заволновалось людское море, запенилось, вздыбилось. Волны разряжений и пучностей гуляли по человеческой массе, как ветер гуляет по пшеничному полю. Варфоломеева еще сильнее прижало к его спутнице, и он спросил:
— Какую партию представляет приват-министр?
Урса, захваченная всеобщим ликованием, автоматически ответила:
— Никакую.
— Он что, был независимым кандидатом? — сквозь вопли и крики почти кричал Варфоломеев.
Соседка опять повернула к нему огромные карие глаза, в которых тут же отразилась перевернутая соборная площадь, и твердо сказала:
— Приват-министр представляет народ.
В образовавшейся радостной паузе на площадь выбежали танцующие певцы и в легком ритме запели песню счастливого народа. Приват-министр слегка подыгрывал ручкой артистам, впрочем, мало чем отличавшимся ото всей остальной массы. Когда музыкально-политическое действие окончилось, приват- министр продолжал:
— Я бы не хотел омрачать праздник длинной речью. В конце концов, народ судит о правительстве по делам, а не по словам, — оратор жестом упредил начало новых радостных изъявлений. — Я хочу представить вам пионеров деэксгумации, определенных нами по результатам последней избирательной кампании. Как и всегда, мы предоставили право самому народу решать, кому первым стать на дорогу счастья и процветания. Итак, Антонио Маринеску, с семьей и родственниками. — В пространстве, освещенном праздничной иллюминацией, появилась небольшая группка людей, они подошли к основанию неизвестного сооружения. — Двадцать девять процентов голосов народ отдал Антонио Маринеску. Совсем немного не хватило нашему сопернику, но сейчас мы ему завидуем благородной белой завистью.
Антонио Маринеску, кажется, приветственно махнул рукой. Сейчас и следа не было на его лице от подловатой рекламной ухмылки. Его небольшая семейка, жена и двое детишек поближе прижались к отцу. На большом видеоэкране появилась маленькая девочка. Для успокоения она получила из маминых рук круглый, словно полная луна, леденец на палочке. Приват-министр слабыми хлопками открыл бурные
