усмешкой перебил Лорпикар.
— Возможно. Но я не сторонник насилия.
Лорпикар засмеялся.
— Нам ведь, если задуматься, нужна вовсе не кровь, — сказал спокойно Франциск. — Кровь только носитель различного вида энергий. И высшими животворящими силами ее способна наполнить одна лишь любовь.
— Любовь? — с отвращением произнес Лорпикар. — Любезный, я понял: вы просто сентиментальный слюнтяй. — Он подобрался, услышав, как часы отбивают четверть второго. — Я с удовольствием вас бы послушал, но — увы — мне пора. У вас недостанет духу спустить курок, а меня мучает голод! Убирайтесь с дороги!
— Это невозможно, — покачал головой Франциск.
— Я иду к ней! — захохотал Лорпикар.
— Стойте там, где стоите! — приказал Франциск, угрожающе шевельнув пистолетом.
Грохнул выстрел. Мистера Лорпикара швырнуло на стену, он мучительно всхлипнул, сползая по ней, и затих.
Музыкант обернулся. На пороге салона застыл удачливый мститель.
— И давно вы здесь? — поинтересовался Франциск после паузы.
— Достаточно, чтобы успеть понять, куда надо целиться, — ответил Джим Саттон, аккуратно ставя к ноге винтовку двадцать второго калибра.
— Я думал, вампиры превращаются в пыль или растворяются в воздухе, когда их убивают, — пробормотал журналист, втаскивая на взгорок недвижное тело.
Франциск, его поджидавший, спокойно сказал:
— Боюсь, вас ввели в заблуждение. Посмертной смены обличья тоже не следует ожидать.
— Черт. Куда как легче было бы волочить за крылышко тушку летучей мыши.
Джим, тяжело дыша, проследил, с какой легкостью его спутник взваливает убитого на плечо, потом сердито пожаловался:
— В этой истории мне далеко не все ясно.
— Хорошо, что коттеджи на северном берегу пустуют, — сказал Франциск, не реагируя на брошенную приманку.
— Что вы собираетесь делать? — спросил журналист, сдаваясь.
— Сжечь коттедж, в котором он жил, вместе с телом.
Франциск неприметно вздохнул. И сам Лорпикар, и его повадки вызывали у него отвращение, но он все же был огорчен радикальным вмешательством Джима. Ему удалось бы обезвредить этого идиота и без убийства.
— Зачем?
— Вскрытие нежелательно. Возникнет слишком много вопросов.
Джим, подумав, кивнул.
— Значит, вы вознамерились пустить по ветру то, что могло бы стать для меня золотым дном?
Франциск со своей ношей взошел на крыльцо уединенно стоявшего коттеджа.
— Что вы хотите этим сказать? — Он шевельнул труп плечом. — Ключи лежат в левом кармане.
Отпирая входной замок, репортер громко выбранился, потом широко распахнул дверь.
— Заносите. — Он досадливо сморщился. — Все равно я не стану об этом писать. Во-первых, из-за Гарриет, а во-вторых… Кто мне поверит?
— Итак, с чего началось возгорание? — недовольно спросил рейнджер, оглядывая пепелище. Он вел себя властно, не обращая внимания на добровольных помощников из числа местных курортников, окруживших его плотным кольцом.
— Не знаю, — ответил мистер Роджерс. — Я думал, мистер Лорпикар у нас уже не живет.
— Это что, тот самый тип, которого мы искали? — Рейнджер вконец разозлился. Он так намучился в последние дни, а на него вешают очередную загадку.
— Ну да. Но вчера его видели тут. Мистер Франциск и мистер Саттон даже вроде бы с ним говорили. — Распорядитель беспомощно покачал головой. — Камины у нас на днях проверяли. Кухонные духовочки тоже. Однако… — Он покосился на спекшийся ком, придавленный балками и кирпичами. — Похоже, наш гость прилег не в спальне, а на диване — в гостиной.
— Вот-вот, — хмыкнул с негодованием рейнджер. — Прилег, закурил и уснул, а диван загорелся. В прошлом году такое случилось и в Ред Уэлл. Глупость — и только! — Он вытер лоб рукавом. — Опять подвалила работенка Фитцфаллену. Хотя тут, по крайней мере, все ясно. Не то что с бедной девочкой, а?
— Да, — совершенно серьезно кивнул мистер Роджерс.
— Вам следует остерегать клиентов от курения в неотведенных местах.
— Вы правы, — опять кивнул мистер Роджерс. — Но… рейнджер Бакус, скоро рассвет, и наша Кэти наверняка уже хлопочет на кухне. Дайте нам шанс выразить свое уважение к вам.
Тот заколебался.
— Ну, в существующих обстоятельствах…
Джим Саттон счел нужным дожать ситуацию.
— Послушайте, мистер Бакус, — сказал он с превеликой учтивостью. — Я журналист, и мне бы хотелось, с вашего позволения, взять у вас интервью.
Рейнджер вмиг просиял, вся суровость с него слетела, и он, широко улыбнувшись, признался:
— Да и позавтракать не мешало бы, это факт.
Гарриет Гудмен подошла к стойке, чтобы рассчитаться за проживание. Она была бледна, но держалась.
— Нам очень жаль, что вы уезжаете, — сказал мистер Роджерс, возвращая ей кредитную карточку.
— И мне жаль, мистер Роджерс, — сказала она со всегдашней своей прямотой, — но Джим пригласил меня прокатиться с ним в Денвер, а в Боулдере намечается конференция…
— Я понимаю. — Распорядитель помолчал, потом осторожно спросил: — На будущее… двадцать первый номер оставить за вами?
— За мной? Нет, не стоит, — прозвучало в ответ. — Мне жаль, мистер Роджерс.
— И нам жаль, мисс Гудмен.
— Я отнесу ваш багаж, Гарриет, — крикнул с верхней площадки Франциск.
— Это… вовсе не обязательно, — замялась она. — Джим…
— Ждет вас в машине. — Франциск сбежал по лестнице в вестибюль. — Я еще раз прошу прощения за то, что случилось. — Он подхватил чемоданы.
— Не стоит, — рассеянно повторила женщина. — Я никогда не думала, что… — Она умолкла и пошла к выходу на террасу.
Спускаясь за ней по ступеням, Франциск мягко сказал:
— Гарриет, вам нечего опасаться. Это не бешенство, и один контакт, если так можно выразиться, ничего в вас не изменит.
Гарриет Гудмен застыла на месте, потом обернулась.
— А сны? Как быть со снами? — Взгляд ее был печален, и вопрос, содержащий упрек, прозвучал скорей жалобно, чем обвиняюще-гневно.
— Вы знаете испанский? — Она озадаченно кивнула. — «Y los todos estan suenos; Y los suenos sueno son», — процитировал он. — Думаю, это правда.
— «И все есть сны, и сны суть сон». — Пристально посмотрев на знатока испанской поэзии, Гарриет двинулась дальше.
— Поэты не лгут, Гарриет. — Франциск поравнялся с ней и зашагал рядом. — С моей стороны вам тоже нечего опасаться.
