— Ты что?! — попятился Данила.
Отец выстрелил сыну под ноги. Выстрел эхом разнесся по кладбищу.
— На колени! — сквозь зубы сказал отец — Ты меня знаешь.
— Ты не можешь… — пятился Данила.
— На колени! — снова процедил отец.
— Не надо, — сказал Млей.
— А вы, барышня, помолчите! Если из-за вас я убью своего сына, вам тоже тогда не позавидуешь. На колени! — закричал он.
Данила медленно опустился на колени.
— Я ненавижу тебя! — сказал он отцу.
— Извиняйся, — кивнул отец.
— Извини, — произнёс Данила, не сводя глаз с отца.
— Не передо мной! Перед своей девушкой!
— Извини, — повернулся Данила к Млею.
Млей кивнул
Отец Данилы развернулся и пошёл к машине.
— Довольна? — спросил Данила, когда фигура отца растворилась в темноте.
— Не знаю, — сказал Млей.
— Нам нужно найти механизм, — сказал Млей, и это были первые слова, которые я от него услышал за последние несколько дней.
Я даже обрадовался.
— Что ты имеешь в виду? — спросил я как можно более равнодушно.
— Механизм любви, — сказал Млей.
— Люди мечтают о ком-то, создают свой идеал, встречают его, влюбляются, занимаются сексом, рожают детей, — сказал я.
— Эта схема не работает. Люди не влюбляются в свой идеал.
Мы сидели в комнате Млея.
— А какая же работает? — спросил я.
— Не знаю. Но вот, например, отец и сын. Отец любит своего сына, но ведёт его на кладбище. И угрожает ему пистолетом. И, похоже, может его убить, — сказал Млей.
— А сын? — спросил я.
— Сын тоже любит своего отца. Иначе уже давно ушёл бы от него.
— Почему любит? — спрашиваю я. — Ведь наверняка его идеал — не тот человек, который готов его убить.
— Не знаю. Потому что отец даёт ему деньги.
— Возможно.
— Нам надо купить машину, — сказал Млей. — Пошли, я знаю, где они продаются.
— При чём здесь машина? — спросил я.
— Ты забыл, я уже говорил тебе: журнал Forbes, автомобиль и деньги — вот формула любви на Земле.
В «Барвиха Лаюпери» мы купили красный автомобиль. Мы принесли деньги в портфеле, и продавец долго их пересчитывал на счётной машинке.
— Кстати, скоро придёт новый кабриолет, — сказал он нам, улыбаясь.
— Возьмём, — сказал Млей. — А где тут можно купить яхту?
Я выронил документы из рук.
— Через дорогу и чуть-чуть вправо, — бодро ответил продавец.
Млей кивнул.
Мы забрали машину прямо без номеров.
— Не беспокойтесь, — сказал продавец, — она такая единственная в городе. Если вас и остановят, то только из любопытства.
— Довольно примитивное управление, — сказал я, переключая скорости.
— Я бы забрал её с собой домой, — сказал Млей.
— Больше ты бы ничего не забрал? — поинтересовался я.
— Больше ничего, — вздохнул Млей. — Разве что борщ и шоколадные кексы. Ты пробовал?
— Нет. — Я отвернулся к окну. Я всё ещё был недоволен тем, что Млей украл у меня капсулы. Но теперь я по крайней мере понимал его — нам действительно нужно было прославиться, чтобы выполнить свою миссию на Земле. Можно, конечно, стать певцом, а не бизнесменом…
— А если стать певцом? — спросил я. — Как Тимати?
— Я уже думал, — ответил Млей, сворачивая к нашей гостинице, — но это слишком большой энергетический расход — держать под гипнозом целые стадионы фанатов. Не говоря уже о миллионах телезрителей. Мы не сможем.
— Жаль, — сказал я и сделал рукой несколько рэперских движений.
— Эй, чувак! — подхватил Млей. — Делай как я!
— Мы прилетели с другой планеты, — начал я читать рэп.
— Мы научились здесь жрать конфеты! — продолжил Млей, отбивая ритм рукой.
— Давай скорей размножаться с тобой! — пропел я.
— Я — твой герой! Я твой герой! Последнюю строчку мы повторили хором два раза.
Глава 11
Любочка рыдала в кабинете Млея.
— Откуда ты знал?! — повторяла она сквозь слёзы.
у Любочки диагностировали неизлечимую болезнь.
Она сидела на полу в своём безупречном белом брючном костюме и рыдала так некрасиво, как только может рыдать человек, узнавший о том, что скоро умрёт.
— Я чувствовал, — тихо сказал Млей.
Любочка почему-то всегда верила в земную справедливость; она работала с утра до вечера и добилась в жизни особого положения; она не покладая рук ухаживала за собой: массировала тело, питала лицо — и просто отлично выглядит, так почему же именно сейчас, когда, возможно, она впервые в жизни влюбилась, именно сейчас она должна умереть!
— Как это «чувствовал»? — Она подняла на него свои заплаканные несчастные глаза.
Млей хотел ей всё рассказать, он уже заготовил первую фразу: «Любочка. Я — инопланетянин», — но не стал. Он сел рядом с ней на пол и крепко прижал её к себе.
— Я умру? — спросила Любочка сквозь слёзы.
Млей кивнул
— Я не хочу! Я не хочу умирать! — Она пыталась прижаться к нему всем телом, ей казалось, что она может спрятаться, укрыться в его объятиях — надёжно, от всех, и прожить вот так, тихонечко, без всяких беспокойств и без внешней мишуры. Ей бы так этого хотелось!
— Спаси меня! — попросила она. Млей молчал.
И она снова впилась в него своими бездонными, как горе, глазами.
— Ты любишь меня? Ведь правда, любишь? — прошептала она, и Млей понял, что второй смертный приговор она бы уже не выдержала.
— Люблю, — сказал Млей. И поцеловал ее в мокрый от слез нос.
И Любочка заплакала ещё горше, потому что теперь она теряла на Земле не только свою жизнь, но и свою любовь.