начал срываться.
— Я не могу позволить подданным короля Оттона общаться с его врагами, — медленно произнес Элрих. — Да и почему ты считаешь, что жители Ольденбурга отнесутся к вам лучше, чем лесные бандиты? Они поклоняются старым богам, они могут захватить вас в плен, поработить, опозорить, да еще, чего доброго, затребуют за вас выкуп. Нет. — Лицо чиновника омрачилось. — Я не хочу больше слушать тебя.
— Но ведь монахи ходят туда, — возразил Ниссе, отказываясь примириться с таким приговором. — Если монахи бывают там, почему же нам это запрещается?
— Они святые люди, исполняющие повеления самого Христа, — ответил Элрих. — Они не торчат у прилавков, торгуясь за меру гороха.
— Я тоже никогда не торгуюсь, — заявил Ниссе. — И думаю лишь о грядущей зиме. Прошлую мы прожили впроголодь, а теперь вы привезли нам новых солдат. Их ведь надо чем-то кормить, а все наши силы уходят на рубку леса. И того, что нами посеяно сейчас, совсем недостаточно…
— Все, — оборвал его Элрих. — Здесь не дозволено вступать в споры.
Но Ниссе, в волнении теребя полу своей рубахи, не умолкал.
— Тогда дозвольте нам заключить соглашение с братьями. Пусть берут с собой нашу живность, когда направляются в Ольденбург. Пусть сами сбывают там наших свиней и овечек, взимая за это разумную плату. Тогда в накладе никто не останется — ни монастырь, ни мы, ни король.
Лицо маргерефы совсем потемнело.
— Если я прознаю о чем-нибудь этаком, — сказал он с расстановкой, — провиант, что мы вам привезли, будет отдан в другие деревни.
Брови Ниссе сомкнулись, он вскинул голову, запоздало коснувшись рукой лба.
— Ты поступаешь несправедливо, маргерефа. Вскоре это почувствуют все. И воины, включая твоих, и местные лесорубы.
— Чтобы этого не случилось, зарежь и засоли побольше своих поросят, — посоветовал Элрих. — Кто следующий?
К столу подошли двое мужчин, женам которых хотелось завести пчел. Йенс, старшина одной из команд лесорубов, сказал:
— У нас обоих очень трудолюбивые жены. И они хотят воспользоваться советами иноземца, которого к нам прошлой осенью прибили штормы. То есть держать своих пчел. Он говорит, что знает, как это делать. — Последнее замечание ясно давало понять, что, если пчелы, чего доброго, не приживутся, виноват будет чужак.
Маргерефа Элрих нахмурился.
— Держать своих пчел? — Он опустил голову, уставившись в стол. — Я видел такое. Но то было на юге Франконии, близ границы с Лоррарией.
Чиновник устремил взгляд на красавицу, стоявшую несколько в стороне от остальных женщин крепости и выгодно от них отличавшуюся, во-первых, накидкой из мягчайшего полотна, а во-вторых, очень открытой блузой.
— Что вы скажете, мадам Пентакоста? — обратился он к женщине. — Ведь в поместье вашего батюшки…
Пентакоста позволила себе то, что другим и не снилось, — она прервала маргерефу:
— Меня никогда не учили ходить за скотом… или птицей. Я умею ткать, шить, смешивать краски и могу, если хотите, о том рассказать.
— Но ведь у вас были пчелы, — настаивал на своем маргерефа.
— Разумеется, раз мы всегда ели мед. — Она ослепительно улыбнулась и покосилась на Беренгара. — Спросите у сына Пранца. Возможно, он скажет вам больше, чем я.
Оба соперника — маргерефа Элрих и Беренгар — с явным неудовольствием взглянули друг на друга. Наконец Беренгар пробурчал:
— Я мало что знаю о пчелах.
— В таком случае я должен переговорить с иноземцем, — заявил Элрих и жестом подозвал к себе одного из воинов: — Гален, приведи-ка его ко мне. Скажешь, что я хочу побеседовать с ним.
Бородатый молодой воин отсалютовал ему словно римлянин и поспешил к северной башне.
— Пчел завести бы неплохо, но не в ущерб нашей вере и не отвлекая селян и женщин от их обычных трудов, — произнес Элрих и одобрительно покивал. — А то многие захотят увильнуть от урочных занятий. Женщин вообще не следует баловать, иначе у них рождаются слабые дети. — Он снова хлопнул ладонью по столу. — Какие кто видел приметы и знаки? Что говорят они в отношении пчел?
На вопрос отозвался капитан Амальрик:
— Позвольте мне дать ответ, маргерефа. Я дважды видел рои на деревьях, разросшихся под крепостными стенами. С внешней их стороны, разумеется. Думаю, пчелы дают нам понять, что хотят к людям. Иначе зачем бы они стали роиться так близко от нас?
Маргерефа Элрих обдумал сказанное.
— Ладно. Кто скажет еще?
— На одном из старых дуплистых деревьев висят амулеты, — тихо, но очень четко произнесла Ранегунда. — Их оставляют неразумные люди, чтящие старых богов. Там поселились и пчелы. Очень свирепые. Они искусали меня и Гизельберта по дороге в монастырь Святого Креста. Не знаю, права я или нет, но мне кажется, Христос Непорочный тем самым недвусмысленно указал нам, что эти маленькие создания нуждаются в нашей заботе.
— Пчелы в дуплистом дереве! — воскликнул Эрлих, осеняя себя крестным знамением. — Это и впрямь проделки старых богов. Это они завлекают пчел в свои обиталища. — Он обернулся к монаху. — Что скажешь, брат?
Брат Андах огладил бороду.
— Это весьма убедительный знак. Полагаю, герефа права. Христос Непорочный изъявляет желание избавить пчел от влияния старых богов.
Эти слова вызвали среди собравшихся шепотки, а двое просителей неловко затоптались на месте, смущенные тем, что их незатейливое прошение столь сильно обеспокоило всех.
Спустя мгновение на плацу показался Гален, ведя за собой одетого во все черное человека, и стал протискиваться через толпу, что оказалось нелегким делом, ибо его облепили мальчишки. Вид бравого, пышущего здоровьем солдата приводил их в восторг, и каждому было лестно к нему прикоснуться.
— Иноземец доставлен! — отрапортовал Гален и, вновь по-римски отсалютовав Элриху, отступил к оцеплению.
— Маргерефа Элрих, — учтиво произнес Сент-Герман, касаясь левого плеча правой рукой и слегка наклоняя голову. — Чем я могу быть вам полезен?
Утро для маргерефы выдалось трудным, и его невольно снедало желание излить свое раздражение на того, кто стоял перед ним. Но он не сумел найти ничего предосудительного в безукоризненном поведении чужака и потому лишь нахмурился.
— Эти люди говорят, что вы знаете, как завести в хозяйстве пчел. В Лоррарии это делают. Вы там бывали?
Сент-Герман легкой улыбкой выразил свое сожаление.
— Нет. Но мне известно, как это делают римляне и византийцы. Их способы хороши и довольно просты.
— И каковы же они? — с искренним любопытством спросил маргерефа.
— Римляне, например, отыскав диких пчел, строят им улей неподалеку от места их обитания и постепенно передвигают его ближе к своим поместьям. Ульи, словно печи для выпечки хлеба, снабжены выдвижными подносами, позволяющими извлекать из них мед, не слишком беспокоя тех, кто его производит. — Он взглянул на Йенса. — Жена этого человека ходит в лес за медом и понимает повадки пчел. Но теперь все вылазки в лес связаны с большим риском.
— Это верно, — ворчливо сказал маргерефа и еще раз внимательно оглядел обоих просителей. — Что ваши жены? Они ткут и шьют?
— Да, — подтвердили те в один голос.
