— Во имя вечной жизни.
— И крови, — откликнулся Сент-Герман.
Но сын Пранца уже прошел в зал. Зато слуга его, Ингвальт, остановился, с неодобрением глядя на чужака.
— Почему вы не на коленях?
— Я не исповедую вашу религию, — спокойно ответил Сент-Герман. — Христа Непорочного оскорбило бы мое участие в мессе. Так же как и всех верующих христиан.
Мрачный взгляд Ингвальта не смягчился.
— Вам не следует здесь находиться.
— Вероятно, вы правы, — сказал Сент-Герман, намереваясь откланяться, но Ингвальт не унимался.
— И с какой стати вы вообще тут оказались? — с подозрением спросил он.
— Мне любопытно было взглянуть, как идет служба, — объяснил Сент-Герман. — Меня с давних пор чарует ее красота.
Он и впрямь не уставал восхищаться торжественным строем христианских обрядов. Правда, с течением лет они все усложнялись, теряя сходство с первоначальными, и этот процесс весьма его беспокоил.
— Вы говорите одно, но на уме у вас может быть и другое, — упорствовал Ингвальт.
— Может, — согласился Сент-Герман. — Но ничего подобного нет. Я просто хотел взглянуть на обряд, вот и все. Это ведь не возбраняется, а?
— Только не в вашем случае, — гнул свое слуга сына Пранца. — Вы чужеземец, и ваше присутствие здесь неуместно.
Сент-Герман покачал головой.
— Я нахожусь здесь лишь потому, что за меня не выплачен выкуп. Это известно всем, как, надеюсь, и вам.
— Известно. Но я отвечаю за безопасность хозяина и потому постоянно за вами слежу, — холодно заявил Ингвальт.
— Ваш хозяин может не опасаться меня, — возразил Сент-Герман.
— Лишь потому, что я всегда начеку, — парировал Ингвальт. — Пусть герефа благоволит к вам, но я не столь легковерен. И хорошо разбираюсь в приметах и знаках, а они говорят против вас.
— Вы, вероятно, изучаете их? — спросил с плохо скрытой иронией Сент-Герман.
Ингвальт перекрестился.
— Оставьте свои иноземные штучки. Вы хотите меня околпачить, но я не столь глуп, чтобы что- нибудь изучать. От учения ум только портится, а на душе становится неспокойно. Если человек познает слишком многое, он теряет способность подмечать то, что знакомо ему с малых лет, и бредет по жизни словно на ощупь. А потому всей наградой за бесполезные усилия разума является лишь одно: слепота.
— Слепота, — повторил Сент-Герман. — Вы в этом уверены?
— Столь же твердо, сколь и в ваших дьявольских умыслах, — сказал слуга и, резко повернувшись, вошел в общий зал.
Сент-Герман усмехнулся и направился в сторону солдатских казарм. Враждебность Ингвальта ничуть не удивила его, разве что тот осмелился выказать ее слишком уж откровенно. Какое-то время ему были слышны наставления брата Эрхбога, утверждавшего, что каждому вкусившему хлебец дано приобщиться к чистоте Спасителя. Они приобщатся, затем выпьют вина, после чего некоторым, безусловно, начнет что- нибудь чудиться. Он усмехнулся еще раз.
На плацу толклись дети. За ними присматривали Геновефа с Винольдой. Геновефа была нездорово красна. Один бутуз из ее подопечных ударил соседнего мальчугана, и они оба упали, немилосердно тузя друг друга.
Винольда среагировала мгновенно и грозным окриком велела всей остальной ребятне не двигаться с места, иначе драка двоих могла превратиться в общую свалку. Геновефа, ахнув, наклонилась к дерущимся, но ей тут же заехали ногой в лоб.
Сент-Герман был удачливее ее: он в один миг растащил противников в стороны, а одного даже поднял за шиворот и легонько встряхнул. Потерявший опору малыш обиженно разрыдался, второй попытался вывернуться и затих.
Геновефа отерла лицо и глянула на ладонь.
— Мой нос, — прошептала она. — Он кровоточит.
— Боги-заступники! Только не это! — Винольда расстроенно передернулась. — Ох, Геновефа! Опять?
Сент-Герман оглядел присмиревших в его руках драчунов.
— Ну? — строго спросил он. — Надеюсь, подобное не повторится?
— Нет, — сказал тот, что не плакал.
— Хорошо. Ты можешь идти.
Сент-Герман слегка подтолкнул мальчугана, и тот тут же спрятался за юбки Винольды.
— А ты, — обратился чужеземец ко второму, — утри слезы. Ты утомился. Пришла пора отдохнуть.
Мальчик кивнул, а когда его отпустили, лягнул обидчика в бок и удрал.
Сент-Герман покачал головой и повернулся к горничной Пентакосты.
— Такое случалось и раньше? — спросил он.
Геновефа, расширив глаза, глядела на кровь, которой в ее горсти набиралось все больше.
— Да, — прошептала она. — Но не часто, только иногда, в такую жару, как сегодня. Это дурной знак, предвещающий смерть.
— Почему же? — спросил Сент-Герман. — Вполне вероятно, что в округе кто-нибудь и скончается, но явно не из-за вашего недомогания. Ему ведь подвержены многие.
— Кровь, идущая из головы, говорит лишь одно, — с отрешенным спокойствием произнесла Геновефа. — Это предупреждение для кого-то, возможно и для меня.
Она снова всмотрелась в свою ладонь, затем взглянула на чужеземца.
— Откуда вам знать? — спросил тот. — У кровотечений причины имеются, их достаточно много, однако неприятности от них грозят лишь тем, у кого они приключаются, а не кому-то еще.
Геновефа боязливо огляделась вокруг.
— Кто-то из жителей крепости умрет не своей смертью еще до наступления полнолуния.
Сент-Герман понял, что спор бесполезен.
— В таком случае, не лучше ли поскорее остановить кровотечение? — спросил он.
— У меня есть подходящие травы, — сказала Винольда. — Но дома. Я могла бы за ними сходить.
— Вам нужно присматривать за детьми, — возразил Сент-Герман. — Позвольте мне помочь вашей подруге. У меня есть хорошее снадобье, оно действует быстро. Заверяю, я не причиню ей вреда.
Глаза Геновефы совсем округлились.
— Нет-нет, со мной все в порядке, — запротестовала она. — И потом, я должна быть здесь, а не где-то.
— Совсем напротив, — увещевающим тоном произнес Сент-Герман. — Вам не следует тут оставаться. Чтобы не пугать видом крови детей. — Он взглянул на Винольду: — Скажите ей, что так будет лучше.
Та, поколебавшись, кивнула.
— Так, пожалуй, и впрямь будет лучше.
— Вот и славно, — сказал Сент-Герман. — Пойдемте со мной, Геновефа. Винольда согласна одна приглядеть за детьми. Позвольте мне помочь вам хотя бы из уважения к вашей герефе.
Он попытался взять Геновефу под локоть, но та отпрянула в сторону и сама побрела к северной башне, прижимая руки к лицу. Сквозь плотно сжатые пальцы ее продолжала сочиться кровь.
Оказавшись в лаборатории, Сент-Герман плеснул в миску воды, потом влил туда же несколько капель настойки и протянул недужной смоченный в этом растворе лоскут.
— Перво-наперво оботрите лицо, — посоветовал он. — Иначе испачкаете одежду.
Геновефа покорно последовала совету.
