И она не замедлила с ним:
— Потому что я здесь герефа.
Письмо Ротигера из Рима к Этте Оливии Клеменс в Авлон. Доставлено адресату через тридцать четыре дня после отправки.
«Достойнейшей римлянке Этте Оливии Клеменс шлет из Рима свои приветствия небезызвестный ей Ротигер.
Хочу сообщить, что я наконец получил известие от моего господина. Он находится в северо- восточной части Саксонии, на берегу Балтийского моря, в крепости под названием Лиосан. Он здоров, но его следует выкупить, а посему через неделю-другую я намереваюсь отправиться в путь.
Я нанял вооруженное сопровождение и крепко надеюсь, что к тому времени, когда мы доберемся до Альп, оба перевала будут открыты, и позволят нам перебраться в Баварию или Франконию, где, говорят, обстановка не очень-то хороша. Люди, нанятые мною для охраны, считают, что путешествие только в одну сторону займет у нас месяца два, а возможно, и более — в зависимости от дорожных условий, в которые входят и стычки с грабителями, каковых в Германии развелось очень много, с тех пор как мадьяры разграбили Бремен и толпы оставшихся без крова людей разбрелись по всему королевству. К тому же Бавария и Франкония никак не могут ужиться с подмявшим их под себя королем, и потому там неспокойно. Но я полагаю, что борцам против Оттона покажется неуместным расходовать свои стрелы на проезжающих по своим делам инородцев и что несколько золотых монет расчистят нам путь.
Не беспокойтесь, я, конечно же, захвачу с собой и несколько сундуков с карпатской землей, и необходимое количество денег. Хозяин также просил меня привезти туда и его красный римский сундук, ибо саксонцев поразила та же болезнь, что свирепствует и во Франции, гнездящаяся в неудачно созревшем зерне.
Если по дороге не возникнет каких-либо препятствий, граф, надо думать, к концу июля появится в Риме, который варвары все не хотят оставить в покое. От их рьяности ваша вилла несколько пострадала, но она непременно будет восстановлена и расширена. Во время моего отсутствия за ней, равно как и за виллой моего господина, приглядит Марций, мажордом. Ему даны все необходимые распоряжения.
Примите заверения в вечной преданности.
ГЛАВА 7
И седок, и мул истекали кровью. Первый попробовал спешиться — и повалился на землю. Бархин- сапожник и Удо-кровельщик быстро закрыли ворота, затем Удо кинулся к мулу, а Бархин — к монаху, чтобы помочь тому встать.
— Банды разбойников, — задыхаясь, с трудом выговорил монах. — Диких, голодных. — Он огляделся. — Где я нахожусь?
— В деревне близ крепости Лиосан, — сказал Удо. — Здесь вы в безопасности.
Он быстрым взглядом окинул мула и понял, что животное навсегда охромело. Хромой мул хуже, чем просто обуза, но решать, что с ним делать, надлежало хозяину, а не ему.
Монаху понадобилось время, чтобы осмыслить услышанное, потом он, держась за бок и глухо постанывая, спросил:
— А далеко ли… до монастыря Святого Креста?
— Полдня верховой езды на юго-запад, — ответил Бархин, с ужасом глядя на свои руки: они были в крови. — Но вы пока что не в том состоянии, чтобы…
Монах слабо отмахнулся, словно пытаясь оттолкнуть Бархина, затем покачнулся; лицо его исказила гримаса.
— Клянусь, я… я должен… Банды придут… на то были знаки. — Он привалился к сапожнику. — Две дохлые крысы под распятием. Я должен предостеречь их.
— Вы ранены, — сказал Бархин. — Кто-нибудь сделает это за вас.
Он посмотрел на крепость.
— Нет-нет, Христос Непорочный поможет. — Монах осенил себя крестным знамением. — Их надо предостеречь. Мужчины… — Он оступился опять и едва не упал. — Предупредить… Их надо предупредить…
Он задыхался.
Навстречу им шел Орманрих, окруженный толпой селян. Увидев кровь, он жестом велел всем остановиться.
— Что здесь происходит? Кто он такой?
— Мы не знаем, — ответил Удо. — Он только что въехал в ворота. Ему досталось. Взгляни. — Он указал на мула. — И бедной животине тоже. Задняя нога совсем искалечена.
— Думаю, ему нужно добраться до наших соседей, — сказал Бархин, подпирая раненого плечом. — Я так его понял.
— А откуда он сам? — спросил Орманрих.
— Он не сказал, — буркнул Бархин.
— Они голодны, — прошептал монах. — Они хотели съесть мула.
Он снова перекрестился.
— Кто — они? — встревожился Орманрих и поглядел на ворота.
Монах несколько раз напряженно моргнул.
— Люди из Бремена. Их город разрушен. Они остались без крова, без пищи. — Он тяжело задышал. — Мой бок…
Орманрих вытаращил глаза.
— Бремен разрушен? Это огромный город, там сто десятков домов. Кто разрушил его?
Хотя Орманриху не доводилось бывать в саксонских прославленных городах, он знал о них и гордился ими, как и каждый саксонец. То, что такой город исчез с лица земли, было немыслимо, и в душе старосты вспыхнуло подозрение.
— Люди с востока, — пробормотал монах, пытаясь приложить руку к тому месту, где болело сильнее всего. Он уже плохо видел.
— Маргерефа упоминал, что в Бремене что-то произошло, — напомнил старосте Удо. — Еще до суда над шлюхой.
— Он сказал, что король выиграл битву, — добавил Кередит-кожемяка.
— Но не говорил, что город разрушили, — возразил Орманрих. — В великих городах случаются неприятности, но горожане с ними справляются.
Он перекрестился.
— Люди спаслись, — сказал монах, кашлянув кровью, — но они теперь сами опасны.
Бархин едва не выпустил раненого из рук, увидев в краешках его рта кровавую пену.
— Это смерть! — вскричал он.
— Он монах, — напомнил сапожнику Орманрих. — Мы должны позаботиться о нем, иначе Христос Непорочный проклянет нас. Несите его к герефе.
— Она решит, что надо делать, — подхватил Удо, обрадованный, что ответственность ляжет на кого-то другого.
Орманрих кивнул Кередиту.
— Помоги Бархину. А ты, — повернулся он к Удо, — отведешь в крепость мула.
— Он едва тянет ноги, — предостерег Удо, но натянул поводья. — Если мул падет, я буду не виноват.
