известно, что ответственный за состояние нашего мира бессовестно пренебрегает своими обязанностями. Это что-нибудь меняет? Меняет ли это нашу жизнь на земле? Я утверждаю, что в случае с миром, равно как и в случае с «Императрицей Александрой», мы загнаны в тиски сложившихся обстоятельств, а потому необратимые, непостижимые события, которые ввергли нас в нынешнее состояние, не просто становятся менее существенными — они вообще перестают что-либо значить.
Изабелла потребовала объяснений, кто именно несет ответственность за этот мир, — если мистер Синклер имеет в виду Господа, пусть прямо так и скажет. Но если ответственны сами люди, то им никогда не поздно признать свои ошибки и перемениться. Я невольно покосилась на священника в полной уверенности, что он сейчас выскажется, но тот угрюмо смотрел поверх планшира, оставляя свои соображения при себе. Вместо него заговорил Харди:
— Все зависит от того, попадется ли нам когда-нибудь этот бездельник. А коли призовет меня к себе сам Создатель, уж я-то порасскажу, что творится на этой проклятой земле.
День шестой
Поначалу Харди был для нас едва ли не оракулом. Говорил он скупо и зачастую невнятно, а потому, даже когда не оправдались его первые предсказания (спасение все не приходило, а ясная погода держалась день за днем), мы не видели оснований для тревоги. Впрочем, кое-кто стал требовать уточнений: «Ветер сейчас западный или юго-западный? Это хорошо или плохо?», или «Красный рассвет — это к чему?», или «О чем говорит желтовато-розовое свечение вокруг Луны?»
— Это к перемене погоды, — отвечал Харди; в самом деле, на шестые сутки голубое небо скрыли рваные тучи, сквозь которые лишь изредка проглядывало недовольное солнце.
Ночной штиль сменился ветром, который будоражил морскую поверхность, резко менявшую цвет, если на нее падали солнечные лучи. Изумрудный блеск и мерцание кобальта отступали перед совсем другими красками, не голубоватыми, не серыми, а просто бездонно-темными. Барашки небольших волн падали в шлюпку через планшир, и мистеру Харди пришлось вытащить из-под своего сиденья жестяные кружки, чтобы поставить вычерпывать воду еще двоих, невзирая на предупреждения мистера Нильссона, что в питьевую воду из-за этого будет попадать соль. Он заставил всех назубок выучить расписание дежурств: воду теперь могли вычерпывать пять человек, четверо следили, не появится ли на горизонте какое-нибудь судно, еще двое были поставлены наблюдать за той шлюпкой, что оставалась в пределах видимости, а на веслах предписывалось сидеть по четыре человека одновременно, чтобы удерживать нос шлюпки строго навстречу волнам, которые грозили нас опрокинуть. Шестерке женщин надлежало высматривать в воде рыбу, но волнистая рябь сводила все наши усилия на нет. Вдруг, ко всеобщему изумлению, Джоан вскричала: «Вижу!» — но это оказалась рыбина, пойманная мистером Харди: он подвесил ее за бортом, опустив для сохранности в холодную воду. Каждый час полковник командовал: «Время!» — и мы либо брались за другое дело, либо отдыхали на своих местах, либо уходили по двое, по трое в носовую часть, чтобы прикорнуть на отсыревших одеялах, даром что укутанных брезентом. Мистер Харди умело справлялся с нормированием припасов, хотя порция воды была безжалостно уменьшена, а к рыбе добавлялась уже не целая галета, а кусочек на один укус. Священнику было поручено дважды в день читать молитву, и в тот вечер Харди поднял вторую рыбину над головой, чтобы получить благословение Небес.
В тот день Ханна пребывала в дурном расположении духа. Она пребольно пнула Мэри-Энн, посчитав, что та поставила ногу на территорию, которую Ханна считала своей, из-за чего Мэри-Энн тихонько заплакала, закрываясь рукавом; а во время завтрака Ханна возмутилась:
— С какой стати мы должны голодать, если нас вот-вот спасут?
Наверное, мистера Харди так или иначе объявили бы виновником нашего истощения и всех прочих мытарств, но мне показалось, что Ханна преследовала свои личные цели. Она исподволь пыталась разжечь недовольство в остальных: я заметила, как она, еле скрывая мрачную усмешку, кивнула миссис Грант, когда другие пассажиры стали эхом роптать вслед за ней. Я и сама, глядя на рыбу и бочонки с водой, недоумевала, зачем Харди так скряжничает.
Невзирая на запрет пересаживаться без разрешения, Ханна сказала, не понижая голоса:
— Ладно, Мэри-Энн, хватит сырость разводить. Давай-ка поменяемся местами, — и втиснулась рядом с миссис Грант, бесцеремонно вытеснив Мэри-Энн, которая взглядом стала искать защиты у Харди; но Ханна взглянула на него с открытым вызовом, и он смолчал.
Думаю, в ту минуту Харди лишился в наших глазах доли своего авторитета. Ему нужно было немедленно заставить Ханну вернуться на свое место, но тогда он этого не сделал, а потом было уже поздно.
Не найдя поддержки, Мэри-Энн не смогла противостоять напору Ханны и в конце концов пересела на свободное место у борта, так что мистер Престон оказался между мною и Мэри-Энн. Ханна склонила голову к миссис Грант, и к концу дня роптало уже большинство, хотя впрямую никто не высказывался.
В течение дня ветер постепенно усиливался, и как раз в тот момент, когда Ханна и еще две женщины встали со своих мест и направились к Харди с требованием увеличить обеденный паек, на шлюпку налетела большая волна и, окатив с ног до головы сидящих по левому борту, смыла одну из спутниц Ханны в море. Сама Ханна вовремя вцепилась в крупную, немногословную миссис Хьюитт, которая, взвизгнув, рухнула на дно шлюпки. Я слышала, как кто-то выкрикнул имя Ребекки Фрост, горничной с «Императрицы Александры»: до этого она незаметно сидела у кормы. Хотя мы с Ребеккой за все время не сказали и двух слов, я видела, с каким обожанием она смотрела на Ханну, а Ханна улыбалась ей в ответ; но сейчас Ребекка молотила руками по воде в кильватере шлюпки, пока ее не накрыло волной. Следующая волна обрушилась ей на голову, но она опять вынырнула из черной воды; не могу забыть ее молящий взгляд, устремленный, как мне казалось, прямо на меня.
— Сделайте что-нибудь! — завопила я.
Впоследствии Ханна под присягой заявила, что только они с миссис Маккейн призывали Харди к действию, а я лишь праздно наблюдала со стороны, из чего следует, что Ханна не настолько хорошо осознавала происходящее, как пыталась представить.
Мистер Харди стоял на корме. Слабые солнечные лучи окрашивали тучи за его спиной мертвенным синевато-багровым цветом. Голова Ребекки лишь наполовину виднелась из темной воды. Пряди волос ползали по ее лицу, как черные змеи, а белые руки с мольбой хватали воздух.
— Всем сидеть! — рявкнул Харди, и Ханна после своей оплошности послушно села, в кои веки прикусив язык, а я кричала:
— Неужели никто не поможет?
Двое мужчин, поднявшись со своих мест, пытались добросить до Ребекки спасательный круг. Шлюпка сильно раскачивалась из-за неравномерного распределения веса, и с каждым их движением через борт переливалась вода.
— Вычерпывать воду! — кричал Харди. — Кто поставлен вычерпывать? Нечего глазеть, а ну — за работу! — И он выхватил спасательный круг.
— Она вот там! — закричала миссис Грант и указала на Ребекку, которая неистово размахивала руками и захлебывалась, тщетно пытаясь что-то сказать.
Ее платье надулось колоколом, чепец облепил голову, и, хотя спасательный жилет удерживал ее на поверхности, волны то и дело захлестывали ее с головой, а течение относило все дальше от шлюпки. Лицо Ребекки выражало скорее удивление, чем страх, и мне слышался ее почти вежливый зов: «Сюда, мистер Харди, я здесь». Она не сомневалась, что будет спасена, и все мы пока еще были в этом уверены. Море бурлило, как никогда прежде, и уровень воды в шлюпке поднимался. Харди призывал дежурных вернуться к работе, но драгоценные мгновения уходили, поскольку все либо наблюдали за Ребеккой, либо отчаянно старались удержаться на скамьях во время килевой качки, и тогда до моего сознания стало доходить, что спасение Ребекки никак нельзя считать решенным делом.
Казалось, прошла целая вечность, пока Харди не приказал гребцам направить к ней шлюпку, и, когда он выловил Ребекку из воды, я не почувствовала, что на моих глазах свершился подвиг. От Харди по-
