— Понятно, — уже заинтересованно ответил я. — Итак, ты был рядом все это время. Может, были еще и другие? — спросил я и подумал, стоило ли это делать; порой, если действительно хочешь узнать ответ, лучше спросить самого себя, прежде чем задавать вопрос кому-то другому.
Он остановился, обернулся и посмотрел прямо на меня, точнее, вверх на меня — из-за крутого склона, на котором мы находились. Он поправил свою шляпу, причем его улыбка становилась все шире. Я же к этому времени решил, что совсем не хочу услышать ответа. Он направил на меня палец:
— Ты являешься постоянным и нескончаемым развлечением для всей нашей компании, которая довольно часто обновляется из-за того, что мы нередко захохатываемся вусмерть! — произнеся это, он расхохотался и повернулся по направлению движения, чуть было не опрокинувшись, — но все-таки не опрокинувшись.
Стой я ближе, непременно помог бы ему опрокинуться! Ступни моих ног чесались — так им хотелось войти в контакт с чем-либо.
— Очень смешно! Твое время может прийти быстрее, чем ты думаешь, — пригрозил я, и мы продолжили спуск в долину. Туман сильно сгустился, а воздух был наполнен свежестью и запахами моря, леса, росы и тумана — все это было собрано в один букет, в суп из ароматов, который вы воспринимаете, когда идете сквозь него.
Добравшись, наконец, до дна, мы остановились, восхищенные стоящей здесь тишиной. Туман был настолько густым, что можно было разглядеть висящие в нем капельки воды. Грунт под ногами был таким мягким, таким богатым, что почти что хотелось выкопать в нем яму и как следует вываляться в ней. Чем как раз и занимался Руди со всей радостью, на которую он был способен.
— Так что же ты хотел мне показать? — спросил я, разрушая тишину.
Он знаком указал направление и вперевалку пошел по узкой оленьей тропе, вьющейся между крупными деревьями, возрастом, по крайней мере, лет в сто-двести.
— Ты здесь не столько для того, чтобы что-то увидеть, сколько для того, чтобы вспомнить, как следовать тому, что тебе радостно.
— Понятно, — ответил я, идя за ним.
«Очевидно, легче выдавить сок из засохшего лимона, чем получить ответ от толстозадого лепрекона», — думал я, увертываясь от распрямляющейся ветки, при этом цепляясь ногой за корень, чего как раз хватило, чтобы оказаться лицом прямо на покрытой сухими листьями земле. Тут же примчался Руди — не затем, чтобы убедиться, в порядке ли я, а оттого, что решил, что начинается новая игра, и мне надо сообщить, что он тоже готов в ней участвовать. Еще не разобравшись в сути новой игры, он решил импровизировать и забросать меня листьями.
Поднявшись с земли и отрусив себя, я обнаружил, что мой приятель лепрекон удобно сидит на небольшом выступе скальной породы.
— Удивительно, — вслух заметил я, присаживаясь рядом, — я живу на этом острове, но уже давно сам так не гуляю. Чем же, черт возьми, я так сильно занят? — задал я вопрос самому себе.
— А что, если бы ты был пиратом, ищущим клад, а клад — это делать то, что приносит радость? — поинтересовался мой приятель-лепрекон.
— О, было бы очень интересно! — ответил я. — Вот в чем проблема — всю жизнь я к чему-то стремился, вкладывая в это всю свою энергию до такой степени, что сейчас, когда не знаю, за какое следующее дело взяться, то мне даже не понятно, кто же я такой.
— Что я хочу делать? — громко спросил я и, сняв куртку, положил ее на камень, на котором сидел, чтобы не дать влаге сделать меня еще мокрее. Приятель-лепрекон не произнес ничего. — Хм, похоже, я знаю, что мне нравится: я хочу быть страстно увлеченным чем-то радостным! Пока что я лучше знаю, чего не хочу, чем чего хочу. Я предлагаю другим следовать тому, что радостно и увлекательно, — но как же найти то, что будет радостно? Как мне самому найти то, что будет радостно?
Я глубокомысленно наклонился вперед и продолжал бормотать:
— Что же мне теперь делать со своей жизнью? Порой кажется, что знаю это, но в то же время присутствует неуверенность.
Я перевел взгляд на место, где только что сидел лепрекон, но его там не оказалось. Не сомневаясь, что уж Руди-то не выпустит лепрекона из поля зрения, я проследил за его взглядом, и точно — невдалеке, справа за моей спиной, из небольшой норы между валунами показалась знакомая пара башмаков. За башмаками и ногами последовал толстый зад, а за ним — оставшиеся части тела лепрекона. Можно было заметить, что он запихал что-то в рот, стараясь не показать, что нашел что-то, — очевидно, лепреконы не очень-то любят делиться.
— Ты что-то сказал, приятель? — спросил он, не поворачиваясь ко мне лицом.
Глядя на него и не собираясь моргать, я направился прямо к лепрекону, зная, что он прячет что-то в своих толстых пальчиках. Но как только он оказался в пределах досягаемости, то сразу же выкинул трюк: сунул ладонь почти что мне в лицо, к чему я не был готов, и спросил:
— Не это ли ты ищешь? — А сам сделал что-то вроде двойного сальто с разворотом и скрылся. Ну что ж, погоня так погоня! Я хочу добыть то, что у него в руках, — даже не зная, что это! Руди тотчас же вскочил, показывая, что он тоже хочет участвовать в игре, — даже еще не зная, за кем именно надо гнаться. Но раз это весело, то он готов!
Как для невысокого лепрекона, он чрезвычайно быстро бегал вокруг деревьев, прыгал через кусты и ловко лазил под ними взад-вперед. Так мы и носились в течение какого-то времени. Периодически я останавливался перевести дыхание и осмотреться, а затем с новыми силами бросался в погоню, но у лепрекона было припасено достаточно хитрых приемов, и время от времени он даже останавливался подразнить меня. Я перепробовал все трюки, чтобы поймать его, но ничто не помогло. Наконец, смирившись, я лег прямо на землю, так как к этому времени моя окраска с головы до ног уже полностью соответствовала окружающей среде.
Лежа на земле рядом с валуном, я тяжело дышал, стараясь нормализовать дыхание. Лепрекон бросил мне то, что держал в кулаке, и присел, опершись спиной на старое поваленное дерево, — все еще гордый показанной скоростью и проворством.
Я поймал брошенную им вещь, похожую на шарик из кореньев. Осмотрев, я положил его в рот, немного пожевал, как делаю со всей пищей, и проглотил. Смешайте вместе коренья, порошок какао, живицу, сухие листья и т. д. — получите что-то подобное.
Не думаю, что эта смесь пользовалась бы коммерческим успехом на рынке. Я решил ничего не говорить лепрекону — еще и оттого, как он на меня посмотрел, когда я положил его корешки в рот, — его мимика как будто говорила: «Неужели ты это съешь?!»
— Теперь сам видишь, как, с твоей помощью, мы не перестаем держаться за животы от смеха! — произнес он.
— Очень мило, — ответил я и погрузился в тишину своих шумных мыслей.
Через некоторое время я нарушил лесную тишину словами:
— Так что же, все-таки, мне делать со своей жизнью?
Руди поднял голову посмотреть, что случилось, и снова растянулся на земле, успокоенный тем, что не пропускает какой-нибудь новой интересной игры.
— Каждый раз, когда я нахожу что-то, чем мне нравится заниматься, это дело как будто превращается в свою неинтересную противоположность. Существует так много занятий, которые могли бы быть интересны, но, в то же время, что-то меня останавливает — хотя занятия, казалось бы, неплохие, — произнес я, снова ощущая разочарование.
— Так чего ты хочешь? — спросил он расслабленно.
— Хочу заниматься чем-то увлекательным, создавать, добиваться… Чего-то, чем никак не насытишься. Ждать прихода утра, чтобы скорее заняться этим радостным делом, от которого поет сердце. Все равно, что это будет, пусть даже не одно дело, — главное, чтобы оно трогало душу. Пускай даже работа — но такая, чтобы я с нетерпением ждал ее начала! Дело, приносящее удовлетворение, позволяющее оставаться самим собой, предоставляющее возможность расти и расширяться, трогающее сердце, приносящее радость и возбуждающее интерес, ведущее по пути к другим радостным делам, интересным вызовам и многообещающим занятиям.
Едва останавливаясь, чтобы вдохнуть воздуха, я продолжал:
