вещей охватывает трепет.
— Идиотские правила. Если бы мы использовали магию как оружие, а не просто для всякой ерунды, стригои не убивали бы столь многих из нас.
— Ошибаешься, — решительно заявила она. — Магия — дар. Миролюбивый дар.
— Ну да, так говорят. Ты повторяешь лозунги, которыми нас пичкают всю жизнь. — Он встал и зашагал по ограниченному пространству чердака. — Так было не всегда, знаешь ли. Раньше мы тоже сражались рука об руку со стражами — столетия назад. Но потом посчитали, что безопаснее скрываться. И забыли заклинания нападения.
— Откуда же ты его узнал?
Он криво улыбнулся.
— Не все забыли.
— Твоя семья? Типа, твои родители?
Улыбка исчезла.
— Тебе ничего не известно о моих родителях.
Его лицо омрачилось, во взгляде появилось упрямое выражение. Может, большинство людей сильно опасались его, но по мере того, как Лисса вглядывалась — с восхищением — в его лицо, он внезапно стал казаться ей очень, очень ранимым.
— Ты прав, а я нет, — негромко произнесла она спустя некоторое время. — Извини.
Во второй раз за эту встречу Кристиан выглядел ошеломленным. Скорее всего, уже сто лет никто не извинялся перед ним. Черт, уже сто лет никто вообще не разговаривал с ним. И уж точно никто никогда не прислушивался к его словам. Однако он быстро оправился и обрел свою обычную самоуверенность.
— Забудь.
Неожиданно он остановился и опустился перед ней на колени, чтобы их глаза оказались на одном уровне. Ощущение, что он совсем рядом, заставило ее затаить дыхание. Угрожающая улыбка изогнула его губы.
— И если честно, я не въезжаю, почему из всех людей именно ты так возмутилась, что я использовал запретную магию.
— Я из всех людей? Что ты имеешь в виду?
— Можешь изображать невинность, если угодно — и у тебя это очень хорошо получается — но я-то знаю правду.
— Какую правду?
Она испытывала беспокойство и не могла скрыть этого ни от меня, ни от Кристиана. Он наклонился еще ближе к ней.
— Что ты используешь принуждение. Все время.
— Нет! — тут же воскликнула она.
— Конечно да. Я ночами не спал, пытаясь вычислить, как это вам удалось вырваться отсюда и поступить в среднюю школу без того, чтобы там не пожелали встретиться с вашими родителями. И наконец понял. Ты использовала принуждение.
— Это просто твои догадки, а доказательств у тебя нет.
— Я получил все требуемые доказательства, наблюдая за тобой.
— Ты наблюдал за мной… шпионил за мной… чтобы получить доказательства, будто я использую принуждение?
— Нет. На самом деле я наблюдал за тобой потому, что мне это нравится. Открытие насчет принуждения — просто бонус. Я видел, как однажды ты использовала его, чтобы получить отсрочку на задание по математике. И ты использовала его на госпоже Кармак, когда она хотела заставить тебя пройти дополнительное тестирование.
— Почему ты решил, что это принуждение? Может, я просто умею убеждать людей.
В ее голосе прозвучали вызывающие нотки вполне понятные учитывая ее страх и гнев. Вот только при этом она резким движением отбросила волосы назад, что — если я не ошибаюсь — можно расценивать как кокетство. А я не ошибаюсь… Внезапно я утратила уверенность.
Что-то в его взгляде подсказало мне, что он заметил это встряхивание волосами — как всегда замечал все, что касалось ее.
— На лицах людей появляется такое тупое выражение, когда ты говоришь с ними, — продолжал он. И не простых людей — ты способна проделывать это с мороями. Наверняка и с дампирами тоже. Вот оно, безумие. Я даже понятия не имел, что такое возможно. В некотором роде ты — суперзвезда. Порочная, злоупотребляющая принуждением суперзвезда.
Это звучало как оскорбление, но его тон и весь облик, как и у нее, несли в себе оттенок кокетства.
Лисса не знала, что сказать. Он был прав. Все, что он говорил соответствовало действительности. Именно ее способность к принуждению позволила нам обманывать власти и существовать в человеческом мире, не прибегая к помощи взрослых. И она же обеспечила нам возможность убедить банк разрешить Лиссе залезть в свое наследство.
И принуждение считалось в точности таким же дурным делом, как использование магии в качестве оружия. Почему нет? Это и есть оружие. Чрезвычайно могущественное, которым очень легко можно злоупотребить. Детям-мороям с пеленок вдалбливают, что принуждение — это очень, очень плохо. Никогда не учат использовать его, хотя технически все морои обладают такой способностью. Лисса просто случайно наткнулась на него — и влезла достаточно глубоко, — и, как верно заметил Кристиан, она могла воздействовать и на мороев, и на людей, и на дампиров.
— И что ты теперь собираешься делать? — спросила она. — Выдать меня?
Он покачал головой и улыбнулся.
— Нет. Думаю, это клево.
Она смотрела на него широко распахнутыми глазами, с бешено колотящимся сердцем. Что-то в изгибе его губ не давало ей покоя.
— Роза думает, что ты опасен, — нервно выпалила она. — Она думает, может, это ты убил лису.
Не могу сказать, какие чувства я испытала, когда дошла очередь и до меня в этом странном разговоре. Некоторые люди опасаются меня. Может, и он тоже. Однако, очевидно, это было не так, судя по ноткам веселости в его голосе, когда он снова заговорил:
— Люди считают меня эмоционально неустойчивым, но, уверяю тебя, Роза в десять раз хуже. Конечно, этот факт удерживает людей от того, чтобы донимать тебя, так что я полностью «за». — Сидя на пятках, он отклонился назад, разорвав их почти интимную близость. — И черт меня побери, я не делал этого. Выясни, кто… и то, что случилось с Ральфом, покажется цветочками.
Это смелое предложение отомстить за нее не совсем разубедило Лиссу, но вызвало у нее внутреннюю дрожь.
— Не хочу, чтобы ты делал такие вещи. И я понятия не имею, кто виноват.
Он снова наклонился к ней и взял ее за запястья. Начал говорить что-то, но тут же замолчал, удивленно глядя вниз и проводя пальцами по слабым, еле заметным шрамам. Когда он снова посмотрел на Лиссу, на его лице возникло странное — для него выражение доброжелательности.
— Может, ты и не знаешь, кто виноват, но что-то тебе известно. Что-то, о чем ты умалчиваешь.
Она смотрела на него, охваченная бурей эмоций.
— Тебе не обязательно знать все мои секреты.
Он снова перевел взгляд на ее запястья, отпустил их, и обычная холодная улыбка вернулась на его лицо.
— Нет. Полагаю, что нет.
Чувство мира и спокойствия снизошло на нее — чувство, которое, как мне казалось, только одна я могу ей дать. Вернувшись в свою голову и свою комнату, я обнаружила, что сижу на полу, глядя на учебник математики. По причинам, которые недоступны моему пониманию, я захлоннула книгу и швырнула ее об стену.
Остальную часть вечера я провела в раздумьях — до тех пор, пока, как предполагалось, мы должны
