доносились до слуха Бориса отдельные слова: голос Орлова, слегка хрипловатый, но глубокий и сильный, звучал громче, чем голос Васина:
— Пришлось покопаться… Архивы дивизии сохранились, но кое-что пришлось уточнять в министерстве… Конечно, договорился… Точно сказать не могу… Все-таки я тебя не понимаю, почему скрывать?.. Сам начертил круг отчуждения… Жизнь тем и хороша, что у человека есть друзья, есть привязанности к тем, без которых трудно… Сделал все, как ты просил… Редактор одобрил, но и ты должен ознакомиться… Нет, нет… Уезжаешь? Жаль. Мог бы отложить…
Борис подошел к машине, Лена открыла переднюю дверь, собираясь сесть. Подошли Васин и Орлов, несколько секунд помолчали, видимо, не решаясь продолжать разговор. Водитель положил чемодан Орлова в багажник, раскрыл обе задние двери. Орлов переминался с ноги на ногу, не решаясь первым войти в машину.
— Помнишь, как мы встретились в госпитале? Ты тогда никого не узнавал, память совсем потерял, — почему-то спросил Орлов.
— И сейчас многое не помню, хотя имена товарищей живы в памяти. Ты не имеешь связи с Гороховым, Умновым, Хромовым, Батюковым?
— Их уже нет в живых, Игорек. — Орлов останавливается, тяжело опираясь на трость, — вот и меня прихватывает иногда. Старая рана открылась. Война живет в нас не только страшными воспоминаниями, но и железом. Ты как себя чувствуешь?
— О-о-о, Игорь Иванович у нас молодец, — вмешалась в разговор Дроздова, — молодым сто очков вперед даст. А как он по горам ходит — завидно становится. — Перехватив укоризненный взгляд Туриева, нахмурилась, поджав губы.
У гостиницы Борис попрощался с ними:
— Извините, работа.
— Забыл представить тебе товарища Туриева, — спохватился Васин, обращаясь к Орлову, — следователь по особо важным делам.
— Мы еще встретимся. Вы надолго к нам?
— Как примут.
— К сожалению, мне надо выехать в Свердловск послезавтра… — Васин виновато улыбнулся, — нужны буровые коронки, без связей, к сожалению, их не выбьешь, а там у меня знакомые, друзья.
— Ну что ж, побудем вместе два дня — этого тоже немало. А через четверть часа Борис находился в пути к аэропорту. Здесь Вермишев получил разрешение начальника подъехать прямо к трапу самолета. Гронис и Федорова вышли из самолета последними. Гронис — стройный, очень молодой, почти юноша. Федорова — худенькая шатенка с грустными глазами. Ее пухлые губы чуть тронуты помадой, под глазами заметные синяки.
В дороге молчали. В кабинете Вермишев предложил Федоровой сесть в кресло, Гронис и Туриев устроились на диване.
— Валентина Ивановна, вам предстоит трудная процедура… Мы понимаем. Но прежде позвольте задать вам два-три вопроса. Естественно, ждем от вас предельно правдивых ответов.
— Мне нечего скрывать, — голос Федоровой оказался неожиданно чистым, звонким.
— Луцас… Он кто для вас? Родственник? Друг? Муж?
— Снимал комнату… У меня трехкомнатная квартира, муж занимал большой пост, скончался — обменивать не стала…
— Простите, Луцас был только квартирантом?
Федорова теребила тонкими пальцами носовой платок, веки ее покраснели.
— Можете на этот вопрос не отвечать.
Валентина Ивановна признательно посмотрела на Вермишева.
— Где он работал?
— Художником был. Человек свободной профессии. Оформлял дворцы культуры, цехи заводов, фабрик. Иногда к нему приходили те, кто желал иметь свой портрет. Зарабатывал хорошо — иногда до тысячи рублей в месяц.
— Наверное, у него были друзья? Обычно люди искусства общительны. Пил?
— Он был довольно замкнут. Пил, но не часто. Разве в последнее время. Родственников потерял во время войны. Я жалела его… Ян был неплохим человеком, добрым. — Федорова вдруг разрыдалась. Ее маленькое тело содрогалось, тонкие пальцы дрожали. Она старалась справится с собой, но нервное напряжение выплеснулось наружу.
Борис подал ей стакан воды. Стуча зубами о края, она выпила, успокоилась, лишь изредка всхлипывала.
— Н-да, — протянул Вермишев, — тяжело вам, понимаем, но без этой обязательной формальности — опознания тела — обойтись не можем. У Луцаса совсем не было друзей? Неужели? Не может человек, да еще не совсем молодой, жить без товарищей.
— Ян не искал дружбы ни с кем, но иногда уходил в гости к Иннокентию Федоровичу. Клунников его фамилия. И перед отъездом к нему отправился, вернулся выпившим, веселым, даже песни пел.
— Вы знакомы с Клунниковым?
Женщина кивнула.
— Они вместе уехали на Кавказ. Куда? Ян не сказал. И ни одного письма не написал… Какое несчастье, господи. — Федорова замолчала, склонив голову, по ее щекам снова потекли слезы, она их не вытирала, иногда детским движением слизывала кончиком языка.
— Вы знаете, где живет Клунников?
— Да. На улице Рейсовой. Неподалеку от нас. Когда мне сообщили о Луцасе, я пошла к нему, но он не узнал меня. Клунников сейчас сильно болен. Его сестра сказала, что врачи удивляются тому, что он еще жив. Может, его уже в живых нету. Рак у него… — Мне показалось странным одно обстоятельство, — тихо продолжала Федорова, — Ян уехал без паспорта. Я его нашла в подсервантнике на пятый день после его отъезда. Когда минуло три месяца, сдала паспорт в отделение милиции.
— Это и помогло так быстро выяснить личность убитого, — вставил Гронис, — когда мы размножили фотографию и снабдили ею все службы, нам на второй день позвонили из паспортного стола.
— Спасибо, Валентина Ивановна. Больше вопросов не имею.
Через два часа был составлен протокол опознания…
…У Бориса на случай отъезда было два багажа: маленький и большой. Первый — «дипломат» с парой сорочек и предметами туалета — бритвой, лезвиями, носовыми платками, мылом и так далее. Второй — чемодан, куда паковались ко всему прочему теплая куртка, сапоги, кашне. Словом, маленьким багажом он пользовался в теплое время года…
В Риге Бориса постигла неудача: Иннокентий Федорович утром скончался. В квартиру Клунникова приходили люди, то и дело подъезжали к дому машины — на них доставлялись венки, продукты. Иннокентий Федорович, в отличие от Луцаса, был, видимо, общительным человеком, имел немало друзей и хороших знакомых.
Его сестра на просьбу ответить на несколько вопросов с упреком посмотрела на Бориса, сказала:
— Сил на разговоры нет. Кеша у меня на руках умер, последний его вздох приняла. Завтра похороним, — тогда расспрашивайте.
Гронис пригласил Туриева к себе. Феликс не лез с расспросами, но Борис понимал, что Грониса интересует дело. Молоденький лейтенант пришел в органы недавно — с институтской скамьи. Туриев в нескольких чертах обрисовал обстановку, сложившуюся вокруг Скалистого плато.
— Козе понятно: Луцас пошел на поиски военных складов. Они существуют, убийца держит на прицеле каждого, кто рискует подниматься на плато.
— Так и не так, — возразил Борис, — в летнее время по той тропе поднимаются сотни людей: они ходят в лесок, расположенный в ущелье, собирают там малину, кизил рвут, грибы лукошками оттуда таскают. Здесь что-то не то.
Они сидели за столом до поздней ночи. Гронис несколько раз отправлялся на кухню, чтобы сварить кофе, а бутылка коньяка так и осталась непочатой…
Вечером следующего дня Борис, предварительно позвонив по телефону, встретился с сестрой
