Соедини-ка меня с Тамарой.
Скрипач, послушно набрав номер телефона, протянул трубку.
– Добралась? – заботливо узнал Кишлак.
– Ясное дело. Ты где?
– У друзей… Мне нужно, чтобы вы с Марфой выяснили, на каких дачах проживает Рваный, ну, Рванов, который на меня сегодня «наехал».
– А как мы найдем? – недовольно отреагировала Тамара. Кишлак хотел было рявкнуть на нее, но, метнув взгляд в сторону флегматично ковыряющего спичкой в зубах Скрипача, сдержался.
– Через управление делами Совмина. Подсказать, к кому обратиться? Надеюсь, догадаешься…
– Неудобно! – Тамара боялась надоедать по мелочам Алле Константиновне.
– И вот еще что, – не обращая внимания на ее тон, продолжил Кишлак, – завтра с утра вам вместе придется покататься в машине вице-премьера.
– С ума сошел? – охнула Тамара.
И Кишлак не выдержал. Сорвался на мат и доступным простым языком объяснил, что имел всех трех баб сразу, и коль они рассчитывают на его поддержку, то должны выполнять указания беспрекословно, а в конце припугнул, что если завтра не будет оказана эта поддержка, то верх возьмут его враги, ставящие совсем на другие силы. Не дослушав возражения Тамары, он отключил телефон.
– Ну? – нарушил тишину Скрипач.
– Нормально. Готовься к операции. Где бойцы?
– В ментовке. Отпускают понемногу, после допроса.
– Нельзя договориться?
– Они же для Рваного стараются. Из шкуры лезут.
– Ничего, завтра поймут свою ошибку.
Кишлак налил в стакан водку. Выпил, скривился и, громко хрустя огурцом, принялся давать наставления Скрипачу.
Возникла как раз одна из тех экстремальных ситуаций, в которых он себя ощущал, как рыба в воде. Решения словно возникали сами по себе. От сообщников требовалось лишь неукоснительное исполнение. Плохо зная Подмосковье, Кишлак тем не менее стратегически развил превосходный план по уничтожению Рваного на трассе. Еще не имея согласия супруги вице-премьера, выстраивал грандиозный сценарий покушения, получая удовольствие от собственной придумки.
– Мы не можем допустить, чтобы он прорвался в Москву, – энергично доказывал Кишлак, – иначе окружит себя депутатами и тогда ни взорвать, ни пристрелить не удастся. Только добивать на трассе. Рваный в любой момент может снова натравить на нас ОМОН. Придется действовать неожиданно и стремительно… – и, не слыша поддакиваний со стороны Скрипача, заорал: – Ты хоть что-нибудь понял?
– Понял. Остается получить согласие баб.
– Не твоя забота. Иди готовь машины и подбирай людей! Скрипач с удовольствием покинул душную баню, а Кишлак отправился снова в парилку, где сержант от безделья парился, сам себя хлестая вениками.
Через часа три совершенно расслабленный и тихий Кишлак ужинал с тремя офицерами полка, вызволившими его из окружения омоновцев. Разговор крутился вокруг машин, которые он по дешевке обещал им продать.
Рано утром комендант дач наведался к Рваному и в вежливой, но жесткой форме предложил освободить коттедж и покинуть территорию до десяти утра. Василий Филиппович от возмущения слегка потерял дар речи, а когда пришел в себя, коменданта уже и след простыл. Пришлось хвататься за телефон. Время не позволяло беспокоить влиятельных особ. А снявшая трубку Стелла Яковлевна сухо объяснила, что Егор Ильич такими вопросами не занимается.
«Решили обойтись без меня?» – задал себе вопрос Рваный, положив трубку.
Проведя больше часа в бесполезных телефонных разговорах, он наслушался отговорок и туманных намеков на какое-то решение, принятое в верхах. Пришлось собирать вещи и готовиться к отъезду.
Злость уступила место нервозности. Рваный не сомневался, что за решением о его высылке стоят какие-то силы. Важно было выяснить – то ли это связано с его ставкой на думскую оппозицию, то ли с войной, объявленной Кишлаком. После того как «отмороженный» сумел унести ноги от ОМОНа, задействованного по наводке Рваного, от него приходилось ожидать любого коварного шага. Поэтому Василий Филиппович решил усилить охрану и вызвал из Москвы две машины с отборными людьми. На трех шестисотых «мерседесах» они промчатся по Рублевке и на некоторое время забаррикадируются в офисе возглавляемого Рваным фонда «Дети войны» на Плющихе, пока не представится случай нанести окончательный удар по Кишлаку и его банде.
Ровно в десять комендант с каменным лицом возник перед коттеджем, освобождаемым господином Рвановым. Тот не удостоил вниманием холуя и важно проследовал к поджидавшему «мерседесу». За воротами территории правительственных дач к ним пристроились еще две приехавшие из Москвы машины. С таким эскортом Рваный чувствовал себя в относительной безопасности. Но все равно непрестанно вытирал пот со лба. Повысилось давление, ныл затылок. Посматривая по сторонам, Василий Филиппович проклинал день и час, когда позволил себя втянуть в распри с «отмороженным». С непривычки страх за собственную жизнь не поддавался обузданию. Должно быть, охранникам передалось возбуждение шефа, потому что они тоже приникли к окнам и вглядывались в каждый кустик, попадавшийся на пути. Рваный с каждым километром отчетливее осознавал, что выступает в роли зайца, по следу которого с минуты на минуту спустят собак.
– Быстрее, – не столько приказывал, сколько молил он.
Машины выехали на Успенское шоссе и, не обращая внимания на знаки ограничения скорости, помчались, заняв всю и без того узкую полосу правительственной трассы. Не доезжая до совхоза «Горки-2»,
