начались мои злоключения.
Когда я пошел на погружение, «кайтэн» ринулся вниз едва ли не отвесно. Мне пришлось приложить все силы, чтобы, работая рулями глубины, уменьшить угол погружения. Затем, когда я стал всплывать, возникла та же самая проблема. Но особенно плохо работали вертикальные рули. Они все время пытались увести мой «кайтэн» правее курса. Чуть-чуть отрегулировав их, я попытался продолжить свое движение, но «кайтэн» постоянно уходил правее. В конце концов я решил держаться глубины 25 футов и продолжать движение по своему маршруту вслепую. Если я буду подниматься на поверхность слишком часто, проверяя, куда увел меня этот дефектный вертикальный руль, я заработаю низкую оценку своего выхода со стороны наблюдателей, следящих с торпедного катера за моим прохождением маршрута. Надо рискнуть и сделать именно так, решил я для себя.
Через какое-то время я услышал орудийные выстрелы. Замедлив ход «кайтэна», я сразу же подвсплыл на перископную глубину. Первый же взгляд сквозь окуляр перископа уперся в громадную скалу, находившуюся прямо у меня по курсу. Я немедленно воспользовался свойством руля уводить вправо и, еще больше переложив его, круто положил торпеду право на борт и ушел от столкновения с этим препятствием. Меня всего прошиб пот. Я погрузился под воду, увеличил скорость и проклял техников, которые не устранили недостатки этого «кайтэна». Как можем мы разить врага, имея подобное оружие? Возвращаясь к исходному пункту, я не переставал костерить вдоль и поперек всех, кого только мог припомнить по именам, вплоть до командира группы техников.
Когда я выбрался из «кайтэна» и предстал перед лейтенантом Хамагути, тот был вне себя от ярости.
— Идиот! — воскликнул он, отвесив мне полновесную пощечину. — Идиот! Ты же мог разбиться! Знаешь, что это значит? То, что ты вернул противнику один корабль! Как мы можем топить вражеские корабли, если такие идиоты, как ты, готовы разбиться, еще даже не выйдя на задание? Прочь с глаз моих!
От такого выговора я пришел в себя только благодаря сочувствию и пониманию младшего лейтенанта Миёси. И еще этому поспособствовал двумя днями позже пример младшего лейтенанта Итару Окаямы. Тем утром мы занимались физическими упражнениями на плацу под его руководством, и, когда мы уже заканчивали их, он вдруг решил устроить нам кросс. Мы еще не завтракали и поэтому не пришли в восторг от такой перспективы. Кое-кто начал было роптать.
— Разговоры в строю! Вперед, бегом марш! — скомандовал младший лейтенант Окаяма, и мы рванули вперед, пробежав три мили, как и было приказано.
Когда мы уже возвращались к казарме, он снова приказал нам выстроиться в одну шеренгу. Мы исполнили это приказание довольно медленно, поэтому он отдал приказ: «Направо! Бегом марш!» — и сам побежал вместе с нами, подгоняя неповоротливых, и пробежал вместе с нами ту же дистанцию. Никто не позволил себе отстать, поскольку младший лейтенант Окаяма был скор на расправу. Правда, было видно, что это не доставляет ему удовольствия, как некоторым. Он мог влепить несколько оплеух, причем без всякой угрозы, и тут же через пару секунд улыбнуться вам. Он в полном смысле командовал нами — требовал мгновенного исполнения своего приказа и карал тех, кто не повиновался ему достаточно быстро. Будучи невысоким, он был очень силен и жилист. Мы любили его и старались угождать ему. Он обладал сильным волевым характером, и мы хотели быть похожими на него.
После завтрака я увидел имя младшего лейтенанта Окаямы на доске приказов, стоящим первым в расписании выходов в море этого дня. Он знал это все время, когда бегал с нами! Вот это характер! Какое упорство и выносливость! Пробежать шесть миль, затем сесть прямо в «кайтэн» сразу после завтрака! Вот настоящий человек!
Зримое подтверждение этому мы получили еще до конца месяца, когда младший лейтенант Окаяма погиб, идя на своем «кайтэне» в атаку в ходе операции у острова Иводзима.
На следующий день Токио пережил первый налет самолетов, базирующихся на авианосцах, а я совершил первый выход на своем «кайтэне» с подводной лодки. Это была субмарина И-368. Самолеты с американских авианосцев совершили налет на Токио также и 18-го числа. Я испытал некоторое облегчение, когда узнал, что они поразили в основном промышленные цели в юго-восточной части города, поскольку моя семья жила в другом районе столицы.
19-го числа случилось два события, которые изрядно огорчили меня. Американские морские пехотинцы вторглись на Иводзиму, и младший лейтенант Миёси побил меня. Даже не знаю, что больше огорчало: появление врага на пороге дома или полновесный удар, полученный от человека, которого мы все искренне любили.
Инцидент с младшим лейтенантом Миёси произошел в связи с небольшим нарушением порядков в казарме. Несколько человек из нас застелили свои койки недостаточно аккуратно. Когда младший лейтенант Миёси потребовал, чтобы виновники этого безобразия вышли из строя, вперед выступило примерно шесть человек. Я помнил, что вроде бы тоже застелил свою постель достаточно небрежно, но все еще вспоминал вид своей койки, когда остальные уже сделали шаг вперед. Спустя не более чем пять секунд к ним присоединился и я. Младший лейтенант Миёси, который всегда отдавал приказы в помещении казармы очень громко, чтобы скрыть свое природное добродушие, прошел вдоль строя, отпуская каждому из нас по оплеухе. Когда мы все повернулись, чтобы встать в строй, он окликнул меня:
— Ёкота! Погоди!
Подойдя ближе, он остановился прямо передо мной.
— Ты вышел из строя последним, — начал он. — Неужели ты думаешь, что я буду делать тебе поблажки только потому, что мы вместе собираемся идти на задание? Ты должен был выйти первым! Не думаю, что еще хочу отправиться вместе с тобой!
С этими словами он набросился на меня с кулаками и бил до тех пор, пока я не упал на пол казармы. Когда я поднялся на ноги, то почувствовал, что лицо мое уже начинает заплывать. После команды «Вольно!» я испытал ужасный стыд. Я понимал, почему он ударил меня. Я опозорил его, младшего лейтенанта Миёси, и еще двух других курсантов, выбранных им для выполнения задания. Он говорил о поблажках, но он уже оказал мне честь, выбрав меня для выполнения задания. В душе я тут же простил ему все. Ближе к вечеру он продемонстрировал свое сожаление и готовность забыть о случившемся, заглянув в нашу комнату, и оставил нам немного соевого печенья, которое, как он знал, мы все любили. Меня, как и остальных, ждала моя доля, и я понял, что таким образом он просит меня забыть прошлое.
На следующий день группа «Чихайя» вышла на задание. С ними же отправились и две субмарины- носителя. Подводная лодка И-368 вышла с Оцудзимы, неся пять «кайтэнов», вести которые к цели должны были три офицера и двое старшин. В тот же день мы проводили и И-370, которая вышла из Хикари, также с пятью «кайтэнами» на палубе. Группой водителей командовал младший лейтенант Итару Окаяма, который устроил нам кросс на длинную дистанцию несколькими днями ранее. Обе подводные лодки через несколько дней погибли при выполнении задания. Мы так никогда и не узнали, успела ли И-368 причинить какой-либо урон врагу. 27 февраля ее обнаружил и потопил американский авианосец. Субмарина И-370 с нашими товарищами с базы Хикари на борту была потоплена надводным кораблем накануне этого дня, но уже после того, как успела атаковать врага. Наши войска на Иводзиме передали по радио, что они наблюдали шесть высоких столбов огня в стороне моря, так что вполне вероятно — наш младший лейтенант Окаяма и его соратники достигли своих целей.
Мы потеряли еще одного нашего сотоварища с Цутиуры, старшину Macao Мори, который вышел на подводной лодке И-370 в качестве механика «кайтэнов» и погиб вместе с лодкой.
Третья субмарина из группы «Чихайя», И-44, вышла с базы Оцудзима 27 февраля. Она вернулась 9 марта, не выпустив ни одного «кайтэна». После того как были потоплены подводные лодки И-368 и И-370, патрулирование стало таким интенсивным, что приблизиться к Иводзиме оказалось совершенно невозможно, хотя там имелось много потенциальных целей. Патрули засекали субмарину И-44 всякий раз, когда она пыталась всплыть на поверхность моря, чтобы определиться и осмотреться. Вражеские самолеты и катера заставили подводную лодку провести под водой тридцать шесть с половиной часов, и воздух внутри нее постепенно насытился углекислотой до предела. Командир субмарины капитан 2-го ранга Гэмбэй Кавагути в конце концов был вынужден отдать приказ об отмене операции, поскольку и команда, и водители «кайтэнов» пребывали в таком состоянии, что вряд ли смогли бы ее осуществить. Он принял решение возвратиться на базу и нанести удар по врагу в другой раз.
