Вдруг в аппарате для криков в бездну что-то рявкнуло, и дверь кофейницы открылась. Притворяшки насторожились.
— Теперь твоя очередь, Мари, — сказал Худо, облизывая губы.
Женщина медленно подошла к аппарату и вынула из ящичка номер “Вечерней Москвы”.
— А-а-ых! — разочарованно выдохнули притворяшки.
Маримонда раздраженно швырнула газету, из складок выпал лотерейный билет.
Крики, свалка, предположения… Машина бездны подарила Маримонде выигрышный билет на автомобиль “Москвич”. Виктор заметил, что у Худо от удивления отвисла нижняя челюсть. Притворяшки ликовали, стали отмечать необыкновенную удачу Мари. А женщина была ошеломлена. Она побледнела, съежилась.
— Мне… зачем… за что? — шептала она.
Но ее никто не слушал. Виктор поставил фужер на стол.
Он подошел к Худо, взял лотерейный билет и несколько секунд внимательно рассматривал в свете люстры. Затем спокойно вернул его обладательнице счастливого документа.
— Фальшивка, — сказал Виктор. — Грубая работа. Только по пьянке его можно принять за настоящий билет.
Притворяшки завизжали все сразу, точно ужаленные. Виктор упрямо, чуть побледнев, выставил голову вперед. Когда разгневанный крик стих, он протянул руку вперед.
— Неужели вам не надоело, — сказал он, — врать друг другу? Хотите правду? Ваши фокусы не понравились мне, очень не понравились. И могу объяснить почему.
— Почему? — с интересом спросил Худо.
Так же смотрели и остальные притворяшки. Только Люська делала умоляющие глазки: не надо, мол. Все понимали — идет откровенный разговор. Говорит человек, отрицающий их игру. Говорит представитель антимира. Не исключено, что такие речи они уже слышали… Но все равно. Виктор не сдерживал себя.
— Да вы и сами все отлично понимаете. Уверен, вы себе цену знаете. Вон как вас Худо перед аппаратом расписал! А он еще и десятой доли правды не сказал. Правда в том, что пусты вы. Ничего нет у вас внутри настоящего. Оболочка есть, а содержания нет. Кокон без ничего, понимаете? Пустая оболочка. Болтается на ветру такой кокон на ниточке, мотается туда-сюда, а жизни в нем нет. Вот так и вы. Видимость людей. А хочется быть, казаться людьми! Потому и начиняете коконы игрой. Чем же еще? Позой, кривляньем, неправдой стремитесь украсить жизнь свою. Или вот: сами себе лотерейные билеты подкидываете. Глухонемая жизнь у вас, потому как вы отказались и слушать и видеть жизнь настоящую. А нормальному зрячему человеку игра ни к чему. У него все, что надо, есть внутри. Без детских игрушек, понятно? Вот и аппарат ваш ничего вам не ответил. Кричали вы перед бездной, кричали, а ни-ни, ни звука не услышали. Шипение да шорох, как в приемнике, когда на волну не попал. Пришлось вам к цирковым трюкам прибегнуть! Скелеты, привидения, липовые лотерейные билетики. И понятно, почему, объяснить просто! Вселенная смысла на пустоту ответила пустотой. Вы сами себя высекли этим аппаратом для криков в бездну. Замкнутый ли там вход и выход разомкнутый, неважно. Вы здесь ни при чем. К смыслу вы не имеете отношения. Там, где нет содержания, все становится бессмысленным. Разгадал я вас, ребятки, понял, и стало мне здорово неинтересно.
Виктор замолк и налил себе еще. “Что-то я не так с этим аппаратом, — подумал. — Выходит, я в него верю? Или допускаю, что ли? Черт возьми, вот голову задурили клятые притворяшки! Себя перестал понимать”.
— Я, — сказал Худо, — был рад услышать Солдата. Он показал работу мысли. Но при этом впал в дикое заблуждение относительно нас. Решил, будто говорит нам обидные вещи. Форма, содержание, пустота, коконы, шуршание Вселенной смысла и прочее. Он занялся, по его мнению, разоблачением притворяшек, а в действительности наговорил нам кучу комплиментов. Правильно я говорю?
Задремавшие было во время этой дискуссии гости очнулись и сказали, что Худо говорит правильно.
— Если б в наших действиях да и в нас самих была хоть капля содержания, я бы повесился, — заявил Худо. — Ну, не повесился, так прибегнул бы к членовредительству, как проигравшийся, бездарный игрок. Пойми, Солдат, наша цель именно и заключается в том, чтобы вытравить, изгнать содержание. Мы с ним боремся, уничтожаем его, как вреднейший элемент, мешающий свободе чувства. Именно содержание порабощает человека, привязывает, сковывает, не дает ему развернуться. Нам нужна только форма. Игра без выигрыша, потому что выигрыш делает игру содержательной. Одежда нужна нам, а не тело, понимаешь? Мы — коконы, оболочки людей? Так это же прекрасно! Значит, цель достигнута! И если даже ты это заметил, то цель достигнута вдвойне. У Виктора от этих слов и без того замутненная голова пошла кругом. Ничего нельзя было понять. Привычные нормы нарушены. Осколки устойчивых понятий хрустели под капроновыми подметками Худо. Причины и следствия поменялись несколько раз местами, а затем и вовсе исчезли. Логики не было, смысла не было и мыслей тоже не было.
— Кончайте споры и раздоры! — сказала Янка. — Давайте посмотрим, может, аппарат еще один автомобильный билетик припас! Для меня, например.
— Открываю! — закричала Танька, дернув дверцу кофейницы. — Есть! — Она извлекла из ящичка сложенную вдвое бумажку. — Ура!
— Ура-а-а! — крикнули притворяшки. Виктор тоже негромко прокричал.
— Тьфу! — сказала Таня. — Это билет. Но не лотерейный, а на выставку в Музей Пушкина. Тоже, конечно, неплохо.
— Но это не “Москвич”! — заметил Виктор.
— Увы!
Притворяшки разволновались и стали дергать машину, требуя вещественных ответов из бездны. Аппарат заработал. Пуфу был выдан какой-то математический фолиант. Худо, позеленев, извлек оттуда букинистический экземпляр трактатов Лао Цзы.
Виктор вынул из кофейницы устав строевой службы, что изрядно потешило притворяшек.
— Солдат — всегда солдат! — орали они. — На службе и дома.
Притворяшки дурачились из последних сил, но, когда Янка вытащила под общий хохот грамоту комитета комсомола, выданную ей за хорошую атеистическую пропаганду, наступил перелом. Примолкли. У Худо вытянулось лицо и злобно заблестели глазки.
— Ну-ка, дай! — Он резко дернул Янку за руку. Просмотрел бумагу. — Все верно. Подлинный документик. Вот, оказывается, чем ты занимаешься. И давно?
— Был грех, — с вызовом ответила Янка, — но все в прошлом. Я только не понимаю, как…
— Я и сам… — начал было художник и запнулся, — не в том суть. Ты должна была нам рассказать. Я не знал… и вообще. Может, мы тебя и в притворяшки не приняли бы.
— Ну, знаешь! Это что ж, работа? Секретная организация?
— Нет… еще, — медленно говорил Худо. — Но может статься, будет такой организацией. Для посвященных. Мы готовимся к разговору с богом, понимаешь? Так просто в наше время прийти и поверить нельзя. Человек должен пройти посвящение, очиститься, а уж потом для него откроется путь к вере. Атеистов нам не надо, но, если ты порвала со своим прошлым, тогда иное дело. Тогда пожалуйста. Однако все равно придется устроить тебе испытание. Но это потом. После Нового года.
Эти слова показались обидными, и Виктор хотел было вмешаться, но с удивлением обнаружил, что, высказав Янке порицание, Олег уже спит. Спали и остальные. Где попало, как пришлось, растянулись они в захламленной комнате. Девушки дремали на тахте, ребята устроились на полу. Худо уснул, уронив голову на стол, среди вилок и тарелок.
Виктор стал устраиваться перед погружением в сладостную дрему. Сквозь сон он слышал, как Люська просила Янку проснуться. Ей, Люське, мол, требовалось выйти.
Ему почудилось, будто дремал он одну минуту и тут же проснулся. Неясная тревога пробудила юношу. Он посмотрел на спящих притворяшек. Что-то в них было неладное, неприятное. Виктор лежал некоторое время в раздумье, затем снова прикрыл Глаза, но тревога не покидала его. “Спать, спать, спать”, — твердил он себе. Сон не приходил. В окно вползал ленивый утренний свет. Притворяшки тихонько посапывали, “бездна” шуршала пустой магнитофонной лентой. Дремота исчезла, и он лежал бодрый, трезвый, хоть
