Весь смысл работы с идентификацией состоит в формировании внутренней диалогической установки по отношению к имаго, к тем внутренним образам, правилам, сущностям, которые мы усвоили от других. Это должно быть не слияние с имаго (в этом случае, если я сливаюсь с имаго, я идентифицируюсь с другими; мой собственный образ, мое собственное Я — есть только слепок дру- I otо образа, другого чужого Я, здесь мое заменено друшм), да,)го не слияние с имаго другого человека, а диалог с ним, это сознание того, что ты во мне присутст- вуешь, но ты — это ты, а я — это я.
Это не означает низвержения авторитетов, это озна- час г, что наряду с другими авторитетами должно появить- (и и мое Я как авторитет. Диалогическое общение с ииоритетом возможно, если в диалоге участвуют два ав- юритета, мой и твой. В противном случае, если авторитет один, то это всегда вытеснение другого, не авторитета, на периферию общения.
Я должен постоянно рефлексировать свое поведение вопрошанием: 'То, что я совершаю, совершаю Я или кто-то другой — отец, мать, учитель, начальник, другой авторитет? Может быть, я дал себя банально запрограммировать? стал игрушкой чужой воли, чужого авторитета?' Непременно нужно задаваться вопросом, когда стал игрушкой, когда я подыграл внедрению другого в себя? Когда мне стало легко не сказать 'нет'?
Жизнь начинается как судьба, но она же продолжается как преодоление судьбы.
8. Образование симптомов
Наряду с другими защитными техниками, которые поражают своей изобретательностью и изощренностью проявления, эта техника защиты удивляет своей нелогичностью и слепым движением к разрушению как психики, так и тела. Эта техника поражает своей разрушающей обращенностью против того, кого она якобы призвана защищать.
По большому счету образование симптомов следует считать одной из разновидностей переноса, а именно вымещением, объектом которого является сам носитель этого защитного механизма.
Вероятность возникновения защиты этого типа тем выше, чем сильнее и (или) длительнее воздействия внешних или внутренних блокираторов желаний, с одной стороны, и чем невозможнее убрать эти блокираторы и сильнее исполнить свои желания, осуществить свои цели, — с другой. При этом невозможность устранения фрустратора сопровождается невозможностью от- реагирования агрессии на виновнике или на замещающем его предмете (вымещение). И тогда предметом агрессии становлюсь я сам.
Обращение или возвращение энергии танатоса на самого себя вызвано принципиальной невозможностью отреагирования вовне. Благодаря наличию цензуры Сверх- Я (даже если эта инстанция и не очень сильно развита, но главное, она есть), агрессия на другом лице, на животных и на неодушевленных предметах сопровождается сознательными или бессознательными угрызениями совести, чувством вины, что и является страхом перед Сверх-Я. К страху перед Сверх-Я может присоединиться страх Я перед реальностью в том случае, если отреагирования происходили не на безропотных мальчиках для битья, а на равных себе или на тех, кто сильнее тебя.
Можно даже сказать, что неотреагированная до конца агрессия вовне возвращается на себя, обогащенная страхами возмездия и укорами совести. Тут одно из двух: если и бить кого-нибудь, то с чистой совестью — или не бить вообще. Но всякое битье другого — это в конечном счете удар по своему Сверх-Я и Я.
Обращенность против себя оборачивается образованием телесных и психических симптомов, т. е. знаков болезни.
К физическим телесным симптомам относятся: холодные ноги и руки, потливость, сердечная аритмия, головокружение, жестокие головные боли, повышенное или пониженное давление, инфаркт миокарда, повышенная кислотность, гастрит, язва желудка, мышечные спазмы, дерматиты, бронхиальная астма и т. д. Боимся, что перечислить в конце концов пришлось бы больше половины симптомов, отраженных в медицинских справочниках.
Психическая симптоматика еще более бесконечна: ри шражительность, плохая концентрация или рас-н|п и-ни мое 11. внимания, депрессивные состояния, чувство неполноценности, повышенная тревожность, пути зм и т. д.
В восприятии симптоматики существуют определенные закономерности. Люди менее всего склонны серьезно воспринимать психическую симптоматику. Исключение составляет симптоматика, выраженная на уровне болезни, клиники. При этом индивид с трудом воспринимает гот факт, что многие физические симптомы связаны с психическими заболеваниями. Как правило, психопатическую симптоматику неклинической выраженности игнорируют. На нее обращают внимание, если она уже катастрофически сказывается на возможности вести обычный образ жизни. Но и тут к психотерапевту, к психоло- гу не спешат (справедливости ради следует сказать, что фигура психолога в нашем обществе редка, нова, необычна, к тому же часто за психологов выдают себя люди, которые не имеют психологического образования, но которые самонадеянно считают, что они могут заниматься психологической диагностикой, консультированием и психотерапией). Дело доводят до того, что необходимо обращаться к медику, психиатру. Но эта 'тяжелая артиллерия' не привыкла, а может и не хочет иметь дело с душой, ей нужно тело. Тело — это зримо, осязаемо. Если работа с психикой в психиатрических клиниках ведется, то в основном через тело (конечно, есть и исключения, но они именно исключения). Психотропные лекарства действуют на психику опосредованно, снизу вверх, через изменение соматики. Содержание психических патологий, проблем, конфликтов меньше всего интересует врачей, а если и интересует, то только для того, чтобы дифференцировать диагностику, например, для того, чтобы отличить бред преследования от бреда ревности и т. д. Справедливости ради нужно сказать, что многие психические заболевания частью своей этиологии имеют и телесные причины (нарушение химизма тканей, травма, токсикоз и т. д.). Вообще заболевание — это следствие конвергенции самых различных причин.
Но есть та область психических заболеваний, чья этиология совершенно не биологическая, не соматическая, а собственно психическая и социальная. Это — область психоневрозов (чаще используют просто термин 'невроз', но тут может возникнуть недоразумение; есть, например, невроз желудка).
Невроз — это, конечно, неудавшееся вытеснение. В этом отношении невроз может быть поставлен в один ряд с описками, оговорками, ошибочными действиями, сновидениями и 'грезами наяву' (фантазиями). Через невротическую симптоматику, так же как через сновидение, оговорку и т. д. прорывается бессознательное. И в неврозе это бессознательному удается. Благодаря неврозу фрустрированное желание, внутренний конфликт предстает сознанию индивида. Но, во-первых, индивид страдает, 'болеет' невротической симптоматикой, во-вторых, невротические симптомы нужно еще расшифровать, их символику нужно разгадать (аналогичная ситуация со сновидением). Довольно часто страдающий смутно догадывается, какая проблема скрыта за симптомом, но полная разгадка ему бывает не под силу (тут как раз и нужна помощь психолога, психотерапевта или психоаналитика) или разгадка может быть сама по себе чудовищна для сознания, и тогда под бдительным оком цензурального Сверх-Я она не допускается до осмысления.
Уход в симптоматику, в болезнь — своеобразное решение нерешаемых проблем в жизни индивида.
Отчего человек выбирает язык симптомов? Психоаналитически на этот вопрос довольно точно ответил К.Ом: 'Энергия влечения, которая не может разрядиться в целенаправленной, желаемой активности, выбирает форму выражения, которая по ту сторону задачи, которую необходимо решить, и по ту сторону желания, которое нужно удовлетворить. Она связывается в симптоме' [88, с.80]. Другими, его же словами: 'Симптом оттягивает на себя энергию влечения' [88, с.81].
Человек не смог реально решить свои проблемы, не смог сублимировать первичные желания либидо и танатоса на социально приемлемых предметах. Не решают проблемы и другие защитные механизмы. Мало того, их интенсивное использование как раз инициирует образование симптомов. Человек отказывается от надежды самоактуализации в нормальном мире, в процессе взаимодействия с людьми. И через симптом он сообщает об этом своему окружению. Как сказал бы Фрейд, для своей неспособности и
