— А ты знаешь? — Элиза повернулась к Сцилле.
— Я? Откуда же мне знать? — Сцилла удивилась, что её спросили об этом. — Меня здесь не было. Хотя я об этом сожалею. — Вид у неё был мрачный.
— Ну и что же нам теперь делать? — спросила Элиза, сцепив пальцы с такой силой, что они побелели.
— Будем ждать, — ответил Мосия.
— Ждать? Чего?
— Мы должны дождаться, когда они с нами свяжутся, — объяснил Дуук-тсарит.
— И скажут нам, куда отнести Тёмный Меч, — добавила Сцилла. — Чтобы обменять его на жизнь твоего отца.
— Я отдам им меч, — тихо проговорила Элиза.
— Нет, — возразил Мосия. — Не отдашь.
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
— Началась серьёзная игра.
— Я отдам им Тёмный Меч, — настаивала Элиза. — И ты не сможешь мне помешать. Мне вообще не надо было брать этот меч. Не важно, что они с ним сделают…
— Важно, — возразил Мосия. — Они используют меч, чтобы поработить мир.
— Жизнь моего отца — вот что важно, — не сдавалась Элиза.
Она стояла, покачиваясь от усталости: силы почти оставили её. А здесь даже не на что было присесть, от всей мебели в комнате остались лишь обломки. Сцилла обняла девушку за плечи.
— Я знаю, ты вряд ли поверишь моим словам, Элиза, но я убеждена: все далеко не так плохо, как кажется. Нам всем сейчас не мешало бы выпить по чашке чая. Ройвин, найди что-нибудь, на что мы могли бы сесть.
Она обратилась ко мне не вслух. Она показала мне слова знаками! И хитро вздёрнула проколотую серьгой бровь, как будто говоря: «Видишь, я тебя знаю!».
Ну конечно же. Все это наверняка было в моем «личном деле». Справившись с изумлением, я вышел из комнаты и отправился на поиски стульев. Занявшись делом, я сразу почувствовал себя лучше. Мне пришлось пойти в дальние, давно не использовавшиеся комнаты — только там уцелела хоть какая-то мебель. Наверное, Дкарн-дарах не подумали, что Тёмный Меч мог быть спрятан внутри старого деревянного стула с жёсткой спинкой — по крайней мере, так это выглядело. Все в доме было разрушено — мне показалось, что они ломали все не в надежде найти меч, а потому, что не смогли ничего найти и срывали на мебели свою злость и разочарование.
«Если техноманты вытворяют такое с вещами, что же они делают с людьми?» — подумал я, и от этой мысли меня пробрала дрожь.
Я не нашёл стульев, зато отыскал несколько скамеек в одной из комнат на нижнем уровне. Наверное, когда-то там проводились занятия для детей. Непонятно, как техноманты пропустили эту комнату, разве что случайно. Её дверь выходила в коридор под необычным углом, а ночью здесь было совсем темно.
Когда я взял одну из скамеек, я, даже такой уставший, как сейчас, обратил внимание, что она была сотворена из цельного куска дерева. Именно сотворена — создана магией, без помощи клея или гвоздей. Дерево было не распилено, а любовно изогнуто в ту форму, которую желал придать ему мастер.
Я провёл рукой по гладкой поверхности дерева и внезапно, совершенно неожиданно, расплакался. Я оплакивал потерю, все потери — я потерял моего господина, потерял Джорама и Гвендолин, их дочь потеряла мирную и спокойную жизнь, мы все потеряли Тимхаллан и ту простую красоту, которую я сейчас держал в руках; наконец, я потерял ту, совершенно другую жизнь, которая являлась мне лишь в видениях.
Я сам себе поразился, ведь обычно я не был нытиком. Не помню, чтобы я плакал хоть раз с тех пор, как закончилось моё детство. Мне стало стыдно потом, когда я успокоился, но выплеск эмоций пошёл мне на пользу, сработал как выпускной клапан. Я стал спокойнее и теперь мог справиться с тем, что нам предстояло сделать.
Я взял четыре скамейки и вернулся в гостиную.
Оказалось, не только я занимался делом. Разбитую мебель кто-то вынес за дверь — то ли сам Мосия, то ли его помощница-магия. Дым развеялся на лёгком утреннем ветерке. В очаге потрескивал огонь. В слегка помятом котле закипала вода. Сцилла собирала в горшочек рассыпанные чайные листья, Элиза перебирала разбитую посуду в поисках случайно уцелевших чашек. Когда я вошёл, девушка посмотрела на меня и улыбнулась. Ей тоже стало легче за работой.
Подняв половинку большой тарелки, Элиза обнаружила под ней Тедди.
Медвежонок пребывал в плачевном состоянии. Одну лапу ему оторвали напрочь, одного глаза-пуговки не хватало. Правая задняя лапа едва держалась на одной нитке, из распоротых швов высыпались опилки. Оранжевая ленточка измялась и обгорела.
— Бедный Тедди! — сказала Элиза и, прижав изувеченного медвежонка к груди, расплакалась.
До сих пор она держалась молодцом. Наверное, это был её выпускной клапан.
Мосия криво улыбнулся и хотел что-то проговорить, но Сцилла остановила его, покачав головой. Дуук- тсарит явно не собирался выполнять приказы Сциллы и хотел всё-таки сказать то, что задумал, но даже он понял, что сейчас неподходящий момент.
Мне хотелось утешить Элизу, но я находился в несколько неловком положении. Мы были знакомы всего один день и одну ночь — конечно, очень тяжёлые день и ночь, но это ничего не меняло. Её горе было только её горем, и я ничем не мог его облегчить.
Я расставил скамейки у огня. Мосия отошёл к окну и выглянул наружу. В пыли и пепле на полу полы его длинной чёрной мантии оставляли извилистый след. Сцилла залила кипяток из котелка в заварочный чайник. К этому времени Элиза перестала плакать.
— Я починю его, — сказала она и вытерла слезы рукавом рубашки.
— Не стоит беспокоиться, — послышался слабый голос. — Мне конец. Финита. Капут. Песок в моих часах почти весь просыпался вниз. Моего гуся изжарили. Мою набивку теперь изгрызут мыши. Чем все закончилось? Мы победили? Твой отец в порядке, дитя? Только это имеет значение. Если да, значит, моя жизнь пропала не зря. Скажи мне, прежде чем я покину вас, чтобы встретиться с Создателем…
— Он вышвырнет тебя обратно, — резко сказал Мосия. Он отошёл от окна и мрачно уставился на Тедди. — Не трясись так над этим паяцем, Элиза. Симкин бессмертен. И он очень плохой актёр.
— Так, значит, это Симкин, — сказала Сцилла, тоже подойдя к ним. Она стояла, уперев руки в бока, и рассматривала медвежонка. — Знаешь, ты был моим любимым героем в книжках Ройвина.
Тедди посмотрел на неё единственным оставшимся глазом-пуговкой.
— Прошу прощения, мадам, но боюсь, мы не представлены друг другу, — чопорно произнёс он.
— Я Сцилла, — отозвалась женщина, протягивая мне чашку чая.
Наверное, у меня разыгралось воображение, но мне показалось, что, когда Тедди услышал это имя, его чёрный глаз-пуговка ярко заблестел и уставился на Сциллу очень пристально.
— Ты починишь меня, правда? Милое дитя, — Тедди разговаривал с Элизой, но продолжал смотреть на Сциллу.
— Сам почини себя, шут! — раздражённо сказал Мосия. — Оставь Элизу в покое.
— Нет, я сделаю это, — настаивала Элиза.
Она отыскала в углу корзинку своей матери, и, хотя её губы чуть дрогнули, когда она увидела корзинку и разбросанное по полу шитьё, девушка сумела совладать с собой. Она присела на скамейку, положила порванного мишку на колени и принялась пришивать оторванные лапы.
Когда Элиза не видела, Тедди ухмылялся и издавал такие неприличные звуки, что я готов был сам порвать его в клочья. Но как только чёрный глаз-пуговка повернулся к Сцилле, Тедди сразу перестал дурачиться.
Мы расселись на низких скамейках и пододвинулись поближе к огню. Элиза отхлёбывала чай и продолжала зашивать Тедди.
— Сколько мы будем ждать? — спросила она, стараясь сохранять спокойствие.
— Не долго, — ответил Мосия.
