нибудь припрятала.
«Какая же эта Скульская бессовестная! И сама неприятная: глаза — щёлки, нос толстый и уши оттопыренные. Даже волосы их не скрывают. Одним своим кислым взглядом на кого хочешь тоску нагонит».
Вот Джаннат Шамхалова совсем другая — весёлая, простая. И смуглое личико у неё очень симпатичное. Особенно когда Джаннат поёт. Голос у неё звонкий-звонкий. Могла бы со временем певицей стать или музыкальным клоуном. Женщины тоже такими клоунами бывают. Даже интересно: снимет клоун после выступления парик с носом, а под ним женское лицо. Но Джаннат хочет быть учительницей. Только бы ноги вылечить!
Впрочем, больше всех Наде понравилась самая высокая девочка в их палате — Варя из Братска. Конечно, не потому, что она уже хорошо выросла и могла не опасаться, что останется маленькой на всю жизнь. Варя понравилась ей своим спокойным, справедливым характером и ещё умением постоять за себя и подруг. Как раз этого-то не хватало самой Наде.
Варя была некрасивая, всегда ходила в очках, но две толстые косы, которые она укладывала венцом вокруг головы, шли к ней. И имя Варе очень подходило. В нём тоже слышалось что-то мягкое и приветливое.
Наде захотелось подружиться с Варей, и после обхода врачей она ей сказала:
— Давай помогу убраться в тумбочке. Ведь тебе трудно наклоняться. — И, не дожидаясь ответа, Надя раскрыла дверцу Вариной тумбочки. — Ой, как тут чисто! — вырвалось у нее. — Выходит, мне не у тебя, а у себя убираться надо.
Девочки рассмеялись и стали вместе выбрасывать из Надиной тумбочки всё лишнее.
— Какие в нашем коридоре красивые вазочки висят, — сказала Надя, расставляя у себя в ящике стеклянные банки с компотом (вчера их принесла мама). — Прямо настоящие стволы берёзок! И на каждой божья коровка ползёт.
— Ну да? — удивилась Варя. — Какая же ты наблюдательная! Я больше тебя здесь лечусь, а коровок на вазочках не заметила.
Наде это было очень приятно услышать. Ведь она в самом деле любит наблюдать и почти всегда что-нибудь подмечает. Вот и врачей-женщин она уже ни за что не спутает с медсёстрами, а медсестёр с нянечками. Хотя никаких отличительных знаков, как военные, они не носят. Зато, если внимательно приглядеться, их можно различить по халатам.
Врачи надевают халаты с отложными воротничками и застёгивают их впереди на все пуговицы. На головах у них белые стоячие колпачки. Халаты у врачей накрахмалены так, что, проходя мимо больных, они оставляют какой-то вкусный хруст, точно кто-то рядом с аппетитом жуёт капустную кочерыжку.
Медсёстры носят халаты без пуговиц. У них на халатах пояс, который завязывается замысловатым бантом сзади. На головах у медсестёр не шапочки, а белые косынки. Карманы на халатах всегда оттопырены, потому что там лежат бинты и пакетики с таблетками.
А у нянечек хоть халаты надеты правильно, но кажется, что они носят их задом-наперед. Это потому, что застёжка у них на спине. Рукава у всех нянечек засучены по локоть. Ведь они постоянно что-то трут, моют, чистят. Надя не успела вспомнить, какие у них косынки, как вошла нянечка Нина и сказала:
— Погодка-то, точно лето посерёдке, а вы закупорились. А ну марш на улицу! Мы вам тут порядок наведём. Генералку устроим.
— А почему ты не дома? Ведь всю ночь дежурила? — спросила её Варя.
В ответ маленькая нянечка только руками замахала.
Все знали, что больница для неё — родной дом. Прикурнёт где-нибудь в уголке после ночного дежурства часок-другой — и опять за дела. Маленькая нянечка даже в выходные дни в больницу заглядывала. Кому-то принесёт продукты с рынка, а про кого-то ей самой узнать захочется, как себя чувствует. Наверное, поэтому её все так и любили.
— А что такое «генералка»? — спросила Надя у девочек.
— Это такая уборка, когда всё вверх дном переворачивают, — проворчала недовольная тем, что надо выходить из палаты, Галя Скульская и тут же предупредила нянечек: — В моей тумбочке ничего не трогайте, сама уберу.
Девочки пошли в сад, а маленькая Нина и другая нянечка, пожилая и грузная, напоминающая своим постоянным пыхтением стиральную машину, уже принялись мыть окна. Потом они вымыли пол, протёрли стеклянную дверь и вынесли во двор одеяла с матрацами. Там они на специально устроенном длинном столе начали выстукивать всё палками.
— Опять, наверное, к нам какое-нибудь начальство явится, — глядя на нянечек, проворчала Галя- Цибуля.
Глава седьмая. Началось!
Ворчала Галя зря. Назавтра в детское отделение не явился никто, кроме медсестёр, которые брали у Нади мазок из горла, кровь из пальца, измерили ей давление и, наконец, повели фотографироваться. Сняли Надю три раза: боком, прямо и спиной. Вернувшись от фотографа, она сейчас же спросила девочек:
— Что мне ещё осталось проверить?
Все стали вспоминать, что им делали перед операциями, но оказалось, каждую проверяли по- разному, и что будут делать Наде еще, никто не знал.
До обеда больше Надю никто не беспокоил, а после тихого часа, когда она вышла на минутку из палаты, дежурная медсестра передала девочкам, чтобы Надя никуда не отлучалась, так как очень скоро ей нужно будет идти на разбор.
Непонятное слово «разбор» встревожило Надю, она даже побоялась спросить, что это значит. Решила додуматься сама. Надя любила разбираться в непонятном без посторонней помощи. Села на кровать и стала рассуждать так, точно объясняла себе трудную задачу:
«Разбирать можно книги, укладывая их по порядку на полки. С учительницей русского языка, которая ходит ко мне на дом, мы делали разбор ошибок в диктантах».
Но как могут разбирать врачи её, Надя так и не сообразила. Вместо этого начала клевать носом. Должно быть, от напряжения. Прилегла на кровать, повздыхала немножко и задремала. Во сне Надя увидела вот что: будто самый главный доктор (а Надя его ещё в глаза не видела и во сне не разглядела) велел санитарам положить её на операционный стол, потом сделал Наде укол и вдруг взял её руку и, точно какой-нибудь посторонний предмет, отложил в сторону. Потом туда же положил другую Надину руку. Надя видит это, а сказать не может. Ведь она под наркозом. Только удивляется, зачем ей разбирают руки, когда надо исправлять ноги? И тут она испугалась: вдруг её руки перепутают с Таниными или Валеркиными, ведь они тоже назначены на разбор. Должно быть, от испуга и проснулась. Лицо у Нади горело, губы дрожали.
— Ну чего ты мечешься точно угорелая, — сказала ей нянечка Нина, стараясь успокоить девочку.
— Разбор — это… что такое? — не выдержала Надя.
«Вот что её тревожит, бедняжку», — поняла нянечка и объяснила:
— Разбор для вас самое лёгкое дело. Стой перед врачами да ходи, как они скажут. Вот врачи на разборе головы поломают, потому как они решают, с чего твоё лечение начать да чем кончить. А тебе ничегошеньки не сделают.
— А на разборе много врачей? — выдохнув страх, спросила Надя.
— Много, — сказала нянечка, — кому и не надо, приходят. Чтоб от нашего Кирилла Андреевича его науку перенять.
— Значит, я его увижу? — обрадовалась Надя.
— А как же, — кивнула головой нянечка, — без него разборов не делают. Сначала наглядятся все на тебя, а потом он спросит, что они думают. Ну, значит, как тебя лучше оперировать. И если скажут, как и он сам думает, очень обрадуется.
