— Свяжи их в узел, — хриплым голосом велел он Джессану, — Незачем выставлять доспехи напоказ.
— Ты прав, дядя, — согласился Джессан и, поспешно связав концы попоны, запихнул доспехи в угол.
— Пожалуй, нам даже не стоит оставлять их в доме, — предложил Рейвен, зная, что не сможет спать рядом с подарком племянника. — Если у дворфа есть намерение украсть доспехи, он прежде всего может сунуться сюда.
— И в этом ты прав, — сказал Джессан. — Но где же мы их спрячем?
— Пожалуй, тебе бы стоило отнести их в пещерное хранилище, — подсказал Рейвен. — Когда мы подготовимся к походу в Дункар, мы заберем их с собой.
Слова эти были произнесены столь обыденным тоном, что поначалу Джессан даже не уловил их смысла. Он инстинктивно ответил:
— Конечно, дядя, — и уже направился было к двери.
Рейвен, тайком посмеиваясь, следил за племянником. Вдруг Джессан остановился и резко обернулся. Заметив улыбку на лице дяди, он бросился к нему.
— Ты сказал
— Потому я и вернулся, — ответил Рейвен. — Я говорил со своим командиром, и он сказал, что охотно возьмет тебя в армию. Он сказал, что каждый из нашей семьи один стоит троих.
— Спасибо, дядя, — скороговоркой произнес Джессан. — Я не посрамлю тебя. Я…
Больше он был не в силах говорить. Встряхнув головой, он выскочил за порог, громко хлопнув дверью. Джессан побежал к пещере, громыхая узлом с доспехами. Рейвен не рассердился внезапному исчезновению племянника. Он видел слезы радости, блеснувшие в глазах Джессана. Парню надо побыть одному, прийти в себя. Это было еще одной причиной, почему Рейвен отправил его в пещеру.
Воин подумал, что он найдет способ избавиться от зловещих доспехов прежде, чем они с Джессаном двинутся в Дункар. Голубенькая Речка совсем недалеко от их селения, и она достаточно глубока. Рейвен решил, что выбросит доспехи в воду. Он всегда сможет сообщить Джессану, что доспехи исчезли сами собой; при их странности такое не покажется неправдоподобным. Конечно, племянник огорчится, но радость похода в Дункар все равно возьмет верх над его огорчениями.
Не переставая думать о доспехах, Рейвен направился к дому врачевания, надеясь расспросить рыцаря о них, а заодно разузнать и про врага, бившегося в этих доспехах. Однако Бабушка сказала, что рыцарь недавно заснул и его нельзя тревожить. Рейвен заглянул внутрь, посмотрел на старика с посеревшей кожей, прислушался к его быстрому, поверхностному дыханию и подумал, что в одном мрачное предсказание Ранессы сбывалось.
Смерть уже витала над рыцарем.
Вечером в селении устроили праздник в честь Джессана, Башэ и их гостей. Башэ привел с собой Вольфрама — Бабушка позволила им отлучиться от постели рыцаря. Теперь, когда доспехи были надежно спрятаны, Джессан мог с удовольствием послушать истории Вольфрама. Дворф и впрямь был непревзойденным рассказчиком, он буквально заворожил тревинисов и пеквеев рассказами о дальних странах, в которых ему довелось побывать, и о народах, живших там.
Повествования дворфа еще более укрепили уважение тревинисов к Джессану. Башэ охотно отдал другу пальму первенства, хотя мысль привести дворфа в деревню принадлежала ему.
Джессан поделился с ним своей радостью. Башэ было грустно терять друга, однако он понимал, что исполняется заветная мечта Джессана, а потому пеквей искренне поздравил его и заговорил о том, как Джессан вернется с такой массой трофеев, что их придется везти на повозке.
Пир подошел к концу. Никто из собравшихся был уже не в состоянии проглотить ни куска жареной оленины и ни горсти вареной кукурузы. До начала празднества жители выбрали лучшие куски и сложили их в корзину, чтобы отправить Бабушке, которая отказалась покинуть умирающего рыцаря. Башэ вызвался отнести корзину. Джессан пошел вместе с ним.
Вечер был теплым. Тишину нарушало лишь кваканье древесных лягушек.
— Бабушка! — негромко позвал Башэ, отодвинув завесу у входа. — Мы принесли поесть.
Бабушка вышла к ним навстречу, стуча и звеня бусинками и камешками на своих одеждах. Молча взяв корзину, она повернулась, чтобы скрыться внутри.
— В корзине есть кувшин с жидким супом для Владыки Густава, — сообщил ей Башэ. — Мне подумалось, что ему не помешает выпить немного этого супа.
Бабушка остановилась, взявшись рукой за полог. Она покачала головой.
— Его тело не примет этой пищи. Не волнуйся, — добавила она, увидев поникшее лицо Башэ. — Рыцарю больше не нужна пища нашего мира. Он готовится к трапезе с богами.
Бабушка скрылась внутри хижины, задвинув полог.
Башэ глубоко вздохнул и быстро провел руками по глазам.
— Я не хочу, чтобы рыцарь умирал.
— Он уже стар, — возразил другу Джессан. — И потом, он воин. Он умирает достойной смертью, победив опасного врага. Твое хныканье оскорбительно для вас обоих.
— Я это знаю, и я не понимаю, почему мне так грустно, — ответил Башэ. — Наверное, потому, что он не готов умереть. Он ведь еще не закончил какое-то важное дело — так он говорил. Боюсь, ему не дожить.
— Так бывает с каждым, — сказал Джессан, отличавшийся практическим складом ума. — Все мы перед смертью оставляем какие-то незаконченные дела.
— Знаю, — повторил Башэ.
Они направились в селение пеквеев. Башэ поддевал босыми ногами комочки земли, рассеянно вглядываясь в темноту. Лунный свет лился с высоты на камни Священного Круга, заставляя их мерцать и делая окружающее пространство еще темнее.
— Попроси своего дядю поговорить с рыцарем. Может, он сумеет чем-то помочь старому господину.
— Попрошу, — пообещал Джессан. — Но у нас остается не так уж много времени. Через пару дней мы отправляемся в Дункар, — добавил он, с особой гордостью произнеся «мы».
— Да, я помню. Но мне очень хочется, чтобы Рейвен поговорил с ним.
Пройдя еще немного, друзья расстались, сонными голосами пожелав друг другу спокойной ночи. Джессан вернулся в хижину и застал Рейвена уже спящим. Он тоже лег, заснул и увидел странный сон: два глаза искали его, медленно обшаривая горизонт. Они надеялись, что заметят там его силуэт. Джессан проснулся среди ночи с ощущением тревоги, причины которой не мог понять.
Утром он позабыл про этот сон. Забыл Джессан и о том, что собирался рассказать дяде про костяной нож.
Теперь ему казалось, что этот нож был у него всегда — так он с ним сжился.
ГЛАВА 9
Густав проснулся от боли, разрывавшей его внутренности подобно когтям черного грифа. Он сдавленно застонал, но чуткая старуха услышала даже этот слабый звук. Она уже не склонялась над ним, дребезжа своими камешками, и не разгоняла дым пером дубоноса. Она сидела рядом с его постелью, сидела прямо на полу, скрестив ноги. Ее сморщенные ручки были сложены на подоле расшитой бусами юбки. Старуха довольно сурово смотрела на Густава.
— Тебе больно, знаю.
Она не столько спрашивала, сколько утверждала то, что ей было известно и без расспросов.
Густав вряд ли смог бы ей соврать, поэтому лишь покорно кивнул. Ему казалось, что боль от невидимых когтей с каждой секундой становится все нестерпимей. Он почти чувствовал горячий воздух, который гнали ударявшие по нему черные крылья.
— Я ничем не могу тебе помочь, — без обиняков объявила старуха. — Боль вызывает злая магия, что поселилась у тебя внутри.
Она наклонилась к нему и сверкнула своими блестящими птичьими глазами.
— Перестань цепляться за жизнь. Твоя душа сумела убежать от зла, что охотилось за нею. Когда ты