выехала со двора. Никто не обратил на неё внимания. Потому что никого этот день пока ещё не интересовал.
Это было её время.
Пять часов утра.
Время её дел. Время оплаты по счетам.
При выезде из города, она убрала 'подсос', но, выкатившись на трассу, скорость увеличивать не стала. Ехать было недалеко.
Через двадцать минут она проехала Истин, а ещё через минуту свернула с дороги на грунтовку и покатилась по мягкой, укатанной почве. Здесь шум двигателя глушился грунтом, деревьями лесополосы и высокими зарослями кукурузы.
Вскоре она остановилась на скромном пригорке с небольшой проплешиной в стене деревьев.
Тина заглушила двигатель, вышла из машины и открыла багажник. Через несколько минут пятёрка 'черепашек' растворилась в зарослях пшеницы по другую сторону посадки.
Она вернулась к машине, запустила ноут и связалась с самоходками: площадь монитора разбилась на шесть частей — в пяти из них были изображения, транслируемые с объективов 'черепашек', а шестое оставалось свободным, для протокола команд.
Через полчаса самоходки заняли свои позиции.
Первая пара 'залегла' в поле среди стеблей рапса и конопли, вторая — пробралась к цистернам дизельного топлива. Пятая 'черепашка' спряталась под кустом роз неподалёку от хозяйственной площадки Кусинского. Там, несмотря на утренний час, царило рабочее оживление: готовились к отъезду нормачки, со своими сапками и узелками с едой. Степенно матерились водители, что-то подкручивая в моторах. А вот и сам Кусинский, распекает женщину в голубой косынке с передником… с фермы что ли?.. да, с фермы: несколько раз отчётливо послышалось слово 'молоко'.
Убедившись, что всё движется в соответствии с планом, Тина перевела вторую пару черепашек на ручное управление.
Через десять минут коллектор раздатчика был разрезан, а задвижка ближайшей цистерны — открыта. Камеры второй пары самоходок показывали одно и то же: прозрачная, маслянистая жидкость бодро вытекала из трубы и впитывалась в землю. Но Тина не беспокоилась: через минуту грунт насытится соляркой, тогда-то ручей топлива и помчится к краю поля. А там его ждёт первая пара, которая сегодня работает зажигалками.
Тина отправила вторую пару к другим цистернам, открывать остальные задвижки. Пусть льётся!
Через сорок минут всё было готово для диверсии: ручей дизельки образовал в зарослях рапса целое озеро. Первая пара 'черепашек' в соответствии с программой сохраняла дистанцию с 'озером' и непрерывно пятилась назад.
Одна команда.
Одна искра.
И заполыхает огненный ад.
Что-то удерживало Кристину от ввода последней команды. Она видела, что всё готово, и знала точно, наверняка: что-то не так. Что-то было неправильным, ущербным. Что-то далеко выходило за рамки её ненависти, за границы её представлений о справедливости.
От мучительных размышлений закружилась голова. Испугавшись возможности вновь соскользнуть в безумие, она перевела 'черепашек' в режим 'прятаться, но быть готовым к действию' и отвлеклась от монитора.
Вышла из машины.
Подняла голову к небу.
Леонид сказал: 'Мы — маленькие люди'.
'Кому мы нужны? Кому мешали? Жили, как умели. Радовались, чему могли. Нам было хорошо. И нам всё подходило. Почему нас убили? Почему, вдруг, мёртвые Иванковы стали удобнее живых?'
Слёзы давно проложили себе дорожки на её измождённом лице, а она никак не могла опустить голову.
Почему любовь тех, кто как 'пыль под ногами', оказалась разменной монетой чьей-то жадности и ненависти?
Наконец она опустила глаза. И увидела пыль, что была под ногами. Там полз жук. И несколько муравьёв. А чуть в стороне, на качающемся кукурузном стебле, сидел воробей. Не чирикал, и не крутил головой. Просто сидел себе и всё. Может, всё ещё спал?
— Доброе утро, — сказал кто-то сзади.
Она обернулась: улыбчивое небритое лицо. Мужчина. Серые шорты и грязные босые ноги. А ещё красные глаза и плохо расчёсанные волосы. Сухой, плечистый, загорелый. В руках авоська. Что-то в посёлке купил. К завтраку.
— С вами всё в порядке? — мужчина всё ещё улыбался. — У нас тут лагерь, а я за дежурного. Хотите чаю? Кофе тоже есть. Я и сахар купил.
— Я сейчас сожгу здесь всё, — глухо сказала Кристина. — Поднимайте своих и уезжайте. Срочно.
— А нельзя ли отложить на несколько часов? — беспечно спросил мужчина. — У нас там дети. Вчера допоздна на море, а потом едва уложили… но это скорее правило. Мы тут дикарями. Проснутся они не скоро. А с пожаром ведь можно и подождать, верно?
'Он мне не верит, — поняла Кристина. — Он думает, что это я так шучу'.
Не дождавшись от неё ответа, мужчина пожал плечами и прошёл мимо. Но отойдя на несколько шагов, обернулся:
— А с пожаром вы не спешите. Ветер!
Кристина посмотрела на лесополосу: верхушки деревьев заметно раскачивались в сторону посёлка.
— Переменится, — неохотно выдавила из себя Кристина.
— Нет, — покачал головой 'дикарь'. — Не переменится. Это я вам, как метеоролог говорю. Уже вторую неделю стационарный антициклон над Ледовитым океаном, опустился и накрыл центральную часть Европы, заблокировал обычный в нашем полушарии западный перенос. Вы это и по радио можете услышать. А по телевизору каждый день показывают бедствия: в Европе ливни и наводнения, а у нас засуха. И устойчивый постоянный ветер. Не переменится!
Он повернулся и зашагал себе прочь.
— И что из этого следует? — крикнула ему в спину Кристина.
Дикарь чуть замешкался, но всё-таки обернулся:
— Из этого следует, что если вы подпалите эти поля, огонь двинется сюда, к посёлку, — крикнул он в ответ. — И дома будут стоять чёрные. И люди месяц будут дышать дымом…
И он ушёл.
А Кристина смотрела на крыши высоток, застенчиво выглядывавшие из зарослей кукурузы, и думала про десять тысяч душ, которые вскоре начнут задыхаться от чада анаши. И будут дышать этой отравой не день и не два…
Это им она собиралась мстить?
Она была в ужасе.
То, что она была готова сделать, уничтожило бы не один мир, и даже не тысячу. И жук с муравьями, и призадумавшийся воробей с десятью тысячами жителей посёлка… всё бы сгинуло в пламени и дыму её мести.
Натикрис безучастно следила за опадающими лоскутами несостоявшегося реала и всё пыталась понять, что она сделала не так? В чём была ошибка?
Адаеве оставалось только приказать подобиям жизни. А те бы не стали мешкать: заискрились бы конечностями, воспылали бы огнём, и вот, яростная стена пламени, насыщает корзины её улья на многие циклы вперёд.
