— Хотя я уверен, что не найду там ни единого упоминания о ком-либо подобном тебе! — пробормотал Альфред.
Пес обнажил зубы в ухмылке, глаза его смеялись — казалось, он соглашается с Альфредом.
Альфред продолжал копаться в книгах, надеясь найти среди них что-нибудь, чем можно себя занять, что-нибудь, что заставило бы его ненадолго забыть об ужасах и опасностях, окружавших его. На глаза ему попался толстый том с золотым тиснением по корешку. На книгу приятно было взглянуть, приятно было взять ее в руки; по всей очевидности, ее часто читали, но относились к ней чрезвычайно бережно. Альфред вытащил книгу, чтобы взглянуть на название.
«Современное искусство некромантии».
Содрогнувшись, сартан попытался поставить книгу назад на полку, но его подвели дрожащие руки — он выронил тяжелый том и бросился прочь из комнаты — прочь из этой части замка.
Бесцельно и безутешно бродил он по сумрачному графскому замку. Он не мог усидеть на месте, не мог даже думать об отдыхе и переходил из зала в зал, из комнаты в комнату, глядя из окон на унылый пейзаж, спотыкаясь о какие-то скамейки, натыкаясь на пса, роняя мелкие предметы.
Чего же я боюсь, спрашивал он себя: мысли его снова и снова возвращались к происшествию в библиотеке. Конечно же, не того, что он поддастся искушению пользоваться этой черной магией, запретным искусством!.. Взгляд Альфреда остановился на кадавре, который при жизни мыл чашки из травы-кэйрн и механически исполнял те же обязанности после смерти.
Альфред отвернулся к окну и уставился в темноту.
Пес, трусивший следом за ним, повинуясь последнему приказу своего хозяина, внимательно следил за каждым движением сартана. Решив, что, может быть, Альфреду наконец надоело бродить без остановки, пес лег, свернулся калачиком, прикрыл нос пушистым хвостом, глубоко вздохнул и закрыл глаза.
«Я помню, как увидел пса в первый раз. Я помню Эпло и его забинтованные руки. Я помню Хуго и подменыша Бейна…»
Бейн.
Внезапно ощутив себя чудовищно старым и усталым, Альфред опустил тяжелую, словно свинцом налитую голову на руки…
…Харгастовый лес находился на острове Изгнания Питрина — на коралитовом острове, парящем в воздушном мире Ариануса. Лес был страшным местом — по крайней мере для Альфреда. Но, по сути, весь мир, находившийся за стенами мавзолея, ужасал сартана. Харгастовое дерево часто называют хрустальным деревом. На Арианусе они высоко ценятся — их выращивают и делают на них надрезы, чтобы добыть воду, которую деревья накапливают в своих хрупких стволах. Но здесь рос настоящий лес, неухоженные ряды небольших деревьев, как это бывает на фермах.
Харгастовые деревья вырастают до сотен футов в высоту. Земля, по которой ступал Альфред, была усыпана сломанными сучьями — в этой части острова бушевали сильные ветры. Альфред недоверчиво разглядывал сучья — края разломов были острыми как бритва. Треск ветвей напоминал раскаты грома, и сартан не мог отделаться от ощущения, что сейчас на него рухнет сломанный сук. Альфред тихо радовался тому, что дорога, по которой он идет, проходит по самому краю леса, когда наемный убийца Хуго Десница остановился.
— Туда, — указал он в глубину леса.
— Туда, в лес? — Альфред не мог в это поверить. Идти в ветреную погоду по харгастовому лесу было безумием, настоящим самоубийством. Но, быть может, именно это и было у Хуго на уме…
Альфред давно уже начал подозревать, что Хуго Десница просто не может хладнокровно убить Бейна, мальчонку, путешествующего вместе с ними. Альфред видел внутреннюю борьбу убийцы. Он почти слышал проклятия, которые Хуго призывал на собственную голову за то, что оказался таким слабаком и сентиментальным глупцом. Это он-то, Хуго Десница, который убивал десятки раз, и ни разу не дрогнула рука, ни разу в сердце не закралось ни капли жалости!..
Но Бейн был таким чудесным ребенком, таким очаровательным и милым… только душа его была омрачена и извращена теми словами, которые когда-то прошептал его отец-чародей — отец, которого мальчик никогда не видел и никогда не встречал. Хуго не знал, что он, паук, был пойман в паутину, сплетенную так искусно, что он и представить себе не мог подобной хитрости.
Все трое — Бейн, Хуго и Альфред — вошли в харгастовый лес, с трудом прокладывая себе путь сквозь густой подлесок. Наконец они выбрались на расчищенную тропу. Бейн был весел и оживлен, он не мог дождаться мгновения, когда увидит знаменитый летающий корабль Хуго, и, завидев дорогу, бросился вперед. Ветер дул все сильнее, харгастовые сучья звенели, ударяясь друг о друга.
— О сэр, разве мы не должны его остановить? — спросил сартан.
— С ним все будет в порядке, — ответил Хуго, и тут Альфред понял, что убийца снимает с себя ответственность за смерть ребенка, что он предоставляет решить судьбу Бейна случаю, року или какому- нибудь божеству, в которое, возможно, верил этот мрачный и жестокий человек.
И судьба мальчика была решена.
Альфред услышал треск, который перекрыл бы даже вечный рев штормов Мальстрима. Он увидел падающую ветвь, стоящего под ней Бейна, в оцепенении уставившегося вверх, и рванулся вперед, но было поздно. С треском и звоном сломавшаяся ветвь рухнула на ребенка.
Альфред услышал короткий высокий крик, мгновенно оборвавшийся, а потом на него обрушилась тишина.
Сартан бросился вперед. Ветка была огромной, она перекрыла широкую тропу; тела мальчика под ней не было видно. Альфред в отчаянии смотрел на обломанные ветви с острыми, как наконечник копья, концами. «Оставь его. Не вмешивайся. Ты знаешь, что это за ребенок! Ты знаешь и то зло, которое произвело его на свет. Так пусть это зло умрет вместе с ним».
«Но ведь это ребенок! Он не выбирал свою судьбу. Разве он должен платить за отцовский грех? Разве не нужно дать ему возможности увидеть все самому, понять, разобраться — оправдать себя и, быть может, помочь другим?»
Альфред снова посмотрел на тропу. Должно быть, Хуго слышал и шум упавшей ветви, и крик. Убийца выжидал, а быть может, возносил благодарственные молитвы своим богам. Но вскоре он придет сюда.
Гигантскую ветвь могли бы сдвинуть с места только несколько сильных мужчин, да и то лишь обвязав ее веревками. Однако сейчас хватило и одного человека, наделенного магией. Альфред встал посреди тропы и начал петь руны; они оплели ветвь, разделили ее надвое и опустили части ветви по обе стороны от тропы. И Альфред увидел Бейна.
Мальчик не был мертв, но он умирал. Хрустальные острые осколки пронзали окровавленное маленькое тело, должно быть, половина костей у мальчика была переломана.
Вернуть жизнь мертвому. Волна восстановит равновесие. Верни жизнь одному, и другой умрет до своего часа.
Ребенок был без сознания, он не испытывал боли — просто жизнь вместе с кровью вытекала из его жил.
«Если бы я был врачом, я попытался бы спасти его. Будет ли правильным то, что я могу сделать?»
Альфред поднял маленький осколок. Руки его, обычно такие неловкие, сейчас двигались легко и умело.
Сартан рассек свою руку, опустился на колени у тела мальчика и своей кровью начертил руны на его изломанном маленьком теле. Потом он начал петь руны и чертить их в воздухе здоровой рукой.
Сломанные кости мальчика срастались, раны закрывались, дыхание стало спокойным и ровным, а серая кожа порозовела.
Бейн сел и уставился на Альфреда своими голубыми глазами, и взгляд его был острее, чем хрустальные ветви харгастового дерева…
…Бейн жил. А Хуго умер. Умер до срока. Альфред сжал руками мучительно ноющие виски. «Но ведь другие были спасены! Откуда я знаю?.. Откуда мне знать, верно ли я поступил? Я знаю только, что в моей власти было спасти ребенка, и я сделал это. Я не мог позволить ему умереть».
И тут Альфреду стал понятен его собственный страх. Если бы он открыл ту книгу по некромантии, он увидел бы на ее страницах ту же руну, которую когда-то кровью начертил на теле Бейна.
«Я сделал первый шаг по темному извилистому пути, и кто знает, не сделаю ли я второй шаг, и третий?
