Помещение, судя по звуку, небольшое и заполнено какими-то предметами. Эха нет. Мои фантазии пугают. Я не могу прощупать рубец над бровью, и у меня выправлен нос.
В одном из карманов обнаруживаю что-то совершенно непонятное. Твёрдое, сложной формы. Кручу эту штуку двумя руками, пытаясь понять, что же это такое.
— Отто?
Я узнаю голос Василия.
— Что со мной, Василий? Я ничего не вижу.
— Потерпи немного, это входит в курс лечения.
— Я не просил меня лечить.
— Это было очевидно и без твоей просьбы.
— Нет, — немедленно озлобляюсь, мне трудно сдерживаться. — Это не очевидно. Мне нравилось моё состояние…
— Не валяй дурака, Шарки, — в голосе только бесконечное терпение: ни злости, ни раздражения. — У тебя были серьёзные повреждения селезёнки, субэпидуральная гематома, разрыв лёгкого. О переломах я не говорю. Без специальной помощи ты бы протянул дня три, не больше.
— Почему ты называешь меня 'шарки'?
— А как же иначе? Добычу не выпускаешь, всё время в движении, атакуешь любого врага, независимо от его сил и размеров, никогда не сдаёшься. Чем не акула?
Я молчу. Он переоценивает моё мужество. Например, мне очень не хочется его спрашивать: 'Кто же ты такой, парень?' Я помню… я всё помню! Он не говорил, что его фамилия Мичурин. Он лишь подтвердил, что эта фамилия ему знакома.
— А где это мы?
— На базе, Шарки. На той самой, к которой ты так стремился. У меня было время, я тут уже пообвык и ко многому приспособился. Теперь, вот, ты выздоравливаешь. Мы опять партнёры, верно?
Вот так. Он что-то ответил. Как к этому относиться?
Верить ему или нет? Наверное, верить. А может, и нет.
Можно ли сотрудничать, не веря партнёру?
'Кто не с нами, тот против нас!' или 'Кто не против нас, тот с нами!' Где правда? Легко заблудиться, тем более что источник 'истин' один и тот же. Ближе, конечно, первое, и ему, и мне до боли знакомое. Предполагает неограниченное количество человеческих ресурсов и полное пренебрежение к человеческой жизни. Потому и 'до боли'!
Но всё-таки как быть?
'По плодам их узнаете их'. Точно! Вот ключ к оценке ситуации! Если бы хотел убить, давно бы это сделал. У него была такая возможность. И не одна. Если бы не он, не было бы взрыва. Не было бы искорёженной двери шлюза. Я бы сюда не попал. И он тоже.
— Что произошло? Никогда бы не подумал, что тонна топлива может произвести такие разрушения.
— Нет, конечно, — я чувствую в его голосе облегчение. Он не хочет что-то обсуждать? Значит, есть 'неудобные' вопросы? — Твой взрыв, Шарки, привёл к детонации шаров. Насколько я разобрался, это что-то вроде роботов, они — информационные доноры. Это не механизмы в нашем понимании. Они почти живые. Только всё это в прошлом. Их больше нет. Здесь, во всяком случае…
Набор слов. Но убивать его я не собираюсь. Да и возможности такой нет. Он со мной. Он не с ними. Он такой же чужак здесь, как и я. Просто быстрее разобрался в ситуации. И по поводу своего состояния я ему верю. После падения с вершины валуна я и впрямь себя чувствовал неважно. Обещал вылечить? Пусть лечит! А там посмотрим.
— Ты-то сам, как уцелел?
— Жизнь так сложилась, Отто. Другая конституция организма.
— А почему не нашёл меня утром? — я не мог успокоиться.
— Утром? — непонятная заминка, что у него — провал памяти?
— Ах, да, утром… давно это было, Шарки. Новые времена — новые проблемы. Давай-ка лучше о них.
'Похоже у него опять проблемы с головой'.
— Не называй меня 'шарки'!
— Извини, Отто. Я не подумал, что так тебя могли называть раньше. Но те, кто тебя так называл, очень проницательные люди, как бы ты к ним ни относился.
— Я парализован?
— Это не паралич. Психосоматическая фиксация, я сам ещё не всё понимаю.
— Но руки! Руками я могу двигать!
— Всегда так, Отто. Какая-то тонкая доводка. Почему-то вначале включаются руки при отключённом зрении. Потом опять отключаются все чувства, а через сутки ты уже будешь абсолютно здоров.
'Всегда? Что тут, чёрт возьми, происходит?'
— Где я, Василий?
— В лазарете. Считай, ты был полностью разобран. По винтикам. Я сам это видел.
— Ну и как?
— Что 'как'?
— Какой я там, внутри?
— Очень неаппетитный… я даже разочарован.
— Ты ждал другого?
— Разумеется! — усмехается Василий. — Белая кость, голубая кровь…
— Насмехаешься?
— Нет. Просто соскучился. Хочу поговорить.
— Соскучился? За сутки?
Пауза.
— Отто, прошло больше времени, чем одни сутки…
— И сколько это? Неделя? Две?
— Пятьдесят лет.
Теперь молчу я. Мне нечего сказать. Я опять начинаю ощупывать непонятный предмет.
— Что у меня в руках?
— Это игрушка, Отто. Деревянный кораблик. У меня получается воспроизвести человека только со всем набором предметов, которые были при нём в момент записи.
— Записи?
— Да. Когда ты потерял сознание, я записал тебя. Теперь пришло время, и я тебя воспроизвёл. Только чуть подправил. Зачем нам с тобой Отто с разбитой головой и фаршем вместо внутренностей?
— У меня почему-то такое впечатление, что тебе это уже приходилось делать. И не один раз.
Он молчит.
— А куда девается оригинал?
— Оригинал?
— Да. Ты же сказал, что я — воспроизведение записи. Куда делся оригинал, с которого делалась эта запись?
— Оригинала нет, Отто. В момент записи происходит полная молекулярная разборка всего организма. Ничего не остаётся.
Теперь я чувствую, что это галеон, я даже помню, как сегодня его вытачивал. Нет, не сегодня, — пятьдесят лет назад.
— И много сейчас у тебя таких игрушек, Василий?
— Девять штук. Да ты не переживай, с двойниками у тебя проблем не будет.
Что-то чересчур быстро он это сказал; явно поторопился с ответом. Будто ждал его. Нет. Не так. Он подвёл меня к этому вопросу, а потом отбарабанил давно готовый ответ.
— Думаю, мне лучше знать, будут у меня проблемы с двойниками или нет…
— Ты ошибаешься. Мне просто нужна была рабочая сила. Здесь очень многое нуждалось в ремонте и
