водки, сколько только потребуют. Ты не поверишь, сколько эти люди могут выпить… водку они дуют, как воду; за последний месяц они выпили одной водки на две тысячи франков: видно, у них дома, на родине, люди пьют больше водки, чем у нас скотина воды!
— Так они не французы разве?
— Вот выдумал, французы! Французы только повар да поварята, а то все иностранцы, и имена их оканчиваются все на «ов», да на «ин», да на «ский», право, не сразу и выговоришь!
Люс был в восхищении: он сразу понял, что напал на самое гнездо Невидимых. Что мог тут делать какой-то Иван и вся эта орава русских у этого черномазого генерала, представителя крошечной Республики Панама? Очевидно, генерал был не более как субъект для отвода глаз, наемник тех же Невидимых, которым было необходимо в Париже надежное, недоступное убежище. Но каким образом он, Люс, состоящий членом общества Невидимых, не знал об этом? Это было весьма просто: ведь он не был русский, те не могли всецело ему довериться.
Пока Люс соображал все это, словоохотливый виноторговец продолжал разглагольствовать.
— А если бы ты видел их рожи: настоящие разбойники… Они иногда заходят ко мне сюда вечерком выпить стаканчик-другой. Хорошо еще, что они живут в таком доме, у посланника Его Величества короля Панамы…
— Как, Его Величества короля Панамы?
— Ну да! Ты, вижу, несилен в географии, приятель! Это же король Америки; у них деньги счета не знают… И хотя они курносые, волосатые, бородатые, так что взглянуть страшно, но тихие и смирные, как овечки.
— Уж больно любопытно вы рассказываете про них, мне смерть хочется попасть на службу в этот дом!..
— А насчет мороженого ты мастер?
— Все, что по кондитерской части, хорошо знакомо мне!
— Ну так я тебя устрою… Я завтра же поговорю с господином Флорестаном, старшим поваром; он на кухне полный хозяин.
— А нельзя ли повидать его сегодня?
— Невозможно: после десяти вечера все французы уходят. Как видно, эти люди хотят по вечерам и на ночь оставаться одни…
— Как? Что вы хотите этим сказать?
— А вот что… После десяти, когда все французы уйдут, там творится такое, чего никто не видел, и я тоже не видел…
Виноторговец заметно начинал хмелеть, так как Люс, пользуясь каждый раз обязательными отлучками своего собеседника, выливал содержимое своего стакана обратно в пуншевую чашу и таким образом споил хозяину чуть не обе бутылки шабли.
— Ну, и что же там делается? — спросил Люс с вполне естественным любопытством.
— Я, видишь ли, ничего не видал, но слыхал… Ведь недаром же у человека уши… Знаешь, они там по ночам, вплоть до утра, хохочут, кричат и поют, а огня не зажигают в целом доме… А иногда и ссорятся, и кричат, как бешеные, и, вероятно, дерутся или борются, потому что слышатся вопли и стоны, точно кого-то мучат или истязают!
— А полиция не вмешивается?
— Ты забываешь, что это дом посланника! Сюда полиция не смеет и носа сунуть… Кроме того, я, уж так и быть, скажу тебе, ведь никто ничего не знает… Это я только слышу: мои потреба тянутся до самого их дома и смежны с их подвалами; нас разделяет всего только одна стена. Но во дворце об этом, вероятно, не знают, а то бы… Но там, наверное, совершаются недобрые дела!..
Торговец хмелел все сильнее и сильнее, и язык его становился все развязнее…
— Знаешь, я не раз видел, как ночью какие-то люди крадучись пробираются вдоль стены и не стучат, не звонят у калитки, которая как будто сама открывается перед ними… Раз даже, в собачью погоду, они приехали четверо в крытой карете, и я видел, как они вытащили из кареты связанного и скрученного человека, который бился, как рыба на суше, и я услышал, как один из несших его сказал: «Сдавите ему горло посильнее, если он не хочет держаться смирно!» Я чуть не лишился сознания… у меня холодный пот выступил на лбу… Генерал и господин Иван иногда выезжают вечером, закутанные в большие темные плащи, и дня по два — по три не возвращаются домой; тогда говорят, что они уехали на охоту… Ну, что ты на это скажешь? Только смотри, не вздумай болтать об этом… Ты меня лишишь моих лучших покупателей… Мне, быть может, не следовало говорить тебе всего этого, но у меня оно камнем лежало на сердце… Понимаешь, мне надо было перед кем-нибудь облегчить свою душу…
Но Люс уже только одним ухом слушал своего собеседника: его внимание было привлечено человеком, прохаживавшимся взад и вперед перед домом генерала.
«Ого, — подумал сыщик, — уж не разнюхала ли чего-нибудь полиция!»
В этот момент свет фонаря упал прямо на лицо незнакомца, и Люс сразу узнал агента Фролера.
«Эге, он снова поступил на службу, а я слышал, что его отчислили за пьянство… Он, наверное, явится сюда, чтобы выведать что-нибудь от виноторговца. Но погоди, я подстрою тебе штучку!» — мысленно рассуждал Люс.
— Знаете вы этого человека? — спросил он, указывая своему собеседнику на Фролера.
— Нет, я вижу его в первый раз!
— Ну так я вам скажу, кто он! Это сыщик, остерегайтесь его; он, наверное, придет сюда и постарается выведать у вас что-нибудь, а затем передаст все, что вы ему скажете, и вы потеряете своих покупателей. Я его знаю!
— В таком случае ни гу-гу!.. Сомкну рот, точно он у меня на запоре!..
— Я предупредил вас, а остальное уж ваше дело… Прощайте, хозяин… Мне пора идти.
— Так ты рассчитывай на меня; заходи завтра поутру; я тебе схлопочу место!..
— Благодарю на добром слове!..
Люс вышел и с порога лавки еще раз взглянул на человека, прохаживавшегося по улице.
— Это, несомненно, Фролер! Но что он делает здесь?.. Я это непременно узнаю…
С этими словами он прошел на улицу Фридланд и, сев там на скамеечку, продолжал наблюдать за всем происходящим на улице Тильзит, совершенно пустынной и безлюдной в это время.
Спустя несколько минут Фролер вошел к винному торговцу и, выдавая себя тоже за собрата, торгующего напитками, думал втянуть торговца в разговоры. Но последний, предупрежденный заранее, упорно отказывался от всякой интимной беседы. Видя, что намерение его не удается, Фролер вышел из лавки как бы под впечатлением новой мелькнувшей у него мысли и направился в улицу Фридланд, к той самой скамейке, где сидел Люс, делая вид, что он задремал.
Подойдя к нему, Фролер вдруг неожиданно выпалил:
— Нехорошо, патрон, бегать по следу бедняка ищейки…
Люс разом вскочил на ноги.
— Тихо! Как ты меня узнал?
— Мне ли не узнать моего старого начальника и учителя?! Ведь я целых четыре года работал у вас! Мог ли я вас забыть?! Да и то сказать: я не столько узнал вас, как действовал просто наугад… Я видел в окошко, что вы не пили, а только поили виноторговца, и сразу заподозрил в этом что-то неладное: а так как я знаю в лицо всю вашу бригаду, то подумал, что это могли быть только вы, и рискнул наугад. Как видите, хитрость моя удалась.
— Только потому, что я давно уже узнал тебя и что мне пришло на ум, что ты можешь пригодиться мне. Кто прислал тебя сюда?
— Никто! Ведь я все еще в городской полиции… проклятая служба: ни радости, ни свободы, ни наград…
— Так что же ты здесь делаешь?
— Я работаю на свой собственный страх!
— Ты выслеживаешь Коррассона?
— Именно!
— Зачем?
