— Зачем, они убили Сатдама? — спросил он.
— Опять геополитика! — бросил я с укором. — Сам же говорил — застрелишь любого, кто…
— Когда?
— Сатдам 'хусним', — сказал Игорь, когда вернулся на свой ящик.
Мне показалось — я знаю что-то такое, чего не знают окружающие. Скорее, это ощущение знания, зародыши мыслей, еще не скованных личиной слов, надо только начать, шевелить губами и…
— Причин несколько. Я сейчас объясню, — сказал, и подумал, что вряд ли справлюсь — язык сильно заплетался. Во рту он — лишний.
— Штатовцы продали свою 'Бушу' дьяволу, — все объяснил за меня белорус.
— Вот как? — сказал Георгиевич и стал еще грустнее.
— 'Бушегубы', — добавил Игорь.
— Не расстраивайся, — успокоил я Витька. — Все в прошлом, чего теперь? У них новый президент. 'Бушегубов' больше нет.
— Если есть 'бушидо', значит будут и 'Буши после'… хе-хе-хе, — посмеялся, над собственной шуткой, Игорь.
Последние слова расстроили Георгиевича. Лицо обезобразила отвратительная гримаса. Он отодвинул стул, опустил голову на уровне стола, и стал заблевывать пол коньяком.
Ждали внизу, у дежурного. Снова пересчитал деньги. На третий раз все сошлось.
— Больше не буду, — говорю, — а-то опять недосчитаюсь.
Мимо прошли трое милиционеров. В одном я узнал того, который ударил Сергея. Сильно хромал, под глазом — синяк, — такой же, как у Серова. Значит, и ему досталось. Приятно.
— О наконец-то! — Обрадовался Игорь. — Наш 'гутаперцевый' мальчик, он же — кавказский 'савокупленник'! А где 'здоровый'?! — крикнул, вынырнувшему, откуда-то из темноты, Антону. Бородач еще не осмотрелся на свету и не сразу нас заметил.
— А я вас везде ищу!
Обнялись, будто не виделись сто лет.
— Сергей вещи получает. — Широко улыбаясь, разглядывал нас влюбленными глазами.
— Ну что, страшно было? — спросил Игорь.
— 'Обделались' легким испугом, — ответил я за Антона.
— Нормально, — буркнул он, почесывая кудрявую бороду. — Телефон вернули. Ха-ха! Теперь не отдам. Дурак. Надо было сразу позвонить…
— Чего ж не позвонил?
— Потому что дурак. У меня знакомых, знаете сколько?
— Ты рассказывал.
— Да, то не те знакомые. Курить хочу — не могу. Ребята, я на улице.
Антон ушел.
— 'Ганжубасни' Крылова, — говорю. — Я бы… позвонил бы…
По белорусу не скажешь, что выпил больше литра, меня же — качало во все стороны. Игорь придерживал меня за локоть.
Я злился:
— Не надо! Я в отличной форме.
— Вижу. Я чтобы самому не упасть…
— Сколько мы выпили?
— 'Офиг-энное' количество.
— Больше, — уверенно сказал я. — А сколько ты потратил на коньяк?
— Зачем тебе?
— Я принимаю участие.
— Не надо.
— Я настаиваю.
— Хорошо, предложение принимается.
— Сколько?
— Я потом, все 'скуркулезно' подсчитаю.
— Меня тошнит.
— Это я еще не сказал, а только в уме прикинул.
В коридоре появился Сергей. За ним плелся один из тех, с кем мы пили. Перед уходом в астрал, Георгиевич успел продиктовать свою волю самому крепкому из опричников. Второй встать не смог.
— Ой! 'Аллах-Акбарин' приехал! — закричал Игорь на все здание. — 'Глубокоублажаемый' наш!.. Вернулся!..
Обнялись.
— Похудел, похудел, — жалобно причитал я, — но и повзрослел. Пади — вся спина в куполах?
— А как же. Делаем карьеру, где только можно.
— Как самочувствие, — спросил Игорь, потрогал вспученный синяк.
Сергей поморщился: — Нормально. Чуть-чуть болит. Пройдет. А от кого так перегаром несет?
Игорь сыграл удивление: — На меня не смотри. 'Трезвус-фактор' положительный. Стекло.
— Это от меня, — сказал я.
— Он тоже пил, я вижу.
Сергей сразу изменился в лице, осунулся.
— Все — да?! Сам уже не остановишься?!. Знаешь, что это? Это запой.
— Я сейчас все объясню, — говорю ему.
'Здоровый' покачал головой:
— Онега отменяется… Все ребята, возвращаемся в Питер.
— Хорошая шутка, — широко улыбаясь, сказал Игорь.
Сергей обнял меня за плечи: — Прости друг, так получается. Ему надо домой… Запускать нельзя… Видишь — 'ерунда' какая получается?..
— Какая 'ерунда' получается? — возмутился белорус. — Хочешь в Питер? Езжай в Питер. У меня отпуск, я еду отдыхать на Онегу!
— Ты едешь домой!
— Хрен.
— Ладно, пошли. — Сергей направился к выходу. Я пошел следом.
— Я не хочу домой! Я еду на Онегу, — слышалось позади. — А 'долина идолов'?.. А Снигирев?.. А 'шунгит' 'бл…'?
Стены коридора подпирают деревянные стулья с откидными сидениями — такие раньше были в кинотеатрах. Над ними возвышаются фотографии пожилых мужчин в милицейской форме. Каждая, в индивидуальной золотистой оправе. Суровые лица и веселые блестящие медали, приплюснуты рифленым стеклом. Подмечаю — как строго соблюдена субординация: Сначала, идут самые 'звездатые' и 'медалистые', потом попроще, и, наконец, нижние чины. Снимки последних — черно-белые, отчего лица расстроились, поугрюмели.
Не смотря на ранний час — душно. Единственное окно, как раз напротив дежурного — распахнуто. Оконные рамы упираются в большие, расположенные симметрично по бокам, зеркала. Дежурный любит в них себя разглядывать, правда для этого ему приходится ставить стул на дыбы, вот как сейчас, и сильно вытягивать шею.
Есть еще тумбы, с цветами в желтых глиняных горшках, но их почти не видно из за… В коридоре люди в форме, человек пятнадцать-двадцать. Все чего-то ждут. Одни — погрузились в жесткие, неудобные стулья, и тихо себе кимарят, другие — собрались в группки по три-четыре человека, лениво позевывая, что-то без интереса рассказывают друг-другу.
Когда мы проходили одну из таких групп, Сергея кто-то уверенно схватил за локоть.
