– Корнелиус. «Суть деяний», – заявил лейтенант-библиотекарь, в очередной раз встречая неофита. – Самое загадочное произведение. По всей видимости, оно было переведено только однажды. Какой-то францисканец сходил с ума от безделья в своем монастыре и решил на досуге заняться подобным переводом. Не знаю, что его подвигло на труд, но нигде более я не встречал подобного! Не сомневаюсь – Игнатий Лойола не подозревал о существовании столь выдающейся книги! Корнелиус возглавлял Орден Орденов, самое тайное из всех тайных обществ, по всей видимости, еще более древнее, чем Сионский Приорат – рукопись датирована вторым веком от Рождества Христова. Так что, следом за Вольфангом Кастальским с его «Историей строительства Нотр Дам де Пари» немедленно приступайте к ознакомлению. Ни Сен-Симон, ни Фурье, ни Маркс не смогли так обнажить корни бедности и богатства, юноша. Никому еще не удавалось создать столь блестяще законспирированную мировую организацию, корни которой просматриваются позднее во всех без исключения тайных обществах – от иоаннитов до карбонариев и сионистов включительно.
Передав невероятного Корнелиуса, библиотекарь назидательно предупредил:
– Я знаю о царящем среди вашего брата оголтелом, почти что религиозном антисемитизме и заявляю – еврейский вопрос здесь совершенно ни при чем. Богатство и бедность, власть и рабство – вот на чем следует полностью сосредоточиться.
Ткнув еще раз в Корнелиуса, адепт произнес:
– Наше счастье в том, что
Мичман ушел окрыленным, прижимая к груди Вольфанга Кастальского и драгоценную историю Ордена Орденов.
– Лезьте наверх! Не останавливайтесь ни перед чем! Держитесь зубами за старикана, – наставлял Главврач Психолога. – Это – единственное наше спасение в будущем. Дерзайте!
Усердно внимающий совету Психолог лез и дерзал.
– Сегодня я хочу преподать вам урок! – встретил адепт мичмана, когда тот явился за очередным трактатом. – Сегодня мы спустимся в Дантов Ад! Посетим настоящие круги его. Я сделаю так, что вы услышите шорох воды за последней переборкой. Мы пройдем по самому штевню. В те Богом забытые места не заглядывали даже самые отчаянные механики. Надеюсь, после увиденного вы наберетесь достаточно мужества, чтобы начать с несправедливостью настоящую борьбу!
Бесконечные трапы и винтовые лесенки уводили в таинственный и мрачный корабельный Аид. Временами в тускло освещенных коридорах еще попадались самые чумазые и отчаянные из механиков, которым и сам черт не брат, но свет становился все тусклее, коридоры и трапы сделались узкими, в деках чувствовалась сырость.
– Возьмите фонарик, – приказал библиотекарь после того, как распахнул очередной люк. – И пригните голову.
В той дыре, в которую они пролезли, было отчаянно темно и потянуло таким холодом, что зубы неофита невольно застучали. Что-то уже скреблось за переборками, временами раздавались совсем близкие стоны и нечленораздельные выкрики.
– Не беспокойтесь, это всего лишь крысы, – прошептал библиотекарь, схватив за рукав отпрянувшего ученика, который чуть было не наступил на хвостатую мразь. – А вот сейчас ведите себя поосторожнее. И не дай вам Бог отойти от меня хотя бы на два метра.
Наш Орфей раньше только слышал о трюмных; этих замызганных, звероподобных существах, обитающих там, куда не имела права ступать его нога. Здесь, за толщей переборок, в отсеках, набитых постоянно выходящей из строя аппаратурой, слушая, как бегают по очередному подволоку омерзительные крысы, настолько разжиревшие, что было слышно, как волочатся за ними полуметровые хвосты, он невольно замедлил ход.
– Не отставайте! – зло напоминал о себе Учитель. – За мной, за мной…
В кромешной тьме, в которой бестолково метался луч фонарика, мичман вновь стукнулся лбом об очередной коуш и невольно застонал.
– Трюмные рядом, – прошептал лейтенант, прикладывая палец к губам.
На недосягаемой высоте над ними загудели тросы подъемников, поднимая из ангара на взлетную палубу очередной ракетоносец. По этому звуку мичман догадался, что, по всей видимости, они находятся в кормовой части авианосца. В коффердамах плескался мазут. Библиотекарь и его ученик передвигались уже совсем медленно. Временами искрили кабели, и яркие вспышки освещали сосредоточенное индейское лицо адепта. Внезапно он приказал остановиться, и мичман увидел
Трюмные обитали на самом дне корабля, в огромных, пропитанных зловонием, железных ямах. Двое существ в свете тусклых ламп двинулись, было, в их сторону, угрожающе рыча и оскалив клыки. На них болтались обрывки тельняшек, туловища и длинные руки покрывала густая шерсть. Ужасные в своей костлявости пальцы дотянулись до мичмана, но библиотекарь что-то сказал на непонятном языке, похожем на урчание, – нападавшие тотчас успокоились и расступились. Картина была незабываемой – возле горячих трубопроводов ютилось не менее сотни отверженных. Некоторые из трюмных, сбросив лохмотья, чесались и скоблились – несчастных заживо съедали вши. Их товарищи лежали и сидели, прижимаясь к теплу. Повсюду слышались стоны, кашель и приглушенная ругань.
– Вот она, справедливость, – шептал тем временем библиотекарь. – Извольте поглядеть на изможденные лица. Вот забытое человечество, вот кишащие черви, болезни и вечная нищета. Не отрицаю, среди них попадаются отъявленные негодяи. Но судьба остальных ужасна! Разве заслужили случайно попавшие сюда наши товарищи такие страдания? Им кидают отбросы, они живут как собаки, убивают и едят себе подобных, и лишь хлысты заставляют их работать. Это рабы турбин и реакторов, прикованные к механизмам галерники. Сколько их? Сотни, а может быть, тысячи! И вы думаете, мой друг, что это продлится вечно?
Мичман, разумеется, так не думал.
– Может быть, желаете подойти? – спросил лейтенант.
Мичман не желал. Зубы его продолжали пляску. Вонь действовала отупляюще. Он пытался зажимать нос, но это не помогало. Библиотекарь с готовностью согласился на отступление – задача была выполнена – и возглавил отход.
Люки один за другим плотно прижимались к комингсам, закрывая за собой мир кошмаров, – вскоре заметно посветлело. Последняя тень, попавшаяся им возле шкиперской, метнулась куда-то в спасительную для нее темноту. Наконец пошли коридоры, опоясывающие залы реакторов, и трюмные провалились, как сон. Впереди сверкали хромом парадные трапы. Дежурные пехотинцы на посту третьей палубы, презрительно щурясь, пропустили «морскую шелупонь» – лейтенантишка с «желторотиком» не представляли для них никакого интереса. Оба заговорщика поднялись к шифрпосту, миновали резервную радиорубку, в которой несли бесполезную вахту скучающие электронщики, и расстались у заветной двери библиотеки с тем, чтобы назавтра встретиться вновь.
Тем временем мостик решал свои проблемы.
– Вам ни в коем случае нельзя спускаться с заоблачных высот. – От усталости Главный психолог сипел – его заметно покачивало. Адмирал утомленно развалился в кресле. Солнце, нисколько не снижая ярости, несмотря на то что Армада проходила уже семидесятую широту, невыносимо отражалось от рубки поста управления зенитным огнем. Надраенные колпаки башен главного калибра сверкали, как золото Эльдорадо. Океан пребывал в вязкой тропической дремоте. Эсминцы на параллельном курсе, точно скальпелями, рассекали своими форштевнями податливое океанское брюхо и дрожали в душном мареве полудня.
– Отныне само ваше существование должно сопровождаться таинственностью и недосягаемостью для простых смертных, мой Адмирал, – продолжал Психолог, опасливо оглядываясь. Но кроме них на мостике никого не было. Однокашники старикана – командиры первой и второй носовых башен, молчаливые, преданные, словно сенбернары, – остались в адмиральской рубке. Все замерло. Психолог пытался поймать вспотевшим затылком хотя бы малейший ветерок. Тщетно! В эти удивительные дни природа, сводя с ума штурманов и корабельных метеорологов, принялась выкидывать совсем уж необъяснимые штуки. Чем севернее поднималась Армада, тем теплее становился воздух. Временами вода принималась бурлить, словно
