дороге бездыханный?
Свет от приближающихся фонарей упал на ее лицо. Сердце Райдера сжалось, словно от удара: он увидел, как по ее щекам протянулись длинные бороздки слез. Одним яростным взмахом руки она вытерла их и рассмеялась ему в лицо:
– Да, я плачу о вас, глупый храбрец!
Услышав это, Райдер на мгновение застыл, пораженный. Но уже в следующую минуту Миракл улыбалась как ни в чем не бывало, окончательно озадачив его.
Жуткую, какофонию звуков, как оказалось, издавал подъехавший к ним фургон. За ним следовал еще один.
Миракл сделала реверанс перед новоприбывшими, придерживая юбки, точно на ней был надет шелковый бальный наряд.
– Ну? – Кучер первой повозки свистнул. – Что тут у нас такое, ребята? По-моему, я слышал выстрел.
В руках человека, сидевшего рядом с кучером, зияло дуло короткоствольного ружья. Лица обоих от света фонарей защищал натянутый над их головами брезентовый навес.
– Я бы сказал, мистер Фейбер, эта речка – нехорошее место, облюбованное разбойниками.
– А я бы сказал, вы правы, мистер Фейбер.
Путники были хорошо вооружены: меж сложенных один на другой дорожных сундуков и чемоданов высунулись головы. Каждая пара рук ощетинилась оружием. Щелкнули курки.
Второй раз за ночь Райдер поднял руки вверх.
– Наша игра приняла новый, неожиданный поворот, – шепнул он Миракл.
– Пожалуй, вы правы! – Она тоже подняла руки. – Что ж, нам ничего не остается, как продолжать игру – расхлебывать кашу, которую заварили! Хорошо бы, они взяли вас и меня с собой, тогда никто нас не найдет даже среди бела дня.
– Думаете, Хэнли не станет искать среди бродячих актеров?
– Никогда!
– И что это, по-вашему, должна быть за игра?
– Эта игра, полагаю, требует изрядной храбрости.
Возница наклонился вперед к свету. В тулью его шляпы были воткнуты три индюшачьих пера. Из-под обтрепанных полей, как лепестки ромашки, торчали седые волосы.
– Отвечайте же нам, сэр. Кто вы – скитальцы или злодеи?
– Мы не злодеи… мистер Фейбер, так?.. Мы жертвы. – Райдер отвесил поклон. – Вы были совершенно правы насчет разбойников, сэр. Нас только что ограбили, забрали все, что мы имели. Даже часы моего дедушки – невосполнимая потеря, которая жжет мне сердце, хотя злосчастные часы никогда не отличались точностью.
Сюртук мистера Фейбера, судя по всему, был сшит из лоскутков.
– Совсем, что ли, ничего не оставили?
– Лишь острый ум и жизнь, сэр, за что мы им бесконечно благодарны.
Кучер сверлил их своими черными глазами.
– У вас речь джентльмена, хотя сюртук ваш, я бы сказал, знавал лучшие дни.
– Видимо, не столь интересные, как те, что повидали вы, сэр?
– Ты, парень, может, и не вор, но уж точно чертов плут, – прыснула со смеху какая-то женщина. Райдер ответил ей улыбкой:
– Плут, который будет благодарен за поездку с вашей веселой компанией, мэм. И может, еще ужин?
Кучер сложил губы траурным полумесяцем.
– Следующие несколько дней нам тяжело будет и самих себя накормить. Мы нынче не играли «Гамлета», завтра тоже придется отменить спектакль.
– И это после того, как мы уже потратились на афиши, – добавила женщина.
– …из-за чего мы и остались без гроша, как и вы, – заметил молодой человек из глубины фургона. – Хуже того, мы из-за этого по уши в долгах, и скорее всего нам придется продать лошадей. Каждое наше представление – один вечер. Для большинства нашей публики это единственная возможность посмотреть спектакль.
Райдер приблизился к упряжке – двум тяжеловозам с головами, напоминающими глыбы известняка – и потрепал одного за косматую серую шею.
– У вас в фургоне, кажется, почти вся Дания уместилась. В чем ваша трудность?
– Мы лишились трех наших лучших актеров, – объяснила женщина. – Я королева, а вот Офелии у нас нет.
– Горацио томится в винном погребе постоялого двора, где его запер хозяин гостиницы. Они с Горацио крупно поссорились.
– А Офелия?
– Только что родила седьмого ребенка, – ответил молодой человек.
