жить при аятолле Хомейни с его исламской революцией. Туркмены никогда не были особенно религиозными, поэтому иранский фанатизм Сердара немного раздражал, но главное заключалось в другом: бородатые стражи исламской революции оставили очень мало возможностей для бизнеса. С тех пор Сердару стало казаться, что все революции совершаются исключительно для того, чтобы как-нибудь нагадить его семье. И он от всей души ненавидел теперь любую власть — хоть советскую, хоть исламскую, хоть ту, что установилась в Туркмении теперь — самую тупую из всех, что он знал. Ненавидел люто, до волчьего воя, но сделать, увы, ничего не мог.
А месяц назад его сосед Берды-Кяпыр, вернувшись из Ашгабата, куда возил на продажу сорные апельсины, растущие в Иране вдоль дорог, пригласил его на плов. Сердар знал, зачем приглашает сосед: из Туркмении Берды всякий раз привозил контрабандой три-четыре бутылки русской водки — единственное из всего русского, что любил Сердар. Поэтому приглашение принял охотно. Они воздали должное восхитительному плову, а когда уже почти подошла к концу вторая бутылка, сосед вдруг сообщил ему, что в Ашгабате услышал кое-что интересное про знаменитого предка Сердара — Джунаид-хана… Сердар насторожился, но ускорять события и задавать лишних вопросов не стал. Что такого мог услышать этот спекулянт сейчас, по прошествии стольких лет?
— Да… — Берды-Кяпыр продолжал рассказ про своего ашхабадского знакомого. — Он мне и говорит — ведь у вас там, в Иране, до сих пор его внуки живут. Почему не подадут протест? Есть же международные организации…
— Погоди, — не выдержал Сердар, видимо, прослушавший начало. — Какой протест? При чем тут прадед?
— А я не сказал? Э-э, голова совсем плохая стала. Налей-ка еще…
Соседу, честно говоря, наливать уже не стоило, но Сердару не терпелось услышать продолжение, и он не стал спорить. Они выпили, и Берды продолжил:
— Есть какой-то международный закон о… прести… рости… не помню как — в общем, о возвращении ценностей прежним хозяевам.
— Каких ценностей?
— Ну там… домов, земель… ху… хужо… дожественных ценностей… А, вспомнил: реституция!
— А прадед здесь при чем? Он был правителем государства! Что мне теперь, государство вернут? — Сердару больше всего хотелось стукнуть соседа по голове, чтобы он немного протрезвел.
— Не-а… Государство не вернут. А вот документы рас… спродавать… они права не имеют!
— Да какие документы, Берды? Очнись наконец! — Сердар уже всерьез разозлился.
— А такие. Архивные работники рас… спродают письмо твоего… этого…
— Ну?
— Письмо про то, где он спрятал клад.
— Что???
— Ну да. Ты поезжай, обратись в ООН…
Понимая, что от Берды уже трудно чего-то добиться, Сердар все же попробовал:
— Какой клад, сосед?
— Который он в пустыне закопал. В Каракумах. В общем, где-то там… — перед тем, как отключиться, Берды-Кяпыр все сказал очень разборчиво. Видимо, из последних сил.
На следующий день Сердар вновь попытал соседа, и тот, уже на трезвую голову, все подтвердил: в Ашгабате знакомый ему рассказал, что работник архива продает (по крайней мере продавал какое-то время назад) копии письма его (то есть Сердара) прадеда, в которых указывается местонахождение спрятанных им (то есть Джунаидом) сокровищ, хотя что это за ценности и сколько их — никто не знает. Берды-Кяпыр даже точно указал имя человека, от которого получил эти сведения. И рассказал, как его найти…
Два дня Сердар не мог найти покоя. Не мог спать, не мог есть, не мог любить жен, коих у него, по молодости лет, было всего две. Его не радовали игры с детьми, не развлекала рыбалка на говорливом Келате. Сердар как будто заболел, потому что уже не в первый раз слышал про этот клад. Ему говорил про него дед, говорил отец, только прадед не говорил, потому что когда Сердар родился, он уже давным-давно умер.
Но главное было в другом: от Джунаида через деда и отца до Сердара дошел список ценностей, которые закопал прадед где-то в пустыне. Если верить перечню, это было настоящее сокровище. И если Сердар до сих пор не взялся за поиски, то по единственной причине: Джунаид на словах объяснял деду, где отыскать клад, и обещал записать, но не успел — последние месяцы жизни он был разбит параличом, не мог ни двигаться, ни говорить. А к тому времени Советы обрели такую силу, что вернуть ценности казалось совершенно нереальным, поэтому дед и не старался особенно узнать точное местонахождение сокровищ. И вот теперь Сердар учуял новую возможность вступить во владение наследством.
На третий день он принял решение и отправился к Абды Кериму, такому же спекулянту, как Берды- Кяпыр. За определенное вознаграждение тот взялся проверить рассказ конкурента. Сердар подозревал Абды в пристрастии к наркотикам, но, как ни странно, по возвращении из Ашгабата тот честно отработал полученные деньги, подтвердив информацию конкурента. Даже более того, точно сообщил, кто распространяет фамильные документы: некто Мурад Сопыев, заведующий отделом документов для служебного пользования в Государственном архиве Туркменистана. А в качестве бонуса добавил, что Мурад этот — пьяница, и найти его можно каждым вечером в пивной «Рваные паруса».
Этого Сердар вынести уже не мог. Какой-то пьяница торгует достоянием его семьи? Он за это ответит! Все за это ответят! Сердар приказал отогнать в мастерскую свой старенький внедорожник «форд», чтобы его подготовили к дальней дороге. И вот теперь он сидел на топчане под чинарой, ожидая с докладом слугу.
— Хозяин? — Реза появился, как всегда, почти бесшумно, ощерив в ухмылке кривые редкие зубы. — Гы-ы!
Из прислуги в доме были только старая курдянка-кухарка и ее сын, волосатый звероподобный Реза, исполняющий обязанности садовника и дворника. Он был слабоумным, но силищей обладал неимоверной, и Сердар наполовину в шутку, наполовину всерьез говорил, что никогда нельзя угадать, на кого он кинется. Однако Реза был предан хозяину, и по единому движению его пальца мог порвать любого. Возможно, секрет был в том, что Сердар постоянно носил в кармане леденцы, которые скармливал слуге за каждое выполненное поручение — тот обожал сладкое.
— Что, Реза?
— Машина готов, хозяин. Пригнать?
Удивительно, но слабоумный Реза прекрасно водил машину, хотя прав ему, естественно, никто никогда бы не выдал. Однако Сердар ему в этом смысле полностью доверял.
— Да, Реза, пригони. Вот тебе леденец…
— Гы-ы!
Сердар, решившись на эту сомнительную экспедицию, весьма смутно представлял, как он собирается мстить своим обидчикам, сколько их и кто они такие. Кроме того, пьяницы, разумеется. Однако на самом деле не месть была целью — он просто стеснялся признаться самому себе, что, как мальчишка, погнался за призрачным кладом. Хотя в их семье сокровище Джунаида вовсе не считалось легендой. Клад был, — утверждали все в один голос. Есть ли он теперь? Этот вопрос не давал покоя Сердару, но помнил он и еще одно поверье: клад дается в руки только настоящему владельцу… Может быть, если он окажется в тех местах, сработает генетическая память?
В поездку с собой Сердар решил взять только Резу. Никогда никому ничего не скажет, беспрекословно исполнит любое приказание, а в случае чего, если исчезнет — никто и никогда ничего не спросит… Жрет, правда, много, но ничего — как-нибудь прокормим.
Кроме того, Сердар прихватил с собой в дорогу «маузер», доставшийся еще от прадеда. Основательный был человек Джунаид, даже боеприпасов оставил вволю. А еще Сердар слышал, что по точности и убойной силе этот револьвер имеет мало равных. Кроме того, взял некоторый запас продуктов, чтобы не тратиться в Ашгабате, и немного долларов, которые, по сведениям, ценились в Туркмении очень высоко.
На контрольно-пропускном пункте «Гаудан» в паспорта Сердара и Резы шлепнули одноразовые визы, заглянули в багажник «ландкрузера», но спрятанный там «маузер» не нашли, и разрешили проезжать.
