— О! Атланта, Атланта!
' Прелестный край, взращенный хлопком
был добродетелен и мил,
пока его дотла жестоко
проклятый Шерман не спалил'.
— С пафосом продекламировал Густав Дрожичек чьи-то стихи, заставив Скарлетт
передернуться от этих слов и вспомнить картину послевоенной сгоревшей Атланты, с торчащими повсюду печными трубами на развалинах фундаментов.
— Простите, мадам, если мои слова обидели Вас, — извинился Густав Дрожичек, — увидев, как помрачнело ее лицо.
— С чего Вы взяли, что я обиделась? И потом, Шерман не спалил Атланту дотла, многие дома уцелели и мой в том числе!
— Это поэт так говорит, миссис Батлер, а я лично ничего не знаю о состоянии Атланты после войны. И вообще, давайте оставим этот неприятный разговор. Лучше расскажите о себе, ну, например, о том, что Вы делаете в Нью-Йорке.
Ну, вот еще, — подумала Скарлетт, — очень нужно!
— Я приехала погостить к своим давним знакомым, только и всего.
— Вы впервые в Нью-Йорке?
— Да.
— И каково Ваше впечатление? — Густав посмотрел на Скарлетт так, словно рассчитывал тут же услышать восторженную похвалу, потому, что другого мнения о Нью-Йорке и быть не могло.
Скарлетт пожала плечами.
— Ничего особенного. Город как город, разве что, уж очень велик! — Сказала она, скорее из духа противоречия. Ей почему-то не хотелось доставлять радость человеку, напомнившему ей о Шермане и о том, что он сделал с Атлантой и ради его удовольствия расточать комплименты городу, который он, по всей видимости, обожал. Это было своеобразной детской выходкой смахивающей на месть, что-то вроде 'ока за око', безотчетным патриотическим порывом с ее стороны.
— Как, ничего особенного? — Возмущенно выдохнул Дрожичек.
— Конечно, это не Рим, и не Неаполь, и вообще Нью-Йорк не стоит сравнивать с великолепными старинными городами Европы, но его мощь, размах, темп жизни, новейшие воплощения и идеи, которых не отыщешь ни в одном другом городе! Разве все это не произвело на Вас впечатления? А здесь, на Манхетен Бич? Разве не удивили Вас эти восхитительные пейзажи с видом на океан? Разве не поразил Вас, по истине, богатырский размах зрелищ, которые кричат здесь о себе на каждом углу, разве не тронула Вашего сердца вся эта фантастическая роскошь и разнообразие увлечений, в которые окунаются с головой люди, прибывшие сюда? Или Вы хотите сказать, что видели что-то подобное в Европе?
Скарлетт никогда не бывала в Европе, но ей не хотелось признаваться в этом своему спутнику, дабы не проявить невежества, и, отчасти, из-за этого ей пришлось согласиться с пылкими доводами мистера Дрожечка в защиту Нью-Йорка, чтобы завершить этот разговор. — Он еще, чего доброго, начнет обсуждать с ней какие-нибудь достопримечательности знаменитых европейских городов и сравнивать их с нью- йоркскими, — подумала Скарлетт, — и тут уж, наверняка, обнаружится ее полная неосведомленность. Да и потом, он был прав, Нью-Йорк не мог не обратить на себя внимания именно по тем причинам, на которые он указывал.
— Ну, если Вы это имеете виду, то я не могу с Вами не согласиться, мистер Дрожичек. Эти качества действительно отличают Нью-Йорк от всех других городов, однако… И Скарлетт, лукаво улыбнувшись, на минуту задумалась.
— Однако они не делают его, тем самым, лучше или хуже остальных!
— Ну, что ж, возможно Вы и правы. Но…Позвольте Вам заметить… И Дрожичек, повернувшись к ней, и слегка склонив голову, с бесцеремонной заинтересованностью остановил свой взгляд на ее лице.
— В чем дело? — спросила его Скарлетт, не выдержав такого пристального внимания к своей персоне.
— А Вы, мадам, довольно упрямы.
Скарлетт вопросительно подняла брови.
— Упрямы, упрямы! — Засмеялся Дрожичек. — Да к тому же еще и колючи!
— Что? — возмутилась Скарлетт.
— Нет, нет, миссис Батлер! — я вовсе не хотел обидеть Вас или оскорбить своим замечанием. Я, напротив, сказал Вам это в качестве комплимента, ибо женщины с таким вот перченым характерцем вызывают у меня несказанное восхищение!
Скарлетт, шутовски приложила руку к груди.
— Спасибо, мистер Дрожичек, я крайне признательна Вам за такой лестный комплимент.
На что джентльмен со странной фамилией не преминул довольно ухмыльнуться.
Джулия, между тем, о чем-то увлеченно беседовала со своим соседом и до Скарлетт долетали короткие обрывки фраз, из которых она могла заключить, что Фреди Кутерьме куда-то усердно приглашает ее подругу.
— Большое спасибо, мистер Кутерьме, я обязательно подумаю о Вашем приглашении, и если мне этого захочется, дедушке не составит большого труда ангажировать абонемент и для меня.
— Миссис Скарлетт, — попытался продолжить свой разговор Дрожичек, — а Вы в Нью-Йорке одна или с супругом?
— Одна. Мой супруг домосед, он не любит путешествовать.
— И как же он осмеливается отпускать свою красавицу жену в такую — то даль одну-одинешеньку?
Мистер Дрожичек оживился, и Скарлетт почувствовала как он, притворяясь, что усаживается поудобнее, придвинулся к ней поближе. Этот беспардонный джентльмен явно намеревался пофлиртовать с ней, словно отсутствие мужа давало ему на это полное право, и игриво улыбнувшись, начал сыпать комплементы в ее адрес. Скарлетт, хотела было, возмутиться и тут же поставить наглеца на место, но вспомнив о том, каким образом она очутилась в одной карете с этим господином, промолчала. — Конечно, их с Джулией поведение давало ему повод приударить за приглянувшейся хорошенькой женщиной, — подумала она, — и решить, что по отношению к ней можно позволить себе вольности. Да где это видано, чтобы приличные дамы останавливали кареты на всем скаку и потом, совершенно не стесняясь, усаживались в них с одинокими мужчинами. А тут еще и отсутствие мужа налицо! Ох, эта Джулия!
Однако намерениям Дрожечка не удалось осуществиться потому, что карета в этот момент уже подкатила к отелю и дамы, любезно поблагодарив своих попутчиков, распрощались с ними и направились в ресторан.
— Вы представляете, миссис Скарлетт, — воскликнула Джулия, после того, как официант любезно усадил их за свободный столик и принял заказ, — этот театраловед, Кутерьме, рассказал мне, что они послезавтра устраивают большой банкет в честь представителей американской печати.
— Кто, они? — Скарлетт недоуменно воззрилась на Джулию.
— Как кто, французы, конечно! — артисты, музыканты, — все те, кто давал и еще продолжает давать свои спектакли и концерты в Нью-Йорке. Разве Вы не знаете о том, что здесь сейчас гастролирует французский театр, миссис Скарлетт, хотя, откуда Вам знать, если мне самой рассказал об этом дедушка. Ну, так вот! Чтобы американская пресса относилась к освещению этих гастролей еще более благожелательно и ее многочисленные газетные странички пестрили, по большей части, только театральными рекламными объявлениями, они и пытаются задобрить прессу предстоящим банкетом.
Джулия находилась в возбужденном состоянии и рассказывала об этом событии так, словно она сама, а не французские артисты, устраивала банкет.
— Ну и что с того, Джулия, пусть устраивают, от чего ты так разволновалась, разве тебя все это касается?
— О, миссис Скарлетт, касается, и еще как! Дело в том, что мой дедушка, как один из самых ярких представителей прессы Нью-Йорка, непременно будет приглашен на этот банкет почетным гостем, и я
