— Корабли, — заговорил Конфуцианец.
Его голос был сильным и звучал в унисон с утренним ветром. В пределах досягаемости их пушек находятся взрывные перемены. Итак, началось: Пророчество, Договор Бивня… Все пришло в движение. Наступила Эпоха Белых Птиц на Воде.
Он взял кисточку и сделал запись в тайном дневнике, который передал ему предыдущий Конфуцианец.
Птичьи крики заставили его поднять взгляд от бумаги.
Внизу, на рисовых полях, отделявших его от реки, крестьяне привязывали длинные тростинки к лапкам сотен маленьких скворцов. Птицы протестующе кричали. По сигналу скворцов отпустят в небо, чтобы тростинки, гремя под ними, отпугивали демонов, которые могут погубить только что посаженный рис.
Конфуцианцу захотелось рассмеяться.
«Приближаются демоны куда страшнее тех, которые угрожают вашему рису», — подумал он и добавил вслух:
— И этих демонов не отпугнуть дребезжанием глупых тростинок, привязанных к птичьим лапкам.
В ответ в его мозгу запел древний голос, и он понял: это предки призывают его выполнить клятву, которую давным-давно они дали на далекой Священной горе. Если он отдаст этот долг, все переменится.
Цзян осторожно слезла с толстого потного торговца и надела шелковое платье. В душной, жаркой спальне плавал запах опия. Она открыла ставни в комнате на третьем этаже, и на секунду ей показалось, что опий все еще не выветрился из головы и вызывает галлюцинации. Но это ощущение быстро прошло. То, что она увидела, было реальным. В реку Хуанпу входил огромный военный корабль, задрапированный белыми полотнищами. Цзян схватила со стола кожаную сумочку и бросилась вниз по лестнице.
На утренних улицах уже кипела жизнь. Золотари проворно собирали красные ночные горшки, выставленные у порога каждого дома, и опорожняли их в свои чаны. Вторая группа быстро ополаскивала горшок и возвращала его к тому порогу, от которого его взяли. Цзян знала: хотя профессия золотаря считалась самой презренной, ее представители получали весьма щедрое вознаграждение. По этой причине семейство Цзян всегда выдавало первую дочь за юношу из клана Чжун, под контролем которого находилось это прибыльное дело.
Но сейчас Цзян радовалась тому, что ветер дует не со стороны чана золотарей, а наоборот.
Она завернула за угол и наткнулась на уличную торговку благоуханными «императорскими яйцами».[21] Торговка посмотрела на нее рыбьими глазами, а потом заткнула грязным пальцем одну ноздрю и смачно высморкалась. Зеленая сопля шлепнулась на землю в нескольких дюймах от горшка с яйцами.
— Мимо, — хмыкнула торговка. — Ну и как, большое у него было копье? — спросила она с невинным видом.
— Оно проткнуло бы тебя насквозь, старуха, — огрызнулась Цзян.
— Только если бы он вошел в темный переулок. В священном лотосе я могу принять в себя жеребца.
Она засмеялась собственной шутке и снова высморкалась. На сей раз сопли угодили в горшок.
— Ай! — с отвращением воскликнула Цзян.
— Особая специя, — хихикнула торговка.
Этим утром все вокруг Цзян пахло овсяной кашей, сбежавшей из кастрюли. Обычно она не ела так рано, но сейчас запах булочек с вареной свининой увлек ее в аллею, ведущую к воде. Хрупкая женщина, продававшая булочки, задержала руку на шелковой коже Цзян на секунду дольше, чем было нужно, прежде чем взяла монету в половину ляна,[22] который та протягивала.
Откусив от булочки первый кусок, Цзян почувствовала давно забытое удовольствие.
«Когда состарюсь, — подумала она, — стану есть столько булочек, сколько захочется. Буду толстой, буду жирной. Какое счастье — стать старой и свободной, чтобы позволить себе быть толстой!»
Позже, когда Цзян бежала прочь из аллеи, мимо торговок рыбой, стоявших за толстыми деревянными столами, на которых извивались приготовленные для разделки угри, она старалась избегать осуждающих взглядов женщин. Ненадолго Цзян задержалась перед продавцом змей и подумала, хочет ли она снова ощутить мужчину внутри себя.
— Кобра? — спросила она.
— Мужская еда, — ответил беззубый торговец.
— Обычно я с этим согласна, — сказала Цзян, — но не сегодня.
— Дорого, — предупредил торговец.
— Сколько?
Он назвал астрономическую, не сообразную ни с чем цену. Цзян рассмеялась ему в лицо, повернулась и пошла прочь. Торговец нагнал ее.
— А сколько ты готова заплатить? — спросил он.
Женщина назвала цену ниже низкого, и торговец принялся громко возмущаться.
Пять минут, две ее угрозы уйти сейчас же и одно обещание торговца убить ее позже — и они сговорились о цене.
Торговец змеями сунул руку в мешок из грубого холста и вытащил королевскую кобру толщиной в запястье. Он крепко держал рептилию за шею пониже головы.
Цзян кивнула.
Змея извивалась всеми шестью футами сильного тела, но торговец был мастером своего дела. Он опустился на колени перед толстым чурбаном, стоявшим на земле, быстрым движением раскрыл челюсти кобры и обнажил ее длинные зубы. Как только на их кончиках выступили капли яда, мужчина прижал голову змеи к верхней части чурбака. Змеиные зубы глубоко впились в мягкое дерево. Тело змеи бешено извивалось, но теперь оно было накрепко прикреплено к чурбаку ее же зубами. Торговец поднял голову и одарил Цзян беззубой улыбкой, а затем взял нож с тонким лезвием и сделал первый надрез.
Цзян нравилось наблюдать за тем, как разделывают змею. Она видела это уже многократно, но испытывала восторг каждый раз, когда снятую шкуру змеи подбрасывали высоко в воздух. После этого шкура падала на землю и продолжала извиваться, как будто все еще оставалась живой.
«Это очень мужское, — подумала Цзян. — С приходом кораблей мне понадобится много мужской крови».
Хвост змеи она кинула стоявшим поодаль нищим, которые тут же съели его — прямо сырым, а остальное сунула в пакет и, подхватив его, побежала к реке.
Она добралась до берега как раз в тот момент, когда из-за изгиба реки на западе показался второй корабль.
Цзян смотрела на огромные корабли и понимала, что теперь уже ничто не будет таким, как прежде. Ничто и никогда.
Хлопанье птичьих крыльев заставило ее посмотреть вверх. Скворцы, взлетевшие с рисовых полей, кружили, спускаясь к земле. Вес тростинок, привязанных к их лапкам, тянул птиц вниз. Маленькая птичка упала на тропинку прямо перед Цзян. Та бросилась вперед, чтобы подобрать ее, но тут с неба дождем посыпались кричащие, обессилевшие скворцы.
Она подняла свои красивые руки, чтобы защитить лицо, и в этот момент посмотрела на высокий пригорок.
Там стояли Телохранитель и Конфуцианец. Они оба смотрели на корабли.
А потом все трое услышали канонаду китайской артиллерии. Трое Избранных знали, что теперь их задача состоит в том, чтобы поощрить Тьму, а не победить ее с помощью пушек.
Глава восьмая
ШАНХАЙ
