брак между собой, чтобы не разводились по пустякам, а потом опять мирились. Развод по односторонней инициативе был потруднее. Жена имела право безусловного развода, если муж брал вторую жену без ее согласия, даже по прямому разрешению короля или Патриарха. А если без такого — она имела право не впустить соперницу в дом и потребовать признать недействительным второй брак. Муж имел право развода, если жена две ночи подряд ночевала в доме другого мужчины. Поскольку обычаями и законами было установлено, что жена, муж которой оказался неспособен дать ей здоровое потомство, имеет право зачать от почтенного человека не ниже по положению, в этом случае на ночлеги у другого мужчины полагалось две недели. Аналогично, жена могла потребовать развода, если муж больше месяца жил у другой женщины. В остальных случаях разбирательство тоже было коротким и неформальным. Обращались к суду равных либо к сюзерену. Ингриссу, дочь цехового мастера, отец выдал замуж за пьяницу-мастера из своего цела, которому по пьянке дал во время цехового праздника клятву отдать за него свою дочь. В принципе Ингрисса могла бы попросить развода, но она предпочла уйти ночевать к Аюлонгу и тем самым вынудила мужа дать ей развод. Поскольку из дома мужа она не желала ничего брать, а приданое он уже пропил, для нее это был самый быстрый путь. Выждав три месяца, полагавшихся по закону, чтобы убедиться, что Ингрисса не носит ничего в чреве, Аюлонг женился на ней. Так что предчувствие Эссы было правильно: в некотором смысле Ингрисса была опозорена своим разводом.
Ингрисса даже не подозревала, что она дала Эссе страшное оружие против себя и привела Эссу к решению добиться развода опозоренной, ничтожной по происхождению, вульгарной по поведению (в смысле ведущей себя по канонам простолюдинов) женщины с новым мужем и удаления ее из Колинстринны. Сама Эсса уже давно считала себя прирожденной утонченной дамой. А что касается Аюлонга, то, по ее мнению, он вполне заслужил в жены непорочную дворянскую дочь. Этот стратегический план Эсса стала неуклонно проводить в жизнь, стараясь действовать незаметно. Спешить было некуда, если даже Аюлонг сейчас по уши втюрился, через год-полтора он несколько придет в себя. А два года здесь почти ничего не решают. Ведь эта селедка не родила, когда была первый раз замужем, значит, и сейчас не обязательно родит, а если уж родит, не обязательно сына.
После того, как Аюлонг принес вассальную присягу Тору, троица открывателей торовского булата возобновила работу. Тору никак не удавалось понять, почему же сплав оказался таким? Впрочем, все три соавтора в этом незнании были солидарны. И вдруг в бдении над результатами очередного неудачного опыта, как увеличить выход качественного сплава либо повысить его стойкость, неизвестно кто из нашей троицы закричал: 'Давайте сделаем наоборот!' 'Да!' — сказали практически синхронно все трое. — 'Если есть такой ударный металл, то должна быть и броня от него.'
— Но ведь я же оружейник! — возмутился Тор, опомнившись. — Я не бронник и не должен вторгаться на их территорию.
— Ты прежде всего Великий Мастер и открыватель, — ответил благоухающий последствиями очередного неудачного опыта алхимик Урристир. — Да вдобавок, наш булат совсем не подходит для молотов и палиц. А как противодействие твоим мечам они были бы на месте.
— Ну ладно, — пробурчал Тор. — Попробуем, а если начнет что-то получаться, то возьмем в нашу компанию еще и Сунга.
Сунг Тахиркин был старшим подмастерьем мастера-бронника Луня Акритранса, пару лет назад обосновавшегося в Колинстринне.
Шесть дней друзья-мастера безуспешно ломали головы, пытаясь найти структуру нового сплава или же идеи по его составу. Чувствовалось, что решение рядом, но оно никак не давалось. На седьмой день в ходе обсуждения Тор в изнеможении повалился на кушетку, пока другие продолжали спорить. Он закрыл глаза и вдруг унесся в уже знакомые ему высшие сферы. Увидев структуру нового сплава, он вернулся и почувствовал два отличия. Он был просто переполнен силами и радостью, а отнюдь не висел на краю смерти. Он понимал, что находку необходимо как можно быстрее зафиксировать, иначе она забудется (а ведь та, первая, сразу же намертво впечаталась в его разум). Набрасывая на бумаге схемы под комментарии друзей, Тор подумал, что, честным трудом прорвавшись в высшие сферы, он, наверно, получил часть энергии, накопленной теми, кто прорывался в них при помощи женщин либо другими 'легкими' путями. Но даже сомнения в том, не является ли это вампиризмом, у него не было. Энергия была чистая и явно шла сверху, а не из бренного мира. А заодно, поняв структуру нового сплава, он вдруг до конца понял и структуру своего булата, что в дальнейшем помогло ему и друзьям улучшить качество изделий из торовского булата. Но хрупкость и нестойкость была его неотъемлемым свойством.
Эсса продолжала тихо и систематично изводить Ингриссу. Она относилась к ней со всем внешним уважением и приглашала на все сборища знати столь настойчиво, что отказаться не было возможности. А там уже знали о необразованности Ингриссы. В разговоре она чувствовала, что над нею издеваются, но не могла понять, как и почему. Эсса порою за нее заступалась и утешала ее:
— Знаешь, мне тоже первое время было очень тяжело в светском обществе. Но ничего не поделаешь: теперь твой муж равен баронам, а по обычаям нашего лена даже простые мастера приравнены к благородным. Так что тебе надо крепиться и держаться.
Но слово 'учиться', которое многое бы проясняло, Эсса никогда не употребляла. А сама Ингрисса до такого 'нетривиального решения' додуматься не смогла. Затем Эссе пришла в голову еще одна великолепная мысль, после того, как одна из служанок повздорила с Ингриссой. Рассуживать мелкие конфликты, особенно с участием женщин, было обязанностью владетельницы. Эсса полностью стала на сторону Ингриссы, а затем втайне навестила наказанную служанку, приласкала ее, оставила ей подарок и сказала:
— Не обижайся. Мой муж так ценит Аюлонга. Поэтому я должна всегда поддерживать его жену, какая бы та ни была.
После такого разъяснения конфликты Ингриссы с простонародьем стали повторяться все чаще и чаще. Эсса вела ту же линию, одновременно выигрывая в двух направлениях: простые люди все больше ее любили, а Ингриссу уже откровенно ненавидели.
Сам Аюлонг даже не думал о том, как к его жене относятся простые люди. Он не замечал и того, что ее образование оказалось совершенно не соответствующим ее положению в обществе. Его мысли были заняты новым сплавом, идея которого уже была, но реализация этой идеи никак не получалась. Он видел, с каким уважением относится к его жене Эсса, и жалобы Ингриссы, что она чужая в этом обществе, что здесь ее никто не любит, пролетали мимо ушей мужа. А через пару месяцев лично явился князь Ликангса и позвал Великого Мастера-рудознатца обследовать горы княжества. Было договорено, что осенью Аюлонг отправится месяца на три в Ликангс. Все эти дела, да еще устройство своей лаборатории, которая теперь разрослась из-за большого количества учеников и подмастерий, занимали ум и время Аюлонга. К жене он чувствовал искреннюю любовь, но ее женские дрязги с местными дамочками и слугами его совершенно не интересовали.
А Мастера ждало еще одно неприятное событие. В Колинстринну явился некий нищий и пошел прямиком к замку Эссы, как теперь называли бывший баронский замок. Баронесса, жившая в пожалованном ей домике недалеко от замка, увидев нищего в окно, отшатнулась и сказала:
— Не может быть! Мне кажется.
Нищий подошел к воротам замка и демонстративно без спроса попытался в них войти.
— Ты что это? — остановил его страж. — Наша владетельница всегда накормит и оденет нищего, но ты должен ждать часа, когда она выйдет на прогулку. Рядом с воротами есть хибарка для просителей, иди подожди там. Кажется, туда уже принесли хлеба, овощей и вина.
— Я, согласно приговору Имперского Суда, должен войти в этот замок. А не спрашиваю разрешения я потому, что я — законный и наследственный его владелец, барон Тринь Таррисань.
Часовой остолбенел. А подошедшие на шум пререканий челядинцы, некоторые из которых служили еще при бароне, подтвердили, что это действительно барон. Помчались немедленно доложить Эссе и Мастеру. Эсса вышла и сказала:
— Твоя жена подписала отказ от всех прав на владение. Ты, формально говоря, самозванец, а не хозяин. Можешь идти в дом к жене, если она сама захочет тебя принять. Можешь подождать Мастера. Тогда я велю вынести тебе кресло, чтобы ты, как искупивший свою вину, сидел с почетом. Но в замок тебя может пустить лишь Владетель.
