знати, приезжавшей на Сеймы или просто вкусить развлечений и наслаждений на Имперском Острове, нейтральном во всех внутриимперских войнах. В городе имелись также большие мужской и женский монастыри, пять театров, стадион, ристалище. Сразу под городскими стенами находилось лобное место, где совершались казни. Население города резко колебалось, постоянных жителей было меньшинство. Больше всего людей собиралось во время Больших Имперских Сеймов.
Сам остров Киальс был примерно сорок верст в длину и двадцать верст в ширину. Его южное побережье окаймляли низкие горы, а к северу местность плавно спускалась к морю. На юге верстах в тридцати виднелись берега Валлины.
Лоцман, узнав, что на борту есть Мастер, который добровольно явился предстать перед имперским судом, немедленно отослал с этой вестью свою скорлупку, и на берегу Мастера уже встречали официалы Имперского Суда. Это были двое судей в черных одеждах и двое священников высокого ранга. На одном была оранжевая мантия слуги Победителей, на другом — серая мантия слуги Бога Единого.
— Весьма похвально, сын мой, что ты добровольно явился предстать перед Высоким Судом. — сказал тихим елейным голосом слуга Победителей. — Такой поступок весьма редок, и тебе будет оказано подобающее снисхождение. Уже сейчас могу тебя уверить, что, даже если тебя признают виновным, тебя удушат до сожжения.
От такой 'милости' Тора передернуло. А серая мантия таким же елейным голоском добавила:
— Честный иноверец, я подтверждаю слова своего заблуждающегося брата. Он клялся именем тех, кого Всевышний для искупления их грехов приставил охранять ад. А я клянусь его собственным Высочайшим Именем, которое нам не дано произносить. Я прослежу, чтобы отступления от твоей веры не были бы вменены тебе в сатанинство, если это человеческие грехи, а не богомерзость.
— Поскольку ты добровольно явился на Имперский Суд, ты пройдешь в тюрьму Суда без конвоя, лишь в нашем сопровождении, — почти столь же елейным голосом добавила одна из черных мантий.
Первая камера Тора была чистой, сухой и прохладной. Два дня никто Тором не интересовался, а на третий день опять появилась четверка, на сей раз другая, и с ней вместе секретарь. Все они представились Тору и объявили, что они назначены Высоким Судом разбирать дело против Великого Мастера Тора Кристрорса, ранее из Колинстринны, а ныне из Карлинора, по поводу богомерзостей, которые совершались в Колинстринне. Они начали детально объяснять Тору свои функции, его обязанности и права, как обвиняемого.
— Мы, двое судей, должны прийти к согласному мнению, в каких проступках ты виновен и насколько виновен, и какие меры необходимы для очищения твоей души. Служители двух религий следят, дабы мы не увлекались положениями своей религии и будут защищать тебя, если мы по недомыслию и слабости своей сочтем богомерзостью отступления от положений нашей религии либо религии Единого Бога. Они же следят, чтобы ни на одном допросе мы ни единым словом не подсказывали тебе желаемый ответ, а добивались от тебя правды и одной лишь правды, какова бы она не была. Ты обязан правдиво отвечать на наши вопросы. Если ты будешь путаться в показаниях или ссылаться на забывчивость, мы имеем право применить законные меры для освежения твоей памяти. Если ты будешь пойман на явной лжи, то это будет приписано влиянию Отца Лжи и отяготит твое положение. Мы просим тебя подписать документ, что ты доверяешь Имперскому Суду идти на все необходимые меры для выяснения истины и объективного расследования.
Тор знал, что, подписывая, он дает разрешение на пытки, и что, не подписывая, он лишь отяготит свое положение. Он подписал бумагу на Древнем языке, надеясь, что обещанные ему снисхождения будут относиться и к допросам.
— Мы должны объявить тебе еще кое-что. Поскольку в твою пользу подано еще одно отношение и оно принято Судом, ты рассматриваешься не только как обвиняемый, но и как истец. По этой причине ты иногда будешь допрашиваться в одном качестве, а иногда в другом. В целях выяснения истины тебе не будет сообщаться, в каком качестве ты допрашиваешься. И еще одно уточнение. Третьего дня тебе было обещано снисхождение. Но, поскольку ты явился на самом деле не как обвиняемый, а как истец, клятва о снисхождении признана ничтожной. И мы должны будем предупредить тебя, что, если ты будешь осужден как богомерзость, ты будешь осужден дважды, еще и как клеветник.
Вот тут Тор вздрогнул. Но на первом допросе никаких пыток не было. Вопросы задавались исключительно нейтральные, типа: 'Что у тебя находилось в твоей мастерской в Колинстринне в углу за главным горном?', 'Сколько рабов и рабынь ты купил за прошлый год? Назови их имена и какой работой они у тебя занимались.' 'Кто из твоих соседей неприязненно относился к тебе и мог бы тебя оклеветать из вражды?' 'Что ты делал такого-то числа такого-то месяца ночью?' Ни одного конкретного лица, ни одного конкретного эпизода не упоминалось. Впрочем, точно так же было и на всех остальных допросах.
Тор заметил, что если он не мог ответить на какой-то вопрос, потому что не помнил, его увещевали вспомнить получше, и через несколько дней вопрос повторялся, может быть, в другой форме. Когда он впервые ответил третий раз 'Не помню' на один из вопросов, его тем же елейным голосом предупредили, что ему могут помочь вспомнить, и отвели вниз, в пыточную, где палач продемонстрировал ему самые ужасные орудия пыток и объяснил, как они действуют. Когда он снова на один из вопросов ответил 'Не помню' в третий раз, начались пытки. Перед пытками ему давали приятное на вкус питье. Потом Эсса ему объяснила, что это — настой, ослабляющий волю и снижающий воображение и способность лгать. Более того, она пояснила ему, что Тору давали слабый настой, чтобы необратимо не повредить его волю, поскольку он был одновременно и обвиняемым, и истцом. Да и пытки, как он потом сообразил, применялись исключительно не калечащие, хотя и крайне мучительные. Тор однажды решился переспросить, когда ему в очередной раз задали вопрос, на который он уже отвечал, как же он раньше отвечал на это? Под строгими глазами двух священников судьи объявили, что он имеет право на такое разъяснение, и секретарь зачитал ему четыре совершенно разных ответа, которые он давал по этому поводу. Как ни странно, это прояснило память мастера, и он дал пятый, на сей раз абсолютно полный и точный ответ. Священники одобрительно сказали:
— Хорошо, когда человек наконец-то доходит до истины. Вот и приходится нам помогать ему, хоть и методы для этого порою такие, что мы их применяем с прискорбием.
Четыре месяца длились допросы. Тора то переводили в самые ужасные и темные камеры, надевая на него невообразимое рубище, то возвращали в хорошую камеру и давали приличную одежду, то возвращали ему свою и разрешали заказывать вещи служителям за свои деньги. Ничего из вещей не пропадало, кошелек с деньгами был всегда цел. Так что слухи об абсолютной честности и неподкупности Имперского Суда подтверждались. Впрочем, Тор понимал, что со служителями, заподозренными в нечестности, делали просто ужасные вещи. Тор скоро научился различать, когда его допрашивают как обвиняемого, а когда — как истца. Дело в том, что состав суда был разным. А вот вопросы были почти неразличимы.
Запомнился один из допросов на последнем месяце расследования, когда Тор вдруг понял, как близко к пропасти он стоит.
— Вспомни, сын мой, как проходили роды у твоей жены? — спросил судья.
— Я же не мог быть в ее комнате, когда она рожала. Там были доктор барона и его придворная повитуха.
И тут неожиданно последовал конкретный вопрос:
— Ты их пригласил или они пришли по собственной воле?
— Ни то, ни другое. Их прислал барон в знак уважения ко мне.
— А ты сам кого хотел пригласить?
— Лучшей повитухой в деревне считается Аринасса Туканар, вдова баронского смерда. Я бы позвал ее. Хотя на вид она как ведьма.
Судьи переглянулись между собой.
— А теперь вспомни, что случилось около твоей мастерской перед родами?
— Аринасса пришла без зова. Я знал, что баронские люди уже едут, и отказать барону было бы оскорблением. Я поблагодарил ее и сказал, что она не нужна. Она была очень недовольна. Тогда я дал ей во имя Победителей плату повитухи и попросил молиться, чтобы моя жена благополучно разрешилась от бремени. Аринасса бросила деньги на землю, сказала, что она не нищая, не берет милостыню. — Тор чуть- чуть помолчал. — И вдруг она выругалась как последняя шлюха.
Судьи почему-то опять переглянулись между собой.
