Тор поднялся к себе в комнату и послал слугу за тазом для умывания. Но слуга предложил ему вместе с рабыней пройти в баньку при таверне. Там героя ждало угощение, были расставлены мужские и женские благовонные растворы. Рабыня помылась как следует, умастилась, поела, выпила и несколько повеселела. Тор, которому было привычно, что рабыни прислуживают (в обычаях было именно прислуживать; для соития имелись другие места и другое время) в бане, с удовольствием воспринял ее услуги по мытью и умащению. Хозяин таверны зашел в баньку отметить оправдание его прославившегося гостя. Он уже знал, что Тор вечером приглашен на пир к одной из знаменитейших особ Империи, считал это вполне заслуженным, и выпили мужчины лишь по паре бокалов вина. Ангтун, закутавшись в простыню, прислуживала им.
— Да возьми ты ее прямо сейчас, — с присущим содержателю таверны бесстыдством сказал хозяин. — Тем более что и имечко у этой рабыни подходящее: 'Развратница'.
Рабыня с обреченным видом сбросила простыню.
— Не привык я такими делами заниматься публично, — ответил Тор. — Надевай простыню, и пошли ко мне в комнату, — сказал он рабыне, вспомнив, что теперь он обязан ее взять, чтобы спасти от казни.
— Плохо знаешь обычаи, — сказал хозяин. — Показываться одетой она будет иметь право лишь через три дня, когда ее кол будет убран. А до этого она должна быть готова в любой момент сесть на кол.
Рабыня вздрогнула и бросилась на колени:
— Хозяин, не выдавай меня на лютую казнь! Я на все готова и буду верно служить тебе, как ты прикажешь!
— Не бойся, ты ведь не названа шлюхой, — вдруг ответил Тор. — Ты не будешь отдана на позорище всем. Идем в комнату, займемся исполнением приговора.
— Спасибо, что я буду только твоей! — радостно воскликнула рабыня.
Как и полагалось, после объятий Тор с рабыней вышли к официалам. Они убедились, что рабыня действительно только что с ложа любви, и спросили Тора, доволен ли он ею? Тор, конечно же, собирался в любом случае ответить, что доволен, но вдруг почувствовал, что он действительно доволен. Страшное впечатление от казни несколько утихло, а объятия рабыни были удивительно нежными и ласковыми. Когда они вернулись в комнату, рабыня вдруг бросилась перед ним на колени, обняла его ноги и заговорила:
— Хозяин, разрешишь ли ты презренной рабе рассказать кое-что?
— Говори, — ответил односложно Тор, сидя на кровати и прикрыв глаза, чувствуя, как отступают кошмары.
— Когда ты меня в прошлой моей жизни взял, я была глупой холодной женщиной. Я вела себя так, как вели себя другие светские дамы, иногда заводя любовников, но на самом деле я никого не любила, и искала лишь престижа и подарков. Увидев, что ты смотришь на меня с желанием в глазах, я вознамерилась первой из дам превратить тебя в своего любовника и тем прославиться. Поэтому я начала соблазнять тебя и отвела в беседку. Когда ты так мощно и грубо взял меня, разорвав все мои одежды, мне показалось в первый момент, что разорвалось и мое тело. Я чувствовала сильную боль и страшный стыд. А затем к боли и стыду вдруг добавилось острое удовольствие, и мне стало еще более стыдно. Сейчас я понимаю, что тогда просто была не готова тебя принять в силу своей холодности. Ну а в те дни я была возмущена и стала рассказывать всем, как ты безжалостно со мной обошелся, тем более, что у меня несколько дней все действительно болело. На самом деле я влюбилась в тебя, но ты был неприступен и недоступен, даже не смотрел на меня. Подойти к тебе было позором, и я все больше и больше рассказывала гадостей про тебя, выдумав даже, что мне пришлось зашивать разорванный тобою живот. Сейчас я с опаской ждала нашего соития, поскольку видела, что эти законники из суда, услышав мои искренние вопли о том, как мне было больно, втихомолку заменили быстрое посажение на кол растянутым на три года. Но я вместо боли получила чистую радость, потому что была готова к тебе, мечтала о тебе и искренне хотела тебя. Но что я говорю как дама? Я же теперь твоя бесправная раба.
— Не люблю я намеренно причинять боль. Тогда я был обозлен на тебя и на других, что меня соблазняли. Я решил показать всем дамам, что не стоит охотиться за мной. — выдал длинную для себя тираду Тор.
— Значит ты, хозяин, тогда наказывал в моем лице всех увивающихся за тобой дам? — воскликнула рабыня. — А сейчас ты спасал меня и был так добр ко мне!
— Да и ты хотела именно меня, а не гордость свою потешить, — ответил Тор. — Но мне надо собираться, теперь уже знаменитость хочет себя мною потешить, — уныло добавил Мастер, почувствовав, что 'светские обычаи' все-таки настигли его и разрушили его такой уютный мир. — Ты будешь моей наложницей и моей служанкой. Я со своими людьми обращаюсь хорошо. И ты служи мне хорошо.
— Ну почему же, чтобы сбылась мечта, нужно было потерять все? — вдруг зарыдала рабыня.
Но Тор уже не слушал. Он одевался, умащался и готовился идти в гости к знаменитости, воспринимая этот поход как вызов на бой. Хозяин чуть-чуть просветил Тора об обычаях, что, раз гетера сама его публично и откровенно позвала к себе, он ни в коем случае не должен ничего платить, ибо тогда потеряет лицо, и лишь при расставании должен подарить скромное кольцо. А гетера, наоборот, будет сейчас считать делом чести одарить его одеждами, благовониями, а то и рабыней, и отказываться от этих подарков тоже нельзя.
'Только этого мне не хватало, привезти с собой еще один подарочек, на сей раз от гетеры,' — подумал Тор.
Вспоминая 'экспертизу' в тюрьме, Тор думал, что его сразу потащат в постель. Но вместо этого он попал на вечер с музыкой, танцами, несколько вольными, но приличными разговорами, выступлениями поэтов. Тор вспомнил наставления своего учителя: 'Наверняка придется бывать тебе в высоком светском обществе дам. Ты умеешь кратко и остроумно ответить, тебе не нужно пытаться красиво и долго говорить, как светским хлыщам или политикам. Ты говори редко, но метко, и тебя оценят, а может, какая-нибудь знаменитая красавица и соблазнится тобою.' Последние слова Тор тогда воспринял как издевательство, будучи уверен, что он урод и никогда ни одна свободная женщина, кроме шлюх, его не полюбит. Сейчас он уже так не думал. Тор внутренне собрался, и светский разговор потек.
— Наш герой какой-то мрачноватый. Наверно, он страдает ханжеством и лицемерием, и боится, что такое вольное общество разрушит все его моральные устои. — озорно сказала одна из красивых женщин. — А ты лучше погляди, Мастер, на цветы и радость жизни. Не все ведь любоваться огнем и металлом, слушать стук кузнечного молота. Можно послушать и песни, и поэтов.
— Я знаю, что металл тоже поет в руках мастера, — ответил Тор. — В руках мастера все поет. И даже песня.
Общество расхохоталось.
— Получается, что песня в устах не мастера — не песня, — одобрительно сказала Толтисса. — Здесь я с тобой согласна, мощный Тор. А вот что же тогда получается, если продолжить: любовь в объятиях той, кто не является Мастером, — тоже не любовь? Значит, любви между мужем и женой не может быть, если он не женился по любви на Высокородной гетере?
— Любовь — это к жене. К тебе, прелестница, страсть. — отрезал Мастер.
— Так что же, выходит, ты, Мастер, все-таки лицемер? Я вижу по тебе, что ты вовсю готов отдаться тому, что называешь страстью, а любовью это признать не готов? Любовь — это только сидеть с женой, пить ароматный чай и обсуждать семейные и хозяйственные вопросы? Ну, может быть, вдобавок ухаживать за невинной невестой, но это пока не женился на ней, как обычно и описывается в романах?
— Лицемерие — это дань, которую порок платит добродетели. Не будет порок считаться пороком, не будет и лицемерия. — резко ответил Тор.
— Тогда здесь, в этом обществе, тебе, Мастер, не стоит лицемерить. Порок — это низкие шлюхи. Порок — это развратные светские дамы. Мы тоже мастера, не зря общение с нами считается честью, и Высокородные гетеры упоминаются в имперских рескриптах наряду с Великими Мастерами. Мы — мастера радости жизни. Ты — мастер радости металла. Значит, я с тобой образую достойную пару, и любовь между нами возможна.
Тор вздрогнул. Конечно, много писалось о любви между выдающимися гетерами и выдающимися
