(практически по своей собственной недальновидности; но, конечно, горожане обвиняли во всем короля Старквайи), город не потерял своего богатства. Половина внешней торговли королевства Старквайи шла через него, да и во внутренней он занимал долю большую, чем даже столичный Зоор. В Старквайе было три очень богатых города: Линья, Зоор и раза в два победнее их Карлинор. Во время рокоша Карлинор стал богатеть, так как значительная часть торговли переориентировалась на него, да принц Клингор еще и проделал остроумный ход, значительно снизив пошлины на торговлю королевства Тромы, которая после этого тоже в значительной степени переориентировалась на Карлинор.
Все это было ударами по богатствам Линьи (правда, и Зоора также). В городе накапливалось недовольство. И уже за месяц перед сдачей города в большом секрете собрался Малый тайный сенат.
Сенат города по традиции состоял из трехсот отцов-сенаторов. Они выбирали из своей среды шестьдесят самых мудрых и почтенных, а те жребием тайно отбирали тридцать, составлявших Малый тайный сенат. Когда число членов Малого тайного сената падало до пятнадцати, назначались новые выборы. Даже если бы король был в Линье, сенат предпочел бы по какой-то формальной причине отложить выборы этого важнейшего охранительного учреждения республики, чем дозволить вмешательство короля.
Члены Тайного сената обсуждали положение города. После того, как Клингор обосновался рядом с Линьей, торговля резко упала. Смена военачальника ничего не изменила. И сенатор Абростуг, сын Иркултода, из древнего коренного линьинского рода Иктаф (имевший, впрочем, и старкское имя Ар Иситовар), вдруг сказал:
— А ведь принц Крангор несколько лет прожил в городе, учась у почтенного Суктраккита. И потом он все время навещал наш город.
Члены Малого Сената переглянулись. Принца привлекали в город не только воспоминания отрочества, не только его Учитель, но и дочь почтенного Абростуга Ариньисса Иситовар. Отец не поощрял их встречи, поскольку принц не смог бы жениться на девушке из-за того, что браками семьи короля распоряжался король (вернее, фактически канцлер), который не потерпел бы неравнородного брака. А делать дочь гетерой отец не хотел, тем более что Высокородной она уже не смогла бы стать.
— Сколько я знаю, он не женат, а помолвку, продиктованную канцлером, конечно же, немедленно расторг после начала рокоша, — сказал Ис Артинор.
Тут остальные члены Тайного Сената возбужденно загомонили. Формальности в процедурах этого тайного сборища было очень мало, двадцать один остававшихся в живых членов Малого Сената не нуждались в таком регулировании. В итоге было принято принципиальное решение: сдать город принцу Крангору, предложить его кандидатуру народу для избрания консулом, а затем при помощи принца-консула восстановить имперский статус, а то и независимость, Линьи.
Вернувшись домой, Абростуг сказал жене Брунхильде (Буриссе по-старкски):
— Дорогая, даже на встречах Тайного Сената уже говорят по-старкски! Наш город теряет свою культуру. Как хорошо, что хоть в нашем доме наш древний язык сохраняется.
— Да. Вот и сейчас, пока тебя не было, заходил Суктраккит, очередной раз вернувшийся от принца Крангора, и передал, что Крангор просит в следующий раз отпустить с ним нашу Адель. Он хочет, чтобы Адель помогла ему усовершенствоваться в линьинском языке.
На древнем линьинском имя Ариньиссы — Адель.
— Ишь какой! Захотел словарь с длинными волосами… Отпустить, что ли, к нему Ирлин, может, она его умает до полусмерти? — вскипел отец. — Ну ладно, Учитель воинских искусств полководца — личность почитаемая, да и сам он таков, что связываться с ним не захочешь. Но отпустить в военный лагерь дочь, как какую-то гетеру!
— А если он на ней жениться хочет, что же здесь плохого? — вкрадчиво заметила жена.
— Ну и дурак же я! Теперь я понимаю, почему на заседании так ехидно смотрели в мою сторону! Я же сам сказал, расхваливая принца, что он не женат и, поскольку находится в состоянии рокоша, свободен от всяких династических обязательств! И что он любит нашу культуру!
— Мой дорогой и мудрый муж! Ты порою слишком строг, а я потихоньку поощряла нашу дочь смотреть в сторону принца. Ведь даже если бы не было рокоша и он женился бы на какой-то династической дуре, то, после выхода замуж Адели, какой великолепный кавалер был бы для нее и какая выгодная ситуация для нашей семьи!
— Ты у меня мудрая, моя женушка! — сказал размякший сенатор.
Немного подумав, сенатор добавил.
— Конечно же, принц благородный сеньор, и никогда не допустил бы ничего лишнего по отношению к дочери, но у него же есть прихлебатели, которые могут, желая угодить принцу, нечаянно опозорить нашу дочь.
— Муженек, ты абсолютно прав. Но стоит немножко уточнить. Не опозорить, а поставить принца в такое положение, когда он, как человек чести и как тот, кто очень сильно симпатизирует нашей добродетельной Адели, должен будет немедленно жениться на ней. Однако лучше, если он примет такое решение по собственной воле, а не по воле обстоятельств, — со вздохом добавила жена.
— Ты права, женушка. Так что я отправлю ему вежливейший отказ с намеком. Как ты смотришь на такую формулировку:
'Благородный принц Крангор! Когда твое высочество соизволит быть в Линье, мы всегда будем рады видеть тебя у себя дома. Я, моя жена и наша дочь Ариньисса примем тебя как гостя нашего города и как нашего желанного гостя. А если у тебя будет свой двор здесь, мы с удовольствием будем отпускать Ариньиссу быть при твоем дворе, до тех пор, пока это не будет затрагивать ее и твоей, принц, чести.'
— Прекрасно, мой мудрейший муж! Годы заседаний в Сенате отточили твой язык и твой ум! — и жена ласково поцеловала мужа, а тот свою мудрую и ненаглядную хозяйку дома.
Сенатор даже не заметил, что выболтал практически все содержание сверхсекретного обсуждения на Малом Совете. Не будь его жена действительно мудрая, это бы разнеслось по всему городу, назначенный канцлером консул всполошился бы, и некоторым сенаторам можно было бы даже потерять голову, а уж свободу и значительную часть имущества — наверняка.
Принц Крангор, получив через своего Учителя Суктраккита такое устное послание сенатора, призадумался. Он понял, что кое-кто в Линье не прочь видеть его в городе, и что сенатор среди таких. Так что задача взять Линью уже не представлялась столь невыполнимой. И он еще понял, что его личная задача, связанная с девушкой Ариньиссой, которую он никак не мог забыть, вполне решаема. Осталось только решить обе эти задачи наилучшим образом. Пока что о женитьбе принц и не думал, у знатного и благородного человека есть масса других способов добиться благосклонности девушки. А вот о городе он думал все больше и больше, тем более, что ему всегда нравилась Линья, в отличие от скучного Зоора.
Брунхильда вовсю занялась Аделью, попросив мужа пока что не вмешиваться, за исключением мимолетных благожелательных упоминаний о принце. Она стала расспрашивать дочь о том, как та, будучи еще двенадцатилетней девочкой, обучала принца линьинскому языку. Оказалось (но, впрочем, Брунхильда вычислила это уже давно), что принц полушутя-полусерьезно ухаживал за Аделью уже тогда. У Адели хранились его невинные подарочки, и мать постепенно пробудила в ней воспоминания о таком остроумном и обходительном принце. Все, что рассказывала дочь, мать поворачивала в такую сторону, что принц выглядел героем и сказочным принцем. Так что уже через несколько дней Адель чудом поймали, когда та пыталась сбежать из города.
Выяснилось, что наслушавшись героических баллад и начитавшись историй о женщинах и девушках- героинях, она вознамерилась прийти к принцу и своим очарованием заставить его снять осаду с родимого города. На вопрос матери, понимает ли она, что для этого скорее всего пришлось бы стать любовницей принца, дочь серьезно ответила, что, конечно, понимает. Но принц настолько милый и выдающийся, что такая жертва ради родного города была бы ей сладка втройне. Видимо, мать слишком быстро преуспела в том, чтобы разбудить у дочери чувство заочной влюбленности. Ей пришлось усилить надзор за дочкой и она стала думать, как, не выдавая тайных планов, показать Адели, что брак вполне реален. Но страшные события прервали этот процесс.
В этом мире способ борьбы с эпидемиями резко различался, если болезнь была не опасна для потомства (в первую очередь) и не очень смертоносна, и если болезнь не удовлетворяла этим критериям
