«Георг V, Божьей милостью король Великобритании, Ирландии и британских заморских доминионов, защитник веры, император Индии» — каждое из этих звучных званий и титулов глубоко трогало сердце монарха. Однако за все время царствования он лишь однажды побывал в Индии и ни разу — в Австралии или Новой Зеландии, Канаде или Южной Африке. Когда его упрашивали посетить доминионы, он отвечал, что должен делать все или ничего и что бремя неотложных дел не позволяет ему надолго отлучаться из Лондона. К тому же он поделил эту обязанность между сыновьями, чья молодость и энергия больше гармонировали с господствующими настроениями в этих бурно развивающихся демократиях.

Собственные взгляды короля на подвластную ему империю мало изменились по сравнению с теми временами, когда он плавал вокруг света на деревянном корабле. В 1928 г. министр колоний сравнивал его с Георгом III. «Король был более разговорчивым — если не сказать, говорливым, — чем обычно», — записал Эмери после ленча во дворце. «Его главная тема — это, разумеется, неприятие всех новых изменений в конституционной практике». Три года спустя, когда Вестминстерский статут [145] признал законодательную автономию доминионов, Уиграм назвал его «педантичным документом, составленным юристами для того, чтобы удовлетворить amour proupre[146] прежде всего Южной Африки и Ирландского независимого государства». Это замечание, несомненно, совпадало с мнением его хозяина и знаменовало уменьшение королевского энтузиазма в отношении доминионов. К Индии он, однако, по-прежнему относился с той отеческой гордостью, с которой встречал каждый последующий шаг субконтинента на пути к самоуправлению. Он ощущал себя отцом индийского народа — всех 400 млн.

Принц Берар однажды сказал Сомерсету Моэму: «Знаете, какая разница между яхт-клубом в Бомбее и Бенгальским клубом в Калькутте? В первый не пускают собак и индийцев; во втором — не возражают против собак». С момента первого визита в Индию еще в качестве принца Уэльского король постоянно сожалел о том существовании барьера, основанного на дискриминации по цвету кожи, который все больше разделял европейское и индийское общества. Он с радостью согласился стать попечителем Уиллингдонского клуба, названного в честь губернатора Бомбея, который основал его и сделал доступным для представителей всех рас. Даже в Лондоне он признавал принцами таких людей, как махараджа Биканира, во время ленча во дворце посадив его справа от королевы и тем самым оказав ему предпочтение перед множеством британских грандов. Как с возмущением заметил по этому случаю король, первые индийцы, назначенные членами вице-королевского совета — Биканир и Синха, — стали почетными членами всех лучших клубов в Лондоне, но ни одного из них не допустили в какой-либо белый клуб в самой Индии. Он также отменил решение одного придворного чиновника, который взял на себя смелость объявить, что индийцы, ставшие почетными рыцарями, не должны именоваться «сэр».

Ни члены королевской семьи, ни официальный мир не были свободны от расовых предрассудков. Только шурин короля — отщепенец принц Фрэнсис Текский всего за несколько лет до этого не стал обедать в деревне с российским великим князем Михаилом, узнав, что хозяйку дома должен сопровождать на обед индийский принц. «Это невозможно, я так не могу! — воскликнул он. — Кроме того, раджа будет чувствовать себя неуютно». В 1919 г. леди Диана Купер вовсе не возражала против того, чтобы сидеть в «Ритце» рядом с Ага-Ханом, однако его присутствие вызвало недовольство лорд-гофмейстера. «Не слишком приятно смотреть на туземцев, развлекающих изящных светских женщин», — писал он. В 1927 г., когда лорд Ли Фархем устроил прием на открытом воздухе с приглашением 500 гостей, его жена записала в дневнике: «В чем Артур проявил твердость, так это в том, чтобы не приглашать никаких индийцев». Это был тот самый лорд Ли, который, являясь председателем Королевской комиссии по делам индийской гражданской администрации, бесстыдно надоедал правительству, желая получить Большой крест ордена «Звезда Индии» — высшую из индийских наград.

И только король всегда старался защитить достоинство и интересы своих царственных индийских подданных. Так, его возмущало, что сменяющие друг друга британские правительства не разрешали туземным княжествам иметь в своих войсках артиллерию. В 1923 г. он писал: «Король не может удержаться от ощущения, что мы не полностью доверяем правящим принцам, чьи существование и безопасность настолько тесно связаны с Британской империей, причем и во время войны, и во время внутренних беспорядков, поскольку они всегда предлагали нам личную службу, войска и деньги». По сути дела, это был не более чем вопрос престижа, однако и кабинет Болдуина, и кабинет Макдональда ограничились тем, что разрешили индийцам иметь в своих войсках пулеметы.

Если короля и можно было за что-то упрекнуть в его отношении к индийским принцам, то скорее за избыток внимания, чем за его недостаток, — причем именно того отеческого внимания, которого так недоставало его собственным сыновьям. Ведь в своих княжествах индийские правители являлись совсем не рядовыми людьми — один из них даже вел свою родословную от солнца. Неудивительно, что короля- императора нисколько не обрадовало, когда он получил от раджи Пудукоттаи телеграмму, извещавшую о его женитьбе в Новом Южном Уэльсе «на австралийской девушке мисс Молли Финк». Точно так же его расстроило известие, что один индийский правитель, бывший его пажом на торжественном приеме 1911 г., теперь пристрастился «к пьянству и обществу падших женщин», что особенно прискорбно для питомца Веллингтонского колледжа. Биканиру, получившему в Лондоне назначение в имперский Военный кабинет, было сказано, что король заметил его «в котелке и костюме из одного материала» и что в будущем тот должен носить легкий тюрбан. Ага-Хана во время какого-то официального мероприятия отвели в сторону и наказали проследить за тем, чтобы махараджа Раджпипла, не сделавший своему тренеру традиционного подарка по случаю выигрыша дерби «Виндзорский парень», поскорее исправил свою ошибку. Да и сам Ага- Хан, по мнению короля, «поступил бы правильно, оставшись в Индии, со своим народом, а не развлекался бы в Европе».

Хотя по сложившейся конституционной практике назначение вице-короля Индии производило правительство, король-император не стеснялся предлагать собственные кандидатуры. По его мнению, вице-королю вовсе не обязательно хорошо знать Индию и иметь политический опыт: «Прежде всего он должен быть настоящим английским джентльменом, волевым человеком, личностью, человеком бывалым, решительным, бесстрашным, независимым, который никогда не посрамит британское правление». В 1921 г., с уходом в отставку Челмсфорда, на пост вице-короля претендовали Черчилль, заместитель министра по делам Индии Литтон, губернатор Бомбея, а затем Мадраса Уиллингдон, а также лорд — главный судья Ридинг. Сам король предпочел бы Уиллингдона, однако до Дели тот добрался лишь через десять лет. Назначение досталось Ридингу, политическое благоразумие, проницательный судейский ум и либеральные наклонности которого были сочтены достаточно надежной защитой от пагубного индийского национализма.

Когда в 1926 г. Ридинг вернулся домой, король все же добился своего. Сначала он предложил назначить вице-королем фельдмаршала Хейга, но Болдуин предпочитал видеть на этом посту гражданского человека. Тогда король выдвинул кандидатуру Эдварда Вудса — министра сельского хозяйства, йоркширского сквайра и страстного охотника за лисами, успешно сочетавшего христианское милосердие с твердой приверженностью к закону и порядку. Это предложение было встречено кабинетом вполне благосклонно, и Вудс отправился в Индию уже как лорд Ирвин, впоследствии унаследовав отцовский титул лорда Галифакса.

Осенью 1930 г. поиски преемника Ирвина внезапно спровоцировали стычку между премьер-министром и личным секретарем короля. Макдональд, который после победы лейбористов на всеобщих выборах 1929 г. снова стал премьером, решил назначить вице-королем лорда Горелла. Это был довольно странный выбор. Горелл, сын юриста, получившего дворянский титул, писал детективы и философские стихи, считался авторитетом в области военного образования и короткое время служил заместителем министра авиации в коалиционном правительстве Ллойд Джорджа. Больше никаких достоинств, необходимых для должности проконсула, за этим 46-летним мужчиной не числилось. Тем не менее Горелл отправился бы в Индию, если бы намерение Макдональда осуществилось раньше, чем о нем узнал король. Через издателя Горелла весть об этом дошла до ушей леди Брасси, которая, считая, что назначение уже утверждено, упомянула о нем в письме, адресованном одному из придворных. Тот, в свою очередь, рассказал об этом Стамфордхэму, всегда готовому встать на защиту конституционных прав короля. Он-то и пожаловался Макдональду, что королевская прерогатива, по всей видимости, нарушена. Премьер-министр записал в дневнике:

Вы читаете Король Георг V
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату