Даже если каждый из множества выдвинутых Ллойд Джорджем кандидатов однозначно заслуживал бы подобной награды, король все равно жаловался бы на столь массовую кампанию по присвоению титулов, однако и заслуги этих кандидатов зачастую оказывались довольно сомнительными. Еще в начале премьерства Ллойд Джорджа, в марте 1917 г., Солсбери с группой единомышленников-консерваторов предупреждал об «огромной важности того, чтобы наша общественная жизнь была свободна от любых упреков». Одно дело, утверждали они, когда та или иная политическая партия вознаграждает своих сторонников, и совсем другое — если награды раздаются только за крупные взносы в партийную казну. Когда через несколько месяцев они выразили свое беспокойство в палате лордов, Керзон весьма красноречиво выступил в защиту сложившейся практики:
«Прочитав в газете о награждении неизвестной им личности, люди зачастую склонны считать, что эта награда куплена. Но если кто-то неизвестен широкой публике, это не обязательно означает, что он коррупционер…
Так же, как солдат отдает государству свою храбрость и доблесть, художник — свой талант, капитан индустрии — свою энергию и предприимчивость, а человек науки — свои изобретения, так и богатый человек — что, по моему мнению, вполне оправданно — отдает на благо страны свое богатство, которое зачастую является его единственным достоянием».
Высказывания Керзона нельзя назвать чем-то исключительным. Лорд Лэнсдаун, бывший вице-король Индии и министр иностранных дел, также говорил о том, как трудно бывает провести грань между вполне законными и коррупционными пожертвованиями в партийные фонды. Асквит, в личном плане человек исключительно честный, настаивал на том, что сами по себе пожертвования в партийную кассу не должны лишать спонсоров общественного признания. Ллойд Джордж пошел еще дальше, В состоявшейся через несколько лет после его отставки с поста премьер-министра частной беседе с одним деятелем консервативной партии, ответственным за сбор средств в партийные фонды, он заявил, что продажа наград является неотъемлемым элементом британской политической жизни: «Мы с Вами прекрасно знаем, что это более честный способ пополнения партийной казны, нежели те методы, которые используются в Соединенных Штатах или в социалистической партии… Допустим, кто-то дает партии 40 тыс. и получает взамен титул баронета. Если потом он придет к лидеру партии и скажет, что вот я внес в партийный фонд большую сумму и теперь вы должны сделать то-то и то-то, мы спокойно можем ответить, чтобы он убирался к черту».
Король готов был послать к черту кого угодно, однако не видел необходимости предварительно жаловать этому «кому угодно» титул. Его также возмущало, как Ллойд Джордж манипулирует королевской прерогативой, чтобы обеспечить себе политическую поддержку прессы. За четыре года тайными советниками, баронетами и рыцарями стали около пятидесяти владельцев и редакторов газет. Вслед за Бивербруком, Ротермером и Нортклиффом в число депутатов верхней палаты вошли сэр Эдвард Расселл, редактор «Ливерпуль дейли пост», и сэр Джордж Ридделл, один из владельцев «Ньюс оф зе уорлд». Король возражал против обоих: в первом случае потому, что соискателю уже шел восемьдесят шестой год, во втором — в связи с тем, что кандидат считался виновником развода с женой. Ллойд Джордж, однако, считал, что ни возраст, ни легкомысленное отношение к семейным узам не являются препятствием для получения звания пэра; и король вынужден был дать согласие.
И все же, каковы бы ни были успехи журналистов, их совершенно затмевали те награды, которыми Ллойд Джордж осыпал промышленников и финансистов: 26 из них стали пэрами, 130 — баронетами и 481 — рыцарями. Конечно, из тех, кто получил награды, не все пополняли казну одной из двух коалиционных партий; а из тех, кто пополнял, некоторые были вознаграждены за другие, более традиционные достижения на ниве служения обществу или же за подлинную благотворительность. Тем не менее о любой системе коррупции следует судить именно по ее крайним проявлениям. Король неоднократно пытался сдержать стремление Ллойд Джорджа включить в наградной список людей сомнительных достоинств или же вовсе без таковых. Например, в 1921 г. он писал премьер-министру об одном судостроителе из Ньюкасла, «весьма непривлекательной личности», — полученный им во время войны приговор за незаконное создание запаса продуктов не стал препятствием для пожалования ему титула баронета. Однако лишь летом 1922 г. король, парламент и общественное мнение, наконец, объединились, решительно осудив продажу почетных титулов и званий.
Наградной список, появившийся 3 июня 1922 г. по случаю дня рождения короля, включал имена пяти новых пэров: сэра Роберта Борвика, сэра Джозефа Робинсона, сэра Уильяма Вести, сэра Самюэля Уоринга и сэра Арчибальда Уильямсона. Из этих пяти лишь Борвик, производитель пекарного и молочного порошка, избежал насмешек и порицания общественности.
Среди заслуг Вести особенно отмечался его выдающийся вклад в победу над врагом: в военное время он бесплатно передал свои холодильники в распоряжение правительства. Однако во время парламентских дебатов, посвященных обсуждению этого наградного листа, военный министр признал, что на самом деле «Юнион коулд сторидж компани» было заплачено за использование ее складов в Гавре и Булони. Выяснилось также, что Вести, давая показания Королевской комиссии по подоходным налогам, сознался, что во время войны перевел свой мясной бизнес в Аргентинскую Республику, дабы избежать британских налогов. Этот маневр стоил Казначейству около 3 млн фунтов, причем от 3 до 5 тыс. англичан лишились работы.
Уоринга палата общин обвинила в том, что он сколотил состояние на поставках во время войны военного оборудования, к тому же разорив акционеров, которые вложили деньги в его прежнюю компанию. Услышав эти обвинения, новоиспеченный пэр крикнул из ложи для почетных гостей: «Это лживое утверждение!»
Уильямсон, получивший титул лорда Форреса, с не меньшей энергией защищал себя на заседании верхней палаты. Он обвинялся в том, что вел свои дела в Южной Америке, нарушая, таким образом, введенный во время войны запрет торговли с врагом. Департамент внешней торговли Форин оффис не сомневался, что его компания держала нос по ветру. В архивах департамента хранились обширное досье и 12-страничный меморандум о деятельности фирмы, подготовленный для военного кабинета министром по делам блокады лордом Робертом Сесилом. «Дело было передано главному прокурору, — сообщал личный секретарь Керзона, — и хотя обвинение так и не было выдвинуто, компания на время лишилась лицензии». Через три дня он снова написал министру иностранных дел: «Во время войны фирма вела себя предосудительно, о чем им и заявил сэр Ф. Поллок, ревизор Д.В.Т. К записи этой беседы прилагались перехваченные письма фирмы, содержащие рекомендации, как, оставаясь в рамках закона, обойти запрет на торговлю с врагом, а также ряд протоколов Д.В.Т. убийственного характера». Автор письма, будущий лорд Ванситтарт, и на сей раз не удержался от шутки. «О temporal О Forres! [98]» — в заключение добавил он.
Если относительно лорда Форреса еще могли быть какие-то сомнения, то сэр Джозеф Робинсон даже не рассчитывал на снисхождение. Запись в наградном листе характеризовала его как председателя «Робинсон саут эфрикен бэнкинг компани».[99] Однако оказалось, что этот банк прекратил существование еще семнадцать лет назад. Более тесно имя Робинсона было связано с компанией «Рэндфонтейн истэйтс». Являясь ее председателем, он на свое имя покупал так называемые фригольды, то есть безусловные права собственности на недвижимость, после чего по завышенной цене перепродавал их собственной компании, не ставя об этом в известность других акционеров. Когда обман раскрылся, последовали длительные тяжбы в южноафриканских судах; и в итоге он был вынужден уплатить 500 тыс. фунтов компенсации. Лишь в ноябре 1921 г. арбитражная комиссия Тайного совета[100] отвергла его апелляцию, так что появление его имени в наградных списках уже через семь месяцев никак не могло быть оправдано.
Ллойд Джордж был полон решимости погасить скандал, вызванный присвоением Вести, Уорингу и Форресу звания пэра. Дело Робинсона было настолько грязным, что защищать его не представлялось возможным. Единственный выход — убедить его самого отказаться от звания, о присвоении которого было уже объявлено, но официально еще не подтверждено. Но когда эмиссар Даунинг-стрит прибыл в занимаемый Робинсоном номер в отеле «Савой», глухой старый мошенник сначала не понял цели этого
