сигналы в усталый мозг Артура.
Взошло солнце. Дневной свет смешался с приглушенным, матовым свечением настольной лампы, которую Артур так и не выключал.
«…15 июня 1943 года. Бад-Аусзее, 36. Господин Бауэр. 15 минут…» Артур вздрогнул, точно за его спиной пахнуло ледниковым ветром со Снежной горы. Ее белая, как сахарная голова, остроконечная вершина четким конусом вырисовывалась за окном кабинета Линдемана.
«…23 сентября 1943 года. Бад-Аусзее вызвал герра Шисля. 5 минут». Артур тщательно в который раз перелистал страницы журнала, но больше Бад-Аусзее и господин Бауэр не упоминались.
«…Возможно, что это частный разговор, ничего общего не имеющий с продукцией объекта… — не веря еще в удачу, еще и еще раз предостерегая себя от поспешных заключений, анализировал Артур журнальную запись. — Но я никогда не слышал от Шисля даже намека о его связях с этим господином Бауэром. Стоп, Артур! Неужели?»
Линдеман торопливо — у него дрожали от возбуждения пальцы — перелистывал скоросшиватель, датированный тем же июнем — сентябрем 1943 года.
«Главный штаб военно-морских сил перевел на ваш счет 147000 имперских марок. Заказ на третью партию для Бауэра подтвержден министром Шпеером».
Итак, где-то в районе Бад-Аусзее размещался еще один сверхсекретный объект, связанный с гитлеровской программой создания «оружия возмездия». Теперь уже последние сомнения оставили Артура: фон Борзиг направлялся именно на этот объект. Весьма возможно, что в районе Бад-Аусзее гитлеровцам удалось осуществить часть проекта «Цемент» пенемюндских ракетчиков. Быть может, там находилось и нечто другое. Во всяком случае, характер тщательной маскировки говорил за то, что этому объекту Артур должен был уделить самое серьезное внимание. Теперь становилось очевидным и то, что в «черном портфеле» фон Борзига должны были быть документы, имевшие прямое отношение ко всей программе создания «оружия возмездия». В противном случае берлинской СД не было никакого смысла переправлять со своим курьером секретные сведения именно сюда, в Бад-Аусзее, за тысячу километров от имперской столицы.
Открытие, сделанное Артуром, приобретало принципиальное значение. При других обстоятельствах он, разумеется, запросил бы согласие Центра на осуществление возникшей у него идеи новой операции. Но сейчас он не мог терять ни одного часа.
Правда, знакомый Штумпфу гестаповец проговорился, что фон Борзиг взят под «комфортабельный домашний арест» начальником отделения гестапо на вокзале в Граце и что, возможно, фон Борзиг проторчит там несколько дней: но эсэсовский курьер мог покинуть Грац столь же внезапно, как и неожиданно ему прервали маршрут поездки.
Артур и его товарищи должны были во что бы то ни стало перехватить фон Борзига до того, как он передаст свой портфель адресату.
ГЛАВА XI. ПО КРАЮ ПРОПАСТИ
Поздняя осень кистью художника-великана прошлась огненным багрянцем по лесным склонам Штирийских Альп. Вечерами с гор в узкие лощины спускались холодные туманы. Воздух был ясен и чист. И когда Хайнц вышел из поезда на маленькой уютной станции Бад-Аусзее, он задержал шаг и глубоко вздохнул: «…Эх, не мешало бы здесь подлечиться Артуру! Воздух — бери нож и режь, словно вологодское масло. Прямо на языке тает…»
Появление в курортном городке невысокого, атлетически сложенного спортсмена в форме учителя турншуле «гитлерюгенд», не должно было броситься в глаза ни обывателям, ни бесчисленным заезжим гостям, по преимуществу раненым офицерам вермахта. Навстречу Хайнцу часто попадалась разношерстная тыловая публика. Ее заметно прибавилось в Австрии по мере того, как линия восточного фронта неумолимо приближалась к границам нацистского рейха.
Вместе с Хайнцем с поезда вывалила целая толпа разновозрастных имперских немцев. Среди них было много и таких, кто наверняка должен был получить армейскую повестку, но почему-то околачивался в глубоком тылу. Хайнц, разумеется, ничего не имел против такого бойкого окружения.
По адресу, данному ему Артуром, он разыскал укрывшуюся под огромным каштаном виллу. До блеска надраенной медью весело сверкала маленькая табличка, прикрепленная над кнопкой электрического звонка, который автоматически соединял запертую калитку с комнатой портье. «Доктор Франц Ружечка. Специалист по желудочным заболеваниям. Пансион. Великолепный медицинский уход. По желанию больным обеспечивается курс лечения местными целебными источниками», — прочел Хайнц.
Оглядевшись по сторонам и убедившись, что его появление не привлекло любопытного внимания со стороны, Хайнц нажал на кнопку звонка. Раздался глухой треск, и калитка открылась, пропустив нового гостя.
В тот же вечер к воротам виллы подкатил мотоцикл с коляской знаменитой английской марки «харлей-давидсон» последнего довоенного выпуска. В частном гараже за солидную плату — время было военное, и бензин строго лимитирован — отдыхающие в Бад-Аусзее могли брать напрокат машины и мотоциклы в довольно сносном состоянии.
Похлопав по бензобаку «харлея», словно по крупу доброго коня, пригнавший мотоцикл пожилой механик сказал Хайнцу, передавая ключ:
— Господин, будете довольны. Машина что надо! Выжимает сто километров в час с тремя пассажирами…
Хайнц дал механику щедрые чаевые и, когда тот вышел за ворота пансиона, одним резким движением ноги завел мотор «харлея». Потом дал четыре длинных гудка. На сигнал из подъезда пансиона выбежала краснощекая улыбающаяся девушка в национальном тирольском платье. Это была одна из медицинских сестер, с которой Хайнц затеял легкий флирт во время первого врачебного осмотра. Анни — так звали девушку — понравилось вежливое, предупредительное, не назойливое и в то же время польстившее ее самолюбию ухаживание, судя по его внешности, мужественного, с крепкой мускулатурой учителя спорта. Она охотно приняла приглашение совершить с Хайнцем прогулку на мотоцикле по окрестностям Бад-Аусзее.
Мощенная гравием дорога от пансиона, расположенного в центральном квартале Бад-Аусзее, пробиралась через узкие переулки, чуть поднимаясь в гору. Потом, повернув влево, шоссе вползало в ущелье, у горловины которого высился дорожный столб с многочисленными указателями.
— Куда ведет это шоссе? — спросил как бы между прочим Хайнц.
— К Грундльзее…
— Это недалеко?
— О нет, совсем рядом. Километрах в трех от Бад-Аусзее.
Хайнц внимательно смотрел на асфальт, не переставая болтать с девушкой. Шоссе было очень узким. И он обратил внимание на глубокие следы от колес тяжелых армейских грузовиков, вынужденных при встречах съезжать на обочины, где на глине четко отпечатался рисунок резиновых покрышек.
Грундльзее, как и другие озера Зальцкаммергута, которые довелось увидеть Хайнцу, поразило его своей красотой. Озеро было похоже на огромную хрустальную каплю, опрокинутую в каменную чашу между гор. В ее ровной неподвижной глади, словно в зеркале, отражались облака и бездонная синева осеннего неба.
После суетливого людского муравейника Бад-Аусзее деревушка у озера Грундль показалась Артуру словно вымершей. Только в одном месте, им пересекла дорогу лениво переваливавшаяся с боку на бок длинная череда белоснежных гусей, возвращавшихся с озера к себе на ферму.
В самом конце деревни шоссе резко сворачивало влево и уходило за сараи, в поле, которое горловиной сужалось к лесу, зажатое между скалами высоких гор.
— А там что? — поинтересовался Хайнц.
— «Чертово озеро», — вдруг помрачнев, нехотя ответила девушка. — Давайте лучше остановимся здесь. Посмотрите, Хайнц, как чудесно Грундльзее.
