Анна Мария ждала совсем других слов. Видимо, этот человек не имел никакого отношения к «новичку».
— К сожалению, я очень тороплюсь. И нам не по пути.
Светофор вперил в нее зеленый глаз. Гаджи все еще не закрывал дверь. Сзади загудели машины. Анна Мария машинально нажала педаль акселератора.
Из-за поворота вынырнул «мерседес» с агентами Фрикке. Она увидела их в зеркало.
Гаджи не успел закрыть дверцу. Удар пришелся в лицо. Он качнулся и упал. Лишь теперь Анна Мария нажала тормоз.
— Что вы глазеете? Помогите его поднять, — выйдя из машины, она кричала на филеров.
— Может, вызвать медицинскую карету? — спросил один из них.
— Я сама повезу его в больницу.
Гаджи усадили на заднее кресло. Он подумал о том, до чего нелепо все вышло. Почему не сказал сразу: «Я ненавижу музыку»?
По щеке сочилась кровь. Гаджи смотрел на Анну Марию. Лицо ее было каменным. Показалось — видимо, хотелось оправдать себя за неопытность, горячность, за неумение точно выполнить инструкцию, — что она не может иметь никакого отношения к человеку, с которым ему предписывалось выйти на связь. Но чертики были фактом.
— Я ненавижу музыку.
— Бах — это бог.
Она говорила быстро.
— За нами слежка. Встречи в самом крайнем случае. В этой коробке — магнитофоны. Будьте до предела осторожны. Наши встречи, я повторяю, в случае крайней необходимости.
Гаджи развязал ленточку на коробке, приподнял крышку. Сверху лежали кассеты с пленкой величиной чуть больше наручных часов.
— Накануне обязательно позвоните. Если я скажу: «Вас плохо слышно», на встречу не приходите. Будет надо — разыщу сама, — продолжала Анна Мария. — И помните, работать на Вильке надо добросовестно, хорошо, с усердием. Вас ждет горячая пора. Конечно, он еще раз попытается забросить вас в Баку. Будьте ко всему готовы. И добросовестно учитесь. Вильке совсем неплохой учитель.
— Ну, хорошо. Можешь идти. Продолжай в том же духе. — Фрикке подождал, когда филер выйдет из кабинета, потом снял телефонную трубку:
— Здравствуйте, Урхан-бей! Как ваше драгоценное здоровье? Аллах так же бережно хранит его?
Выслушав ответное приветствие, он перешел к делу:
— Наша давнишняя дружба позволяет обратиться за маленькой услугой. Тем более что для вашей полиции, опекаемой самим аллахом, это не представит особой трудности. Германское посольство испытывает большое чувство неловкости перед одним вашим соотечественником. Кажется, он вчера был не очень трезв и ударился о машину нашей сотрудницы. Она, конечно, отвезла его в больницу. Мой коллега сегодня поехал проведать его и принести наши извинения. Но, как сказали врачи, тот настолько хорошо себя чувствовал, что, даже не спросив разрешения, удрал из клиники. Как бы нам его разыскать, чтобы сделать маленький презент, так сказать, возместить причиненный ущерб?
На другом конце провода полицейский чиновник пододвинул блокнот.
— Вам ничего больше о нем не известно?.. Ну, не так страшно. Я постараюсь выполнить просьбу моего друга. Мы немедленно этим займемся.
Ответный звонок к Фрикке раздался в воскресенье.
— Здравствуйте, эфенди! Простите, что беспокою вас в день отдыха. Но мы не могли отдыхать, пока не исполнили вашей просьбы.
Он ехидно улыбнулся. Ему всегда хотелось быть с Фрикке на короткой ноге.
— С помощью аллаха мы нашли человека, который интересует вас. Богатый бездельник. Друг, если можно так выразиться, вашего, то есть… нашего общего друга, — теперь ехидство уже не сходило с его лоснящейся физиономии. — Нашей красавицы Зульфии.
Ему было приятно, что без него, Урхан-бея, и немцы ничего не могут сделать.
Перед зрителем пройдут времена года — зима сменит осень. Потом побегут ручьи, затем в садах зацветет миндаль. Только после этого наступят дальнейшие события.
Не теряя Гаджи из поля зрения, мы увидим его за множеством дел, которые он выполнял для Вильке, встретим в горной таверне на свидании с людьми, нечесаными и обросшими густой щетиной, — видимо, теми, кто готов пойти за кордон в ненавистное им советское Закавказье.
Зульфия задумалась на мгновение, взглянув на часы, удивленно вскинула брови, пошла открывать. Было без десяти пять. На пороге стоял Гаджи. Зульфия втащила его в квартиру, захлопнула дверь.
— Ты сошел с ума. Кто тебе позволил?
— Мое сердце… Разве ты не рада?
— Сумасшедший. Честное слово.
Она и радовалась и сердилась одновременно.
— Немедленно убирайся вон! Или я пожалуюсь Вильке!
— Кому? — спросил Гаджи. Его лицо выразило неподдельное удивление. — Разве он здесь?
Она поняла, что выдала тайну.
— Что ты? Но он должен позвонить. — Гаджи почувствовал фальшь и неискренность этих слов. Только непонятно было, почему Вильке должен скрываться от него.
Гаджи отстранил Зульфию, прошел в глубь квартиры.
— Ты ничего ему не скажешь. Во-первых, потому, что его здесь нет. А если бы и был… Знаешь, что он не прощает болтовни… Мне все равно, приехал он или нет. Но коль приехал, что ему надо?
— Уходи немедленно. Мы оба влетим в историю.
— В какую? — Гаджи не торопился, хотя волнение Зульфии нарастало с каждой минутой.
— Я прошу тебя, уходи, — теперь голос ее звучал мягко, заискивающе. Она поняла, что нет другого способа заставить его уйти. — Впрочем, уже поздно… Сейчас ко мне придет друг. Ты будешь тихо сидеть у меня в спальне — он ненадолго
Она взяла Гаджи за руку и потянула в другую комнату. В дверь уже звонили.
Оставшись один, Гаджи огляделся. Взял пудреницу, которая лежала на столике перед зеркалом.
За неплотно прикрытой дверью сльшшлся мужской голос.
— Вы убеждены, что меня стоило приглашать сюда?
— Нам не следовало говорить по телефону. Это письмо просили передать.
Видимо, пришедший читал письмо. Гаджи подошел к двери.
— Ол райт, — сказал гость. — Когда назначена встреча?
— Завтра в восемь вечера я буду ждать вас у «Паласа».
— Куда мы поедем? Тайна?
— Мне ничего не сказали об этом.
— Ол райт. Я так и думал. Где сейчас полковник? Я хотел бы поговорить с ним по телефону.
— По телефону?
— Русские его здорово напугали, — засмеялся гость, — всего боится. Даже здесь. Ну да бог с ним. Значит, до завтра.
— До завтра.
— Был рад, — буркнул гость.
Ветер рванулся в комнату, поднял занавеску, захлопнул дверь, у которой стоял Гаджи. Теперь до него не доходил ни единый звук. Он отошел от двери и вновь взял пудреницу. Она была массивной, похожей на черепаху с выпирающими боками. Гаджи глядел на пудреницу, машинально вертя взятый с того же столика волчок — нехитрую базарную игрушку. Пришла неожиданная мысль. Он высоко поднял брови. Потом поставил волчок на пудреницу и закрутил его. Через несколько секунд передвинул правее — на пудренице
