– Всё хорошо, стоЗт на месте, – ответила Людмила Николаевна, и улыбнулась. – Мне Алексей Степанович сказал, что нас сюрприз ожидает…
– Ах да… – очнулся от своего собственного гипноза Никита Николаевич, – Аполлон, ты это…
Аполлон вопросительно посмотрел на Алексея Степановича, вспомнив табличку 'Приносить и распивать спиртные напитки…'
Алексей Степанович заговорщически подмигнул:
– Доставай, нам можно.
Аполлон выставил на стол обе бутылки.
– О! Цвет отменный! – заметила Людмила Николаевна, взяв одну из них в руки и разглядывая с видом профессионала.
– Штучный продукт, ручная работа, – прокомментировал Никита Николаевич. – Между прочим, несколько человек, которые неплохо разбираются в коньяке, признали в нём лучший армянский коньяк, – он хихикнул, – они не знали, что это Синельский.
– Ну, вы просто заинтриговали, – в один голос сказали Людмила Николаевна и Алексей Степанович.
– Ну, тогда с вашего позволения… – Никита Николаевич взял другую бутылку.
– Минуточку, – сказал Алексей Степанович, и начальственным тоном крикнул официантку.
Когда Ира подошла, он попросил, опять войдя в роль своего в доску мужика, с несколько барскими замашками, однако:
– Красавица, принеси нам, пожалуйста, коньячные рюмки.
То, что Ира так быстро обслуживает их столик, было для Аполлона верным признаком того, что его гипноз возымел должное действие. Ну, а для Алексея Степановича как ясный день было очевидно, что это – прямой результат его министерской импозантности, магически действующей на таксистов, официантов, и всякий прочий обслуживающий персонал.
– О! Это действительно коньяк! – удивлённо сказала Людмила Николаевна, когда они пригубили золотистую жидкость.
– А то! – с гордостью посмотрел на неё Никита Николаевич.
– Только, пожалуй, будет немного покрепче.
– Конечно, это ж не из магазина, – заметил довольный Никита Николаевич.
Когда вторая бутылка опустела, результат повышенной крепости был, как говорится, налицо. И на лицах тоже выступал довольно явственно.
Выяснилось, что, в то время как Никита Николаевич проявлял повышенный интерес к Людмиле Николаевне, та, в свою очередь, проявляла повышенный интерес к Аполлону, ну а Аполлон продолжал гипнотизировать несчастную официантку. А может быть, и счастливую. Кто их разберёт, этих женщин, с их чувствами? Особенно тех, которые ещё не утратили способность краснеть.
А Алексей Степанович тем временем проявлял повышенный интерес к позабытой поначалу бутылке шампанского. Такой вот любовный пятиугольник получился. Или пентагон…
В конце концов, заказали ещё коньяку – для сравнения, как пояснил Алексей Степанович. По общему единодушному заключению 'дегустационной комиссии' ресторанный армянский коньяк проиграл синельскому по всем статьям.
Аполлон, прекративший возлияния ещё после первой бутылки, уже прикидывал, как лучше ему будет тащить своих сокамерников в номер: вместе или порознь. Людмила Николаевна тоже, как видно, знала свою норму, и была как раз в той форме, которая делала её ещё более знойной и соблазнительной.
Аполлон заметил, что, хотя Никита Николаевич явно неравнодушен к Людмиле Николаевне, но трусоват. Глаза его маслянились как у крутящегося на кухне вокруг ног хозяйки кота, и чуть ли не текла слюна, но свободы и уверенности в его действиях, направленных на завоевание самки, не было. Какой-то там тормоз у него внутри был. Наверное, какая-нибудь давняя неудача, от ворот, так сказать, поворот. А может, давило на психику её высокое министерское положение. Тут Аполлон вспомнил кличку, данную директору Бочонком. И понял, что по линии 'мужчина-женщина' она была, или, если хотите, била в самую точку.
А Людмила Николаевна, старая сердцеедка, умудрялась усыплять бдительность своего шефа – впрочем, там и усыплять-то нечего уже было: ещё бодрствующие остатки этой самой бдительности были направлены только в рюмку, – ложно флиртовать с Никитой Николаевичем, к вящему его удовольствию, и недвусмысленно строить глазки Аполлону. Аполлон был не против поддерживать этот визуальный контакт, не забывая о другом зрительном контакте – с официанткой Ирой.
Когда Алексей Степанович весьма серьёзным образом уже намеревался преклонить свою лысую черепушку в стоящее перед ним блюдо, с размазанным по нему соусом, Аполлон понял, что настало время предотвратить надвигающееся на их достопочтенную компанию свинство. Он оставил ещё держащегося молодцом своего шефа наедине с лучшим технологом отрасли, а сам оттранспортировал не вяжущую лыка важную министерскую персону на второй этаж.
Возвращаясь, ещё от двери он увидел, что Никита Николаевич, находясь в том эмоционально приподнятом состоянии, в котором обычно даже самые робкие ухажёры уже слезают с объектов ухаживания, предварительно их хорошенько ублажив, только лишь пытался дотронуться дрожащими пальцами до холёной ручки Людмилы Николаевны.
Пользуясь моментом, Аполлон перехватил направлявшуюся от кухни в зал жертву своих гипнотических опытов. Увидев его, девушка смутилась и снова густо покраснела. Аполлон взял её за локоть и, заглянув в глаза, спросил:
– Вы не будете возражать, Ира, если я вас провожу после работы?
Она посмотрела на него, и он увидел, какие у неё красивые, несмотря на то, а может, благодаря тому, что и растерянные от неожиданного предложения, глаза.
– На улице уже темно, – улыбнулся он.
– Хорошо, – произнесла, наконец, она после некоторого внутреннего колебания. – Я заканчиваю в двенадцать… У входа в гостиницу.
Она посмотрела на него, и тоже улыбнулась.
Никита Николаевич был уже хорош, и оставил свои неуклюжие попытки произвести дактилоскопию Людмилы Николаевны. Однако ногами он ещё мог шевелить.
Они втроём поднялись на второй этаж. У двери своего номера Аполлон шепнул Людмиле Николаевне:
– Подождите, я сейчас.
Когда он завёл своего шефа в комнату, тот плюхнулся на кровать и сразу захрапел.
Но что бросилось Аполлону в глаза в обстановке номера, так это то, что Алексей Степанович лежал, даже не лежал, а, скорее, стоял раком, в своей кровати хоть и поверх одеяла, но в одних трусах, несмотря на то, что Аполлон его не раздевал. Одежда его была разбросана по полу. 'Настоящий министр ликёроводочной промышленности, – с уважением подумал Аполлон, – держит марку, не то что мой шеф – вон, дрыхнет, как извозчик, хоть бы туфли снял'.
Он собрал одежду Алексея Степановича, положил её на один из стульев, снял и повесил свой пиджак на спинку другого, погасил свет и вышел в коридор.
Людмила Николаевна стояла у двери, прислонившись к стене. Всё же она тоже была 'хороша' – видно, дошла в вечерней летней духоте. Увидев Аполлона, она повисла у него на шее.
– Аполлоша, – шептала она, жадно муслякая его своими влажными губами, – Аполлоша, ты прелесть…
– Знаю, знаю, – сказал Аполлон, освобождаясь от клинча. – Вы тоже прелесть, Людмила Николаевна.
– Зови меня просто Мила, – попросила она. – Что будем делать? У меня в номере ещё соседка.
– Ну, пойдёмте ко мне Мила.
– Нет, к тебе не пойду. Там этот алкаш. Увидит, мужу накапает, они – друзья.
– Не накапает, он дрыхнет без задних ног.
– Нет… Он дурак. Тебе-то что, а я… Идём на улицу. Только сначала ты, а потом я.
– O'Кей! Жду вас внизу у входа. Там на стоянке наша машина.
