— Снейп… Снейп дразнил Сириуса, что тот сидит дома, выставлял Сириуса трусом…
— Сириус давно перестал быть мальчиком и был слишком умен, чтобы позволить себя задеть такой ничтожной колкостью, — сказал Дамблдор.
— Снейп прекратил давать мне уроки Мыслезащиты! — рычал Гарри. — Он вышвырнул меня из своего кабинета!
— Я знаю об этом, — тягостно сказал Дамблдор. — Я уже говорил тебе, что сделал ошибку, отказавшись обучать тебя сам. Я был уверен — нет ничего опаснее, чем в моем присутствии еще больше открыть твой разум для Волдеморта.
— Снейп делал только хуже: мой шрам всегда болел сильнее после его уроков, — Гарри вспомнил соображения Рона на этот счет и сорвался: — Откуда Вы можете знать, что он не пытался ослабить меня для Волдеморта, облегчить ему доступ внутрь меня?
— Я доверяю Северусу Снейпу, — просто сказал Дамблдор, — но я позабыл, — еще одна ошибка старости, — некоторые раны слишком глубоки, чтобы зажить. Я думал, что профессор Снейп сможет преодолеть свои чувства к твоему отцу… Я был неправ.
— Но ему это МОЖНО, правда? — закричал Гарри, не обращая внимания на шокированные лица и неодобрительное бормотание портретов на стенах. — Снейпу МОЖНО ненавидеть моего папу! Почему же Сириусу НЕЛЬЗЯ ненавидеть Хрычера?!
— Сириус не ненавидел Хрычера, — сказал Дамблдор. — Он считал его слугой, недостойным большого интереса или внимания. Безразличие и пренебрежение часто приносят больший вред, чем прямая неприязнь… Мы, волшебники, слишком долго пренебрегали нашими собратьями, и теперь мы пожинаем плоды этого.
— ЗНАЧИТ СИРИУС ЗАСЛУЖИЛ ТО, ЧТО ПОЛУЧИЛ, ТАК ВЫХОДИТ? — заорал Гарри.
— Я этого не говорил, и от меня ты этого никогда не услышишь, — спокойно ответил Дамблдор. — Сириус не был жестоким, он был добр к домовым эльфам вообще. Он не любил Хрычера, потому что Хрычер был живым напоминанием о доме, который Сириус ненавидел.
— Да, он ненавидел его! — сказал Гарри надтреснутым голосом, повернулся спиной к Дамблдору и пошел прочь.
Солнечный свет заполнил комнату изнутри, и глаза всех портретов наблюдали за тем, как он идет, не понимая, что делает, не видя кабинета, не видя ничего.
— Вы заставили его находиться взаперти в доме, который он ненавидел, именно поэтому он и захотел уйти вчера ночью!..
— Я старался сохранить Сириусу жизнь, — спокойно произнес Дамблдор.
— Людям не нравиться быть взаперти! — разъяренно заорал Гарри. — Все прошлое лето вы поступали так со мной!
Дамблдор спрятал лицо в ладонях, закрыв длинными пальцами глаза. Гарри смотрел на него, но это нетипичное для Дамблдора проявление усталости, или горя, или чего-то еще не смягчило его. Напротив, он еще сильнее рассердился от того, что Дамблдор проявил слабость. Он не имел никакого права быть слабым, когда Гарри хотел на него злиться и бушевать.
Дамблдор опустил руки и взглянул на Гарри сквозь очки-полумесяцы.
— Пришло время, — произнес он, — рассказать тебе, Гарри, то, что я должен был сообщить тебе пять лет назад. Пожалуйста, сядь. Я собираюсь рассказать тебе все. Я прошу лишь немного терпения. У тебя будет возможность злиться на меня, делать что тебе захочется, когда я закончу… и я не буду останавливать тебя.
Гарри на мгновение впился в него взглядом, затем плюхнулся назад на стул и застыл в ожидании. Секунду Дамблдор смотрел на освещенные солнцем земли за окном, затем оглянулся на Гарри и сказал:
— Пять лет назад, Гарри, ты целым и невредимым приехал в Хогвартс, как я хотел и планировал. Хорошо — не совсем невредимым. Ты страдал. Я знал, что так будет, когда я оставил тебя на пороге дома твоих тети и дяди. Я знал, что обрекаю тебя на десять темных и трудных лет.
Он сделал паузу. Гарри молчал.
— Ты можешь спросить, и с полным основанием, — почему я сделал так. Разве тебя не могла взять какая-нибудь колдовская семья? Многие были бы более, чем счастливы так поступить, и сочли бы за честь вырастить тебя как сына.
Мой ответ: потому, что моей главной задачей было сохранить тебе жизнь.
Ты был в опасности, возможно большей, нежели любой другой, кого я знал. Волдеморт был уже побежден, но его сторонники, а многие из них были почти столь же ужасны, как и он сам, всё еще были на свободе, в ярости, отчаянии и неистовстве. И мне пришлось принимать решение на годы вперед. Верил ли я, что Волдеморт сгинул навсегда? Нет. Я не знал, пройдет ли десять, двадцать или пятьдесят лет прежде, чем он вернется, но я был уверен, что это произойдет, и, зная его, я также был уверен, что он не успокоится, пока не убьет тебя. Я понимал, что познание Волдемортом магии, возможно, более обширно чем у любого другого из живущих ныне колдунов. Я знал, что даже мои наиболее сложные и мощные защитные заклинания и чары, вряд ли окажутся непреодолимыми, если он когда-нибудь вернет себе полную мощь. Но я также знал слабое место Волдеморта. И тогда я принял решение: ты будешь защищен древним волшебством, о котором он знал, которое он презирал и которое он поэтому всегда недооценивал — на свою беду. Я говорю, конечно, о том, что твоя мать умерла, дабы спасти тебя. На долгое время она дала тебе такую защиту, которую он никак не мог ожидать, защиту, которая течет в твоих жилах по сей день. Поэтому я доверился крови твоей матери. Я оставил тебя ее сестре, ее единственной оставшейся родственнице.
— Она не любит меня, — сказал Гарри тотчас же. — Она не даст ни…
— Но она взяла тебя, — прервал его Дамблдор. — Она, возможно, взяла тебя с неохотой, с раздражением, против воли, с горечью, но все же она взяла тебя, и поступив так, скрепила заклятие, которое я на тебя наложил. Жертва твоей матери сделала кровные узы самой сильной броней, которую я мог дать тебе.
— Я все еще не…
— До тех пор, пока ты можешь называть домом место, где живет кровь твоей матери, Волдеморт не сможет достать тебя там или причинить вред. От ее крови он избавился, но она живет в тебе и ее сестре. И эта кровь стала твоим защитником. Тебе нужно возвращаться туда только раз в году, но пока ты будешь называть ее дом своим домом, он не сможет навредить тебе, пока ты там. И твоя тетя это знает. Я объяснил ей, что я сделал, в письме, которое оставил с тобой на ее пороге. Она знает: её согласие приютить тебя спасало тебе жизнь в течении пятнадцати лет.
— Подождите, — сказал Гарри, — подождите минутку… Он выпрямился на стуле и уставился на Дамблдора. — Этот Вопиллер послали вы. Вы велели ей вспомнить — это был ваш голос.
— Я подумал, — сказал Дамблдор, слегка наклоняя голову, — что ей нужно было напомнить о договоре, который она скрепила, взяв тебя. Я подозревал, что нападение дементоров могло побудить ее отказаться от твоего присутствия в её доме в качестве приемного сына.
— И побудило, — сказал Гарри спокойно. — Вернее больше моего дядю, чем ее. Он хотел выгнать меня, но после того, как появился Вопиллер, она сказала, что меня придется оставить.
Секунду он смотрел в пол, затем произнес: 'Но какое отношение это имеет к…'. Имя Сириуса ему выговорить не удалось.
— Пять лет назад, — продолжил Дамблдор, как если бы он не делал паузу в своем рассказе, — ты приехал в Хогвартс, возможно, не настолько счастливый и обласканный, как мне хотелось бы, но все же живой и здоровый. Ты был не избалованным маленьким принцем, а мальчиком, настолько нормальным, насколько я мог надеяться при данных обстоятельствах. До этого момента мой план удавался.
А затем… Ты помнишь события своего первого года в Хогвартсе так же отчетливо, как и я. Ты замечательно проявил себя в испытании, в котором ты раньше, намного раньше, чем я ожидал, встретился лицом к лицу с Волдемортом. Ты снова выжил. Больше того, ты отсрочил его возвращение к полному могуществу и силе. Ты сражался как взрослый. Я гордился тобой больше, чем мог это выразить. И все-таки в моем замечательном плане был недостаток. Очевидный просчет, который мог погубить все. Но, зная, насколько важен успех моего плана, я сказал себе, что не позволю этому недостатку разрушить его. Лишь я один мог это предотвратить, так что я должен был быть сильным. Мое первое испытание я прошел, когда ты лежал в больничном крыле, ослабленный после сражения с Волдемортом.
