сошлись во мнении, что чрезмерная популярность не доведет Джинни до добра.
Искушение выпить глоточек фортуны фортунатум росло с каждым днем: разве это не тот самый случай, когда надо, по выражению Гермионы, «немножечко подстегнуть судьбу»? Теплые, нежные майские дни летели очень быстро, а при появлении Джинни Рон всякий раз оказывался рядом. Гарри все время ловил себя на мечтах о неком счастливом стечении обстоятельств, благодаря которому Рон вдруг страстно захочет соединить судьбы сестры и лучшего друга и оставит их наедине хотя бы на три секунды. Но увы… приближался финальный матч сезона, и Рон хотел одного: обсуждать с Гарри тактику игры.
Впрочем, в этом не было ничего удивительного; вся школа только и говорила, что о матче «Гриффиндор» — «Равенкло», ему предстояло стать решающим, поскольку вопрос о чемпионстве оставался открытым. Если «Гриффиндор» победит с преимуществом как минимум в триста очков (сильная заявка, и все же команда Гарри никогда еще не летала так хорошо), то выйдет на первое место. При победе с меньшим преимуществом они займут второе — после «Равенкло»; при проигрыше в сто очков станут третьими, опять же за «Равенкло», или уж займут четвертое место. «И тогда», — думал Гарри, — «никто, никогда и ни за что не даст мне забыть, что именно я был капитаном команды «Гриффиндора», когда она впервые за последние двести лет потерпела столь разгромное поражение».
Готовились к судьбоносному матчу как обычно: учащиеся колледжей-соперников задирали друг друга в коридорах; отдельных участников будущей игры доводили специально сочиненными издевательскими речевками; игроки либо гордо расхаживали по школе, наслаждаясь всеобщим вниманием, либо страдали нервной рвотой и на переменах мчались в туалет. Гарри почему-то напрямую связывал судьбу своих отношений с Джинни с грядущим успехом или поражением. Он искренне верил, что выигрыш с преимуществом в триста очков, всеобщая эйфория и шумная вечеринка в честь победы подействуют не хуже, чем добрый глоток фортуны фортунатум.
Однако среди всех забот Гарри не забывал и о другой задаче: выслеживании Малфоя. Он по- прежнему часто проверял Карту Мародера и, поскольку Малфоя на ней часто не оказывалось, пришел к выводу, что тот, как и раньше, проводит много времени в Нужной комнате. Гарри почти уже потерял надежду туда проникнуть и тем не менее всякий раз, проходя мимо, предпринимал очередную попытку — но, как бы ни менялась его просьба, дверь в стене упорно не желала появляться.
За несколько дней до матча с «Равенкло» Гарри шел на ужин один; Рона опять затошнило, и он свернул в ближайший туалет, а Гермиона побежала к профессору Вектор обсудить ошибку, которую, как ей казалось, она допустила в последней работе по арифмантике. Гарри без особого желания, скорее по привычке, свернул в коридор седьмого этажа, проверяя по дороге Карту Мародера. Сначала он не нашел Малфоя и решил, что тот по своему обыкновению пропадает в Нужной комнате, но затем около мужского туалета этажом ниже увидел крошечную точку с пометкой «Малфой» и рядом с ней отнюдь не Краббе или Гойла, а Меланхольную Миртл.
Гарри изумленно воззрился на эту ни с чем не сообразную пару и оторвал от них взгляд лишь тогда, когда вошел прямиком в рыцарские доспехи. Грохот вывел его из забытья; он помчался прочь, спасаясь от Филча, который вполне мог явиться на место происшествия. Он бегом спустился на один этаж по мраморной лестнице и припустил по коридору. Оказавшись у туалета, он прижал ухо к двери, но ничего не услышал. Гарри очень тихо отворил дверь.
Драко Малфой стоял к нему спиной, вцепившись в края раковины и низко наклонив светловолосую голову.
— Не надо, — ворковал голос Меланхольной Миртл откуда-то из кабинок. — Не плачь… расскажи, в чем дело… я тебе помогу…
— Мне никто не поможет, — отозвался Малфой, содрогаясь всем телом. — Я не могу этого сделать… не могу… ничего не получится… а если не сделаю, и очень скоро… то он сказал, что убьет меня…
Тут Гарри, с невероятным потрясением, буквально пригвоздившим его к полу, понял, что Малфой плачет — по-настоящему плачет. Слезы стекали по его бледному лицу и капали в грязную раковину. Он издал судорожный вздох, громко сглотнул, затем, сильно вздрогнув, поднял глаза к надтреснутому зеркалу — и увидел позади себя Гарри, не сводившего с него изумленного взгляда.
Малфой резко повернулся, выхватив волшебную палочку. Гарри инстинктивно выхватил свою. Порча Малфоя чудом не задела Гарри и разбила лампу на стене; Гарри отскочил в сторону, подумал:
— Нет! Нет! Прекратите! — вопила Миртл. Ее голос гулким эхом разносился по выложенному кафелем помещению. — Стоп! СТОП!
Раздался оглушительный грохот. Мусорное ведро, стоявшее за спиной у Гарри, взорвалось; он послал кандальное проклятие, но оно пролетело мимо уха Малфоя, отразилось от стены и расколотило бачок позади Меланхольной Миртл. Та громко закричала; повсюду разлилась вода. Гарри поскользнулся и упал. Малфой, с перекошенным от гнева лицом, крикнул:
—
—
Кровь хлынула из лица и груди Малфоя, словно его изрубили невидимым мечом. Он зашатался, отступил назад и с громким всплеском рухнул в лужу на полу. Волшебная палочка выпала из его обмякшей руки.
— Нет… — хрипло выдохнул Гарри.
Еле держась на ослабевших ногах, он встал и бросился к своему противнику, чье алое лицо влажно блестело, а побелевшие руки царапали окровавленную грудь.
— Нет, нет… я не хотел…
Гарри не понимал, что говорит; он упал на колени возле Малфоя, который безостановочно дрожал, лежа в озерце собственной крови. Меланхольная Миртл оглушительно завопила:
— УБИЙСТВО! УБИЙСТВО! УБИЙСТВО В ТУАЛЕТЕ!
Дверь с шумом распахнулась. Гарри поднял глаза и ахнул от ужаса: в туалет вбежал обезумевший от ярости Злей. Грубо оттолкнув Гарри, он опустился на колени возле Малфоя, достал волшебную палочку и провел ею по глубоким ранам, нанесенным проклятием; при этом он бормотал заклинание, которое звучало почти как песня. Поток крови ослабел; Злей стер ее остатки с лица Малфоя и повторил заклинание. Раны начали затягиваться.
Гарри смотрел на них в полном потрясении оттого, что наделал, едва замечая, что и его одежда до нитки пропитана кровью и водой. Меланхольная Миртл всхлипывала и завывала под потолком. Злей в третий раз произнес контрзаклятье, а затем помог Малфою подняться и встать на ноги.
— Тебе нужно в больницу. Не исключено, что останутся шрамы, но если незамедлительно принять ясенец белый, этого можно избежать… идем…
Злей повел Малфоя к выходу, повернулся от двери и сказал с ледяной ненавистью:
— А ты, Поттер… ты жди меня здесь.
Гарри в голову не пришло ослушаться. Дрожа всем телом, он медленно поднялся и взглянул на пол; там, в воде, плавали пятна крови, похожие на алые цветы. У него не было сил даже на то, чтобы попросить замолчать Миртл, которая выла и стенала со все возрастающим наслаждением.
Злей вернулся через десять минут. Он вошел в туалет и закрыл за собой дверь.
— Прочь, — приказал он Миртл. Та рыбкой нырнула в унитаз, и в комнате воцарилась звенящая тишина.
— Я не хотел, чтобы так получилось, — сразу сказал Гарри. Его слова эхом разнеслись по холодному, залитому водой помещению. — Я ничего не знал про это заклинание.
Злей, не обращая внимания на его лепет, тихо проговорил:
— Кажется, Поттер, я тебя недооценивал. Кто бы знал, что ты владеешь приемами самой черной магии? Откуда ты узнал о таком проклятии?
— Я… где-то прочитал.
— Где?
— По-моему… в библиотечной книге, — лихорадочно сочинял Гарри. — Не помню названия…
— Лжец, — бросил Злей. У Гарри пересохло в горле. Он знал, что собирается сделать преподаватель,
