право гоблинов на собственность.
— Я уважаю… — начала Гарри, но Билл покачал головой.
— Ты не понимаешь, Гарри, никто не понимает, пока не поживет с гоблинами. Для гоблина единственным и настоящим хозяином любого предмета является создатель, а не покупатель. Все вещи, сделанные гоблинами, с их точки зрения, полностью принадлежат им.
— Но если их купили…
— …тогда они считают, что вещь взята напрокат тем, кто заплатил деньги. Однако они с трудом понимают, как изготовленные гоблинами вещи могут переходить от волшебника к волшебнику. Ты видел лицо Рукрюка, когда у него на глазах передали тиару. Он не одобряет. Я полагаю, он считает, как и самые убежденные из них, что она должна была вернуться к гоблинам, когда настоящий покупатель умер. Гоблины рассматривают нашу привычку хранить изготовленные ими вещи и передавать их потом от волшебника к волшебнику почти как кражу.
У Гарри теперь было зловещее предчувствие, он подумал, не догадывался ли Билл о большем, чем показывал.
— Все, что я хочу сказать, — закончил Билл, положив руку на ручку двери в гостиную, — это будь очень осторожен, когда даешь обещания гоблинам, Гарри. Вломиться в Гринготтс куда безопаснее, чем изменить слову, данному гоблину.
— Хорошо, — сказал Гарри, когда Билл открыл дверь, — да. Спасибо. Я запомню.
Когда он шел за Биллом обратно к остальным, ему в голову пришла очень неправильная мысль, рожденная, несомненно, выпитым вином. Похоже, он ступил на путь, который сделает его таким же безрассудным крестным для Тедди Люпина, каким был для него Сириус Блэк.
Глава двадцать шестая
Гринготтс
Всё было спланировано и подготовлено; в самой маленькой спальне на камине стоял стеклянный пузырёк с длинным грубым чёрным волосом (снятым со свитера, который был на Гермионе в поместье Малфоев).
— И у тебя будет её собственная палочка, — сказал Гарри, кивая на волшебную палочку из орешника, — так что должно получиться убедительно.
Гермиона осторожно взяла палочку, как будто боясь, что та может её укусить или ужалить.
— Терпеть не могу эту штуку, — тихонько произнесла она. — Просто терпеть не могу. Мне с ней не так, она у меня не действует… Как будто это часть её.
Гарри невольно припомнилось, как Гермиона не придавала значения его отвращению к терновой палочке. Когда та действовала хуже его фениксовой, Гермиона настаивала, что он всё выдумывает, и говорила, что просто нужна тренировка. Но он решил не повторять Гермионе её собственный совет: не стоило начинать с ней перепалку накануне налёта на Гринготтс.
— Зато, наверное, это поможет тебе войти в роль, — сказал Рон. — Только подумай, что творила эта палочка!
— В том-то и дело! — ответила Гермиона. — Это палочка, которая пытала маму и папу Невилла и кто знает скольких ещё? Эта палочка убила Сириуса!
Об этом Гарри не подумал. Он опустил взгляд на палочку, и на него напало дикое желание сломать её, разрубить напополам мечом Гриффиндора, прислонённым к стене рядом с ним.
— Мне так не хватает моей палочки, — горестно сказала Гермиона. — Если бы мистер Олливандер мог сделать новую и мне…
Мистер Олливандер этим утром прислал Луне новую волшебную палочку, и теперь Луна под дневным солнышком на заднем дворе проверяла её способности. За ней довольно угрюмо наблюдал Дин, оставивший свою палочку у хватал. Гарри взглянул на боярышниковую палочку, когда-то принадлежавшую Драко Малфою. Было удивительно, но и приятно, что она-то служила ему, по меньшей мере, не хуже гермиониной. Вспомнив секрет волшебных палочек, раскрытый Олливандером, Гарри подумал, что знает, в чём проблема Гермионы. Она не завоевала преданности орешниковой палочки, отобрав её у Беллатрикс лично. Открылась дверь спальни, и вошёл Рукрюк. Гарри инстинктивно потянулся к рукояти меча и пододвинул его поближе, о чём немедленно пожалел. Гоблин явно заметил его движение. Пытаясь загладить неловкость, Гарри сказал:
— Мы тут проверяем последние приготовления, Рукрюк. Мы сказали Биллу и Флёр, что завтра уходим и чтобы они не вставали нас провожать.
На последнем они твёрдо настояли, поскольку перед уходом Гермионе нужно было превратиться в Беллатрикс, а чем меньше Билл и Флёр знали или подозревали об их планах, тем было лучше. Друзья также объяснили хозяевам, что не вернутся. В ночь, когда их поймали хваталы, они потеряли старую палатку Перкинса, и Билл одолжил им новую. Теперь она была упакована в бисерную сумочку — Гарри был впечатлён, узнав, что Гермиона защитила его от хватал весьма нехитрым способом: засунув себе в носок. Гарри знал, что будет скучать по Биллу, Флёр, Луне и Дину, не говоря уже домашнем уюте, в котором они жили эти последние недели, и всё же ему не терпелось вырваться из заточения в Доме из ракушек. Он уже устал следить, как бы их не подслушали, устал сидеть взаперти в крохотной тёмной спальне. А больше всего ему хотелось избавиться от Рукрюка. Однако как и когда именно им расстаться с гоблином, не отдавая ему меч Гриффиндора, до сих пор оставалось для Гарри вопросом. Решить, как это сделать, было невозможно, поскольку гоблин редко оставлял Гарри, Рона и Гермиону вместе больше чем на пять минут. 'Моя мама отдыхает', — бурчал Рон, когда длинные пальцы гоблина в который раз появлялись из-за края двери. Помня предостережение Билла, Гарри не мог отделаться от мысли, что Рукрюк смотрит в оба, не надуют ли его. Гермиона была настолько против запланированного Гарри обмана, что он бросил попытки поставить её интеллект на службу этому замыслу. Рон же за те редкие моменты, которые им удалось провести без Рукрюка, не выдал ничего лучше: 'Ну, там как масть пойдёт, приятель'.
В ту ночь Гарри плохо спалось. Ранним утром, лёжа в постели, он мысленно возвращался в ночь накануне проникновения в Министерство магии и вспоминал, что тогда все чувствовали решимость, почти восторг. Теперь же его одолевали приступы беспокойства, мучили сомнения. Он никак не мог избавиться от страха, что ничего не получится. Он твердил самому себе, что план их хорош, что Рукрюк знает, что им предстоит, что они хорошо подготовлены к возможным трудностям. И всё-таки ему было не по себе. Пару раз Гарри услышал, как пошевелился Рон, и был уверен, что он тоже е бодрствует, но кроме них в гостиной спал Дин, и Гарри промолчал.
Наконец-то наступило шесть утра — теперь можно было, выскользнув из спальных мешков, в полумраке одеться и осторожно выбраться в сад, где они должны были встретиться с Гермионой и Рукрюком. Рассвет выдался морозный, но стоял уже май, и ветра почти не было. Гарри посмотрел вверх — на тёмном небе всё ещё слабо мерцали звёзды, и прислушался к шуму волн, набегавших на скалу и отступавших обратно в море. Он будет скучать по этому звуку. Из красной земли на могиле Добби уже пробивались зелёные росточки — через год холмик покроется цветами. Белый камень с именем эльфа уже выглядел побитым непогодой. Теперь Гарри видел, что для могилы Добби, пожалуй, не найти места красивей, но как же до боли грустно было с ним расставаться. Глядя на могилу, Гарри снова спросил себя, как эльф узнал, куда идти их спасать. Он задумчиво поднял руку к мешочку, всё ещё висевшему у него на шее, и нащупал осколок зеркала, в котором он точно видел глаз Дамблдора. И тут звук открывающейся двери заставил Гарри обернуться. По лужайке к ним шла Беллатрикс Лестранж с Рукрюком. Она на ходу засовывала бисерную сумочку во внутренний карман ещё одной старой мантии, которую они взяли на площади Гриммолд. Гарри, прекрасно зная, что на самом деле это Гермиона, всё же не смог подавить дрожь отвращения. Беллатрикс была выше него, по спине волнами спускались длинные чёрные волосы, из-под тяжёлых век на него презрительно смотрели её глаза. Но потом она заговорила, и сквозь низкий голос Беллатрикс Гарри расслышал Гермиону.
