На первый взгляд его лицо с грустными задумчивыми глазами и ласковой, почти печальной улыбкой выражало только доброту. Второе впечатление касалось его походки - ровной поступи благородного мужа, военной выправки, говорящей о решительности ее обладателя. И наконец, вы обращали внимание на его строгость, суровость его прямого римского носа, могучую шею, но самое главное - на интеллект, праведность и бесстрашие, которыми пылали его глаза. Он молча стоял, вглядываясь в меня около минуты или чуть больше, и наконец сказал:
- Пойдем уже со мной, погуляем по Саду.
Я встал, мы свернули налево, мимо низенькой каменной часовни и пошли на юг, в сторону пальмовых аллей.
- Ты, кажется, о чем-то хотел поговорить? - спросил он, идя со мной под сенью деревьев Сада.
Мои мысли, как часто в последнее время, вращались вокруг смерти, смерти моей матери, вокруг размышлений о том, где она может быть теперь. Но если честно, между нами кроме этой озабоченности у меня была и другая: моя собственная смерть. Я с трудом мог себе это представить, гадая, что же со мной будет, когда я умру, и, самое главное, будет ли она со мной, будем ли мы после этого вместе.
- Правда ли то, что мы продолжаем жить после смерти, и то, что мы жили до того, как родились?
- Давай лучше я буду задавать тебе вопросы, отвечая на которые ты получишь ответы на свои, - сказал Дхармакирти таким голосом, в котором прозвучала забота о моих переживаниях, казалось, хорошо ему известных. Но я услышал в нем и другие, металлические нотки, которые привели меня к пониманию железной логики, лежащей в основе его слов, заставив вспомнить непобедимые стальные тиски его холодного разума, с помощью которого - еще тринадцать столетий назад, живя в Индии, - он сокрушил ошибочные воззрения в умах тех, кто принял его вызов, вступив с ним в философский диспут.
- Как вам будет угодно.
- Из чего сделано тело?
- Ну, там кожа, кровь, твердые кости и жидкости, внутренние органы, кое-где волосы, чтобы кое-что прикрыть.
- Эти вещи материальны?
- Конечно, их можно потрогать и почувствовать, на них можно надавить, у них есть вес, они могут ломаться и распадаться на части; при большой необходимости, при хирургическом вмешательстве например, их даже вскрывают.
- А из чего сделан ум?
- Не думаю, что об уме можно сказать, что он из чего-то там сделан.
Это, скорее, нечто такое заполненное - иногда в большей, иногда в меньшей степени - мыслями, желаниями и надеждами, к которым я прислушиваюсь, когда они проходят через то место, которым является мой ум. Или которое является моим умом.
- А вот эти мысли похожи на части твоего тела? Их можно увидеть, потрогать или разрезать на куски?
- Если ты имеешь в виду, есть ли у них цвет, могут ли они быть твердыми или мягкими на ощупь, теплыми или холодными, могут ли они ласкать мои руки, как морская волна, то я отвечу - нет, ничего похожего. Мысли невесомы, прозрачны и невидимы, как хрусталь в воде, как сам воздух, который несет их постоянным потоком через всю мою жизнь.
- А у твоего ума есть такое его собственное место, где он пребывает?
Вот твои руки и ноги занимают же вполне определенное место. А ум?
- Ну вообще-то говорят, что у него есть свое место в голове, под черепной коробкой, в том сером веществе, которое мы называем мозгом… - Голос мой прервался, потому что я почувствовал, как по его телу прошла судорога; он весь слегка задрожал и повернулся ко мне. Его глаза, пристально глядящие на меня, стали медленно загораться, как у дикого зверя, который спал, а теперь, на мою беду, проснулся.
- А ум, стало быть, располагается в мозге? - сурово спросил Дхармакирти.
- Да, по-моему, так оно и есть.
- А почему не в руке? - спросил он, резко схватив обеими руками мое запястье. Ну и силища!
- Ну, может, и в руке… - ответил я, теряя уверенность.
- Ты разве не чувствуешь мои пальцы? - Его хватка становилась все сильнее.
- Еще как чувствую!
- Значит, ты осознаешь и чувствуешь рукой?
- Да-да, осознаю и чувствую, и вообще пусти, мне больно.
- Итак, твое сознание распространяется и в руку?
- Да, - ответил я, начиная вновь обретать уверенность.
- Значит, и твой ум распространяется в руку?
- Ну да, мой ум, мое сознание распространяются по всему-всему телу, до самого края кожного покрова.
- Итак, мы можем сказать, что твой ум располагается повсеместно в пределах твоей кожи?
- Да-да, мы можем так сказать.
- А дальше, за эти пределы? - И снова в обращенных ко мне глазах сверкнула сталь.
- Нет-нет, дальше никак - я не могу чувствовать дальше кончиков своих пальцев. У меня нет сознания за пределами моего физического тела.
- Значит, ты и помыслить не можешь, о… об этой мягкой травке под чинарой у фонтана? - спросил он, заговорщически подмигнув, как будто знал, как часто я вспоминаю это ложе любви.
- Ну, конечно, могу.
- Итак, мы можем сказать, что ум распространяется и туда, за пределы кончиков твоих пальцев, по всему этому Саду?
- Да-да, мы можем так сказать.
- Значит, на самом деле наш ум - невыразимый и дальнобойный - может выходить далеко за пределы физического тела?
- Может.
- Кроме того, он сильно отличается от тела - может летать на огромные расстояния, может мыслить об иных мирах, расположенных намного дальше этих звезд, что глядят сейчас на нас сверху. Так?
- Так.
- Да и вообще ум - эта хрустальная птица - не имеет почти ничего общего с телом. Он не ограничивается этой тугой плотью и костями, его нельзя потрогать, на него не наступить, его нельзя ни увидеть, ни разрезать, ни взвесить, ни еще как-либо измерить. Правильно?
- Да, все правильно.
- Так как же ты можешь говорить, что ум - это мозг, или что он ограничен мозгом, или что он располагается в мозгу, если он может летать, куда ему вздумается, в такие места, где его и найти потом никак нельзя?
Я почувствовал себя еще более стесненно и не в последнюю очередь оттого, что он уже не только полностью сдавил мою руку в своих сильных ладонях, но и все крепче прижимал к своей груди, по мере того как усиливалась его аргументация.
- Я не говорил, что ум есть мозг, я говорил, что ум пребывает в мозге.
- То есть ум и мозг взаимосвязаны, причем ум пребывает где-то в районе мозга, а если точнее - вокруг всего тела?
- Да, так и есть.
- А ты согласен с тем, что если две вещи взаимосвязаны, то это означает, что это разные, обособленные вещи?
- Точно так. Если две вещи взаимосвязаны, то это непременно две разные вещи. Это не то что любой монах - любой послушник знает.
- Итак, несмотря на то что ум и тело, пусть и взаимосвязанные между собой, есть две полностью различные вещи, совершенно разные штуковины. Согласен?
- Согласен.
- А теперь позволь спросить тебя еще кое-что, - сказал он, и его поза изменилась. Он продолжал сжимать мою руку, но слегка выставил левую ногу вперед в мою сторону. Приходилось ожидать самых
