Воспоминания Элизабет Франкенштейн

мгновение вижу ее, тщетно борющуюся со штормовым ветром и наконец исчезающую в вихре мглы. Прощай, верная моя подруга! Так мы расстались, разлученные бушующими стихиями.

Высаживаемся на берег в Эвиане и, ослепленные дождем, бежим к карете, ожидающей нас, чтобы отвезти в гостиницу в горах. Прибываем туда мокрые до нитки, багаж тоже насквозь промок; но едва мы переступаем порог, как Виктор извиняется и говорит, что кое-что забыл в лодке. Он отсылает меня в нашу комнату переодеться, велит хозяину запереть за мною дверь, когда я благополучно в ней устроюсь. Жена хозяина, полная добродушная женщина, ведет меня в предназначенную нам спальню и ставит в угол мой саквояж. Потом идет к постели и почтительно снимает покрывала, как сделала бы для всякого гостя. С лукавой улыбкой откидывает одеяло и говорит, что это лучшее брачное ложе, какое можно сыскать на всем озере. Растопив камин, она уходит, но на пороге останавливается, чтобы сказать: «Что за ночка выдалась, специально для вас, моя дорогая. Пусть она будет первой в вашей долгой и счастливой замужней жизни!» Затем, как было велено, закрывает дверь и поворачивает ключ в замке.

Едва она удалилась, шарю в нашем багаже в поисках этой тетради, опасаясь, что дождь добрался и до нее. Нахожу ее сухой и вкладываю в нее написанное заранее письмо. Все сделано. Я готова.

Выскальзываю из насквозь мокрой одежды, которая падает к моим ногам, и стою обнаженная посреди комнаты. Смотрю долгим взглядом на огромную кровать с балдахином, занимающую чуть ли не всю спальню. Думаю: «Нынче ночью, будь я как всякая иная новобрачная, я б легла на это ложе вот так, нагая, в страстные объятия супруга, чтобы познать законные наслаждения плоти. Нынче ночью, будь я как всякая иная женщина, я б достигла предела желания всей жизни как любящая жена и мать. Но это не для меня. Я лягу на это ложе, как жертвенный агнец, ожидающий искупительного удара. И больше я не увижу света дня».

У Виктора при себе пистолет; он пытался спрятать его от меня, но я увидела его среди вещей. Виктор охвачен страхом; он не может скрыть его. Думаю, в этот самый момент он шарит в доме и вокруг. Он знает об опасности, подстерегающей нас, и думает, что способен защитить меня. Он не может меня защитить.

Кружится голова. С утра чувство покорного безразличия.

Буря обрушивает на нас гром и ливень; гремит что есть мочи, будто земля – барабан. В окно вижу, как, бешено извиваясь, пляшет огонь среди туч; то и дело в свете молнии ясно, как днем, вспыхивает купол Монблана. Словно небеса раскололись и оттуда вырывается сияние Эмпирея.

Это недолгое время, этот час…

Я должна записать.

Это не мои слова.

Это…

Это не…

Я вижу гибель мира.

Вижу громадные машины в чреве Земли.

И вижу, горы рушатся.

И вижу, молния укрощена и создает раба людей.

И вижу унижение великой Природы.

И слышу, небо кричит голосом железа.

И вижу, из Земли прорастает смертоносный смердящий сад из десятков и сотен огромных распускающихся цветов огня.

И слышу, электричество говорит миллионом голосов.

И вижу, люди возводят города, не нуждающиеся ни в солнце, ни в луне.

И вижу, люди отворачиваются от прекрасного лика земли, ища новые миры в пустоте. Вижу, они поднимаются в пустоту.

И вижу, пожирает пустота сердца людей.

И чувствую, смертельный холод опускается на землю.

И вижу, люди воплощают свои фантазии в плененную материю.

И вижу, люди создают существ, зародившихся в их воображении.

И вижу, люди плодятся без помощи женщин.

И вижу чудовищ, пресмыкающихся пред своими создателями и восстающих против них.

И слышу тихий стук в окно, и знаю, кто это.

И слышу свой голос, приветствующий запоздалого свадебного гостя.

И слышу себя, просящую о милости забвения. И вижу себя, лежащую на этой кровати. Себя, простертую на этом брачном ложе. Себя, нагое приношение. Себя, последнюю женщину на земле. Вижу… [65]

Эпилог

Читатели вспомнят рассказ самого Виктора Франкенштейна о том, как Элизабет встретила свою смерть в гостинице в Эвиане в ту роковую брачную ночь. Вскорости после того, как были написаны приведенные выше слова, Элизабет нашли мертвой в ее спальне. Она была задушена. Первым нашел ее Виктор. Он обходил дом и сад, предпринимая все меры предосторожности, чтобы защитить себя и свою невесту, когда, по его словам, услышал вопль, раздавшийся из комнаты Элизабет. Отперши дверь спальни, он заметил в окне убийцу жены и выстрелил в него. Хозяин гостиницы, его семья и постояльцы тут же по команде Виктора бросились обыскивать сад в поисках убийцы, но не нашли никаких следов его. По сей причине, когда поиски завершились ничем, немедленно на Виктора легло подозрение в том, что он сам совершил убийство, каковое по сей день остается легендою ближайших окрестностей.

Летом 1821 года мне удалось разыскать дочь хозяина гостиницы, некогда встречавшую новобрачных в Эвиане в бушующую грозу и провожавшую их в гостиницу. В то время ребенок двенадцати лет, она живо помнила кошмарные события той ночи. Будучи спрошена о чудовище, лишившем жизни Элизабет, женщина не колеблясь заявила, что она, как и ее родители, всегда считала это существо выдумкою Виктора Франкенштейна. Она не знает никого, кто слышал бы крик убитой женщины; все сбежались на звук выстрела. Она твердо была убеждена, что Виктор был убийцей, что он задушил молодую в приступе безумной ревности. И правду сказать, то, что мертвую Элизабет нашли раздетой в комнате, куда лишь он мог войти, делало преступление из страсти очевидным и разумеющимся.

Печально, что среди тех, кто помнил о преступлении, преобладало мнение сей женщины; хотя Виктор так и не был ни арестован, ни подвергнут допросу, он не мог доказать своей непричастности к этому делу. Даже барон, спустя несколько дней умерший от удара, сошел в могилу, скорее всего, убежденный, подобно другим, что руки его сына обагрены кровью Элизабет. Невероятный рассказ Виктора о кровожадном и ужасном существе, разгуливающем на свободе, ничем не мог быть подтвержден. Это обстоятельство в конце концов склонило меня записать все, что я нашел в воспоминаниях Элизабет, чтобы вернуть Виктору Франкенштейну его доброе имя. Поскольку я единственный в целом свете могу засвидетельствовать существование чудовища, лишившего Элизабет жизни, надеюсь, эти несколько последних страниц, пусть и попорченных автором, находившимся на ранней стадии безумия, умерят подозрения, кои продолжают преследовать этого человека столь трагической судьбы. В каких бы преступлениях по праву ни обвиняли Виктора Франкенштейна, мир должен знать, что молодая его жена погибла не от его руки.

Вслед за смертью отца Виктор слег в горячке, которая держала его в постели несколько недель. Когда он настолько оправился, что начал вставать, в нем созрело решение отомстить злодею, разрушившему его жизнь. Так началась охота за чудовищем – два года по пустыням и тундре, от Средиземного моря к Черному, и в результате он оказался на полярном севере. Там осенью 1799 года наши пути пересеклись в замерзшем море; и так он наконец нашел человека, достаточно терпеливого и сочувствующего, чтобы записать его историю. И лишь когда я исполнил свой долг, Виктор Франкенштейн, истощенный и измученный многими страданиями, умер у меня на руках. На другой день, едва льды расступились и наш корабль повернул к югу, демон, которого Франкенштейн преследовал по всей планете, ворвался в мою каюту, требуя отдать ему земные останки его создателя. Он обещал мне, что и он сам, и тот, кто создал его, исчезнут в огне общего погребального костра в самой северной точке мира. В последний раз увидел я мерзкое существо, когда оно на прощание махнуло мне с ледяного плота, который уносил его во тьму и даль.

Теперь многие годы отделяют меня от того необычайного эпизода, когда среди ледяной пустыни я послушно записывал то, что принимал за бред сумасшедшего. До сего дня не могу понять, для чего я это