Киномания

– Ну, у него много имен.

– Абраксас?

– Да, это одно из них.

– И Абраксас сражается с Сатаной, или Люцифером, или Ариманом, верно?

– Угу.

– И вы считаете, что в конце концов Абраксас одержит победу?

– Этого никто не знает.

– А проиграть он может?

– Да, может.

– И что тогда?

Последовала долгая пауза. Ответ рождался где-то в глубинах его «я».

– Тогда темнота. Холод. Смерть. Навсегда. Все станет, как… черный лед. Вся вселенная выгорит.

– Похоже, что это наконец-то и есть умиротворение.

– Нет. Мы это будем знать.

– Знать что?

– Что истинный Бог мертв. Что мы проиграли. Навечно. Это знание всегда будет с нами, как и знание того, что виновники – мы.

– Как это может быть?

– Потому что мы поддерживали все это.

– Что поддерживали?

– Жизнь.

– Не понимаю. Если бы мы прекратили жизнь, то разве тогда не наступила бы смерть?

Он попытался объяснить.

– Это была бы другая смерть, но не та. Если тело умрет, не страшно. Вот та смерть означает проклятие.

– Вы хотите сказать, это вроде как с вампирами – мертвый, но не умерший?

– Да. Вроде этого. Но уже повсюду. Навсегда.

О смерти

– Вы верите, что тело – это плохо.

– Угу.

– Почему?

– Потому что это… тело. Оно сделано из мерзости. Кожа, кровь, всяческая гниль.

– А некоторые считают, что тело – это прекрасная вещь, как оно устроено и все такое.

– Нет-нет. Его сотворил Злой Бог. Он сотворил тело, чтобы мучить нас. Он запер нас внутри тела, чтобы мы страдали.

– Тогда почему же все члены вашей церкви просто не покончат с собой?

Глаза Саймона расширились от подлинного ужаса.

– Тогда мы будем прокляты.

– Почему?

– Потому что убивать нельзя. Ни себя, ни другого.

– Но почему?

– Потому что мы, пока есть силы, должны сражаться со Злым Богом. Мы должны искупить грехи других – всех без исключения.

– Но разве некоторые старейшины не доводят себя до смерти голодом?

– Доводят.

– Почему же им можно?

– Потому что они готовы отойти.

– Отойти?

– Вы называете это умереть. Когда они стары и готовы. Тогда это показывает, насколько они сильны. Когда вы слишком стары, чтобы искупить грехи других, тогда разрешается отойти, вы понимаете?

О фликере

– Кто его открыл?

– Его не открыли. Его сделали.

– Как это?

Он пожал плечами, словно это было очевидно и говорить тут не о чем.

– Так работает проектор. Он сделан, чтобы научить фликеру.

– Научить?

– Угу. Фликер – это и есть кино, он то, чему оно учит. Это то, что вы видите на самом деле, не зная об этом.

– И фликер – это…

Очень торжественно:

– Война.

– Между двумя богами?

– Угу.

– Но кино это не только проекция света. Там есть и многое другое. Как насчет сценария? Зрительного ряда, музыки, всего остального?

– Это все сверх фликера. Если вы все делаете правильно, то сценарий усиливает фликер. Вы должны так вести сценарий, чтобы он помогал фликеру.

– И какой же это должен быть сценарий?

– Страшный, пугающий. О разложении и убийствах людей, обо всем жестоком.

– Как в ваших фильмах.

– Да.

– А проектор изобрели сироты?

– Нет. Хотя как бы и да. Вообще-то да. Мы помогали изобретателям. Мы навели их на эту мысль.

– Вы имеете в виду инерционность зрения?

Он кивнул.

– Но это открыл Роже^{343}.

– Да, но идея принадлежала нам.

– Роже был сиротой?

– Угу. Мы навели его на эту мысль.

– А вы знаете, кто именно его сделал?

– Нет. Мы не помним имен. Кто-то…

Питер Марк Роже – автор знаменитого тезауруса – был англичанином, жил в эпоху королевы Виктории. Считается, что его перу принадлежит первая научная работа, посвященная странному явлению – инерционности зрения, положенного в основу воспринимаемого нами движения в кино. Эта работа появилась за пятьдесят лет до изобретения проектора. Но вскоре после ее выхода в свет внимание публики стали привлекать всевозможные оптические игрушки, основанные на его открытии. Никто себе толком не представлял, как Роже наткнулся на эту идею. И вот теперь Саймон сообщал мне, что эту мысль подкинули Роже сироты, а оттуда уже пошли все дальнейшие изобретения.

– А Томасу Эдисону сироты помогали?

– О да.

– А Люмьерам?

– Угу.

– А…

Я стал перечислять все фамилии, обычно называющиеся, когда речь заходит о пионерах кино. Ответ был да, да, да. Им всем каким-то образом помогали анонимные сироты, неизменно и незаметно присутствующие при всех исторических событиях. По крайней мере, это говорили Саймону преподаватели.

– А как насчет Лепренса? Вы знаете, что с ним случилось?

Тут последовала долгая пауза, после которой словно бы вскользь:

– Его захватили.