меня на место. Моя улыбка несколько помрачнела, но не пропала.
– Я занимаюсь исследованиями фильмов Макса Касла, – продолжил я, – Фон Кастелла… он, кажется, воспитывался в одном из ваших приютов.
Он ответил своим едва заметным кивком.
– Да. И?
– Меня интересуют ранние годы Касла… в приюте. Я подумал, может быть, у вас сохранились какие- нибудь документы… – Я принялся нервно рыться в своем портфеле, но прежде чем я успел вытащить и презентовать ему мою брошюрку, он вытащил такую же из своего стола и положил передо мной.
– Мы знаем кое-что о вашей работе, профессор Гейтс. Добротное, основательное исследование, – Он, вероятно, заметил мое удивление при виде этой книжки в его руках, – У нас очень неплохая библиотека литературы по кино, – объяснил он, – Только я не могу понять, почему вы считаете, что годы, которые герр Кастелл провел с нами, могут иметь отношение к вашей работе. От его приютского детства до работы в Соединенных Штатах большой путь. Какие тут могут быть связи?
– Он ведь кое-что узнал о кино именно у вас, в приюте. Разве нет? В любом случае, ранние влияния всегда важны в работе любого художника.
– Ранние влияния… – Он повторил эти слова так, словно они были произнесены на непонятном ему языке.
– То, чему его научили в вашей школе – о вашей религии, например.
Я почувствовал, что этой своей фразой понизил температуру в комнате градусов на десять. И без того холодный тон доктора Бикса стал ледяным.
– И много вы знаете о нашей вере?
– Нет, не то чтобы много. Я надеялся…
– Позвольте узнать, а вы – человек верующий?
– Нет, сейчас нет.
– Сейчас нет. – Он произнес эти слова с сардонической интонацией. – Но воспитывали вас, вероятно, в религиозных убеждениях?
– Да. Мои родители были методистами.
– Методистами. – Он взвешивал это слово, как какой-нибудь неудобоваримый аппетитный кусочек – гурман, вкушающий последний изыск от «Макдональдса», – И вы, значит, считаете, что поэтому ваши научные интересы находятся под влиянием методизма?
– Да нет, вряд ли. Вовсе нет, – Я даже не мог себе представить, как повлиял бы на меня методизм.
– Ну вот, – продолжал он, – Макс Кастелл отошел от религии своего детства точно так же, как и вы отошли от веры, в которой вас воспитывали. Лучше бы вам исследовать, какое влияние на него оказали Фриц Ланг или Джозеф фон Штернберг.
– Но насколько мне известно, члены вашей церкви, сироты, как и он, неизменно были рядом с ним, когда он работал в Голливуде.
– Неужели?
– Вам знакомы братья Рейнкинги?
– Братья?
– Я думаю, они были братьями. Близнецами. Киномонтажеры. Они помогали Каслу во всех его…
– Да-да-да. Я их неплохо знал. Они какое-то время после войны преподавали в этой школе. Многие наши выпускники, как и Рейнкинги, конечно же, работали в кино, и не только с Кастеллом.
– Я знаю, что они поддерживали связи с одним из ваших приютов в Южной Калифорнии. Если не ошибаюсь, он находится в горах к северу от города, да?
Доктор Бикс подчеркнуто не стал уточнять местонахождение приюта.
– Поддерживал связи – может быть. Но насколько тесные? Вот в чем вопрос.
– Касл пытался получить деньги у вашей церкви – это мне известно.
– И ему это удалось?
– Не знаю.
Доктор Бикс развел руки – мол, его слова подтверждены.
– Со временем, профессор Гейтс, герр Кастелл потерял всякий интерес к нашей церкви, кроме меркантильного. Да, он много раз обращался к нам. Не могу вам сказать, сколько раз он получал гранты или ссуды и на каких условиях. Вы же понимаете, это было до того, как я сел в это кресло. Наш орден старается быть щедрым по отношению к своим выпускникам. Герр Кастелл, вполне возможно, и получал от нас какие- либо деньги. Но это совсем не то же самое, что оставаться в вере. Вспомните великих художников Возрождения, которым покровительствовали Папы. Многие ли из них были преданными сынами церкви?
Доктор Бикс словно бы хотел внушить мне, что Сиротки бури отнюдь не гордились Максом Каслом и не сохранили добрых воспоминаний об этом человеке. Но я продолжал свои расспросы.
– А у вас случайно не могли сохраниться какие-нибудь его школьные работы – бумаги, рисунки, заметки, что угодно? Может быть, они наведут меня…
Он категорически покачал головой.
– Герр Кастелл учился в нашей школе в Дессау – она была полностью уничтожена во время войны. Все ее архивы, вероятно, погибли вместе со всем остальным, как это ни печально.
Тут я понял, что владею информацией, которая может заинтересовать доктора Бикса.
– Но вообще-то один из фильмов Касла был спасен из Дессау после войны… американской армией.
В первый раз в его глазах сверкнул огонек внимания.
– Да?
– «Иуда в каждом из нас». О нем говорится в моей монографии.
– Ах, да, – сказал он, неторопливо перебирая страницы моей брошюрки, – Вот, значит, где вы нашли этот фильм. Строго говоря, его можно назвать собственностью нашей церкви.
Я этого не ожидал.
– Что ж, вот и от войны какой-то прок, – В ответ он только поднял брови, – Я думаю, фильм никогда не был в прокате.
– На самом деле он даже был запрещен, разве нет?
– Да, в нем много необычных эффектов. Сильная работа. Вы ее когда-нибудь видели?
– Нет, не видел.
У меня зрела одна идея.
– А знаете, я бы мог сделать для вас копию этого фильма. Может быть, фильм заинтересует ваших учащихся.
Я увидел, что это предложение его заинтересовало.
– Это было бы мило с вашей стороны. Мы со своей стороны, конечно же, покроем расходы.
К моему облегчению, я начал чувствовать, что становлюсь для доктора Бикса не только нежданной головной болью. Но сколько еще своего времени он мне пожалует? Мне так много хотелось узнать о том странном учреждении, в котором я находился, но я не знал, о чем его спросить. Вопросы, которые приходили в голову – о воспитании детей, о дисциплине, наказаниях, поощрениях, – казались мне не очень уместными. Другие – о древних ересях – я просто никак не мог сформулировать. У меня было такое чувство, что, имея дело с доктором Биксом, я разговариваю (или пытаюсь разговаривать) сквозь прах столетий с человеком, для которого эпоха крестовых походов или древнего христианства все еще остается живой реальностью. Наконец не в силах придумать ничего лучше, чтобы продлить визит, я спросил:
– Нельзя ли мне поближе познакомиться с вашей школой?
Мне показалось, что эта просьба его удивила. Он нарочито посмотрел на часы, но согласился.
– Да, конечно, почему нет, если вам интересно. Я, пожалуй, смогу уделить вам немного времени.
Он собственной персоной повел меня на непродолжительную экскурсию, по пути лишь кратко называя помещения и их назначение. В основном это были классные комнаты, где за столами сидели угрюмые ученики, слушая преподавателя – священника или монахиню. В приюте были большая, хотя и мрачноватая библиотека, спортивный зал, несколько научных лабораторий с довольно неплохим на первый взгляд оборудованием.
Приблизительно через час мы оказались на нижнем этаже главного здания. Доктор Бикс открыл дверь и пригласил меня в ярко освещенную, свежеокрашенную, недавно переоборудованную комнату. Если бы я
