соломинку. Тут он был прав, и Фанфан знал то, что здесь было слабое место всех его угроз. Но юридическую проблему они оставили в стороне, потому что Пиганьолю не терпелось узнать, что этот засранец хочет добавить.
— Я хочу, чтобы вы с Хлыстом оставили затею похитить меня и потребовать выкуп, — заявил вдруг тот и ушел! Не прощаясь, ибо вдруг испугался — похоже было, что Пиганьоля вот-вот хватит удар!
— Вот такие дела! — закончил этот бедняга в кабаре 'Де ля Селетт' свой рассказ Хлысту. — Ты уж, друг, прости, что я отнял у тебя столько времени!
— Но вот как же, черт возьми, он узнал о наших планах? — спросил Хлыст, побелев от ярости.
— Я откуда знаю? Только он все знает, и брат Анже тоже, и Бог весть кто еще! Я отказываюсь! Уже чую на шее веревку!
Оба помолчали. Хлыст выглядел ещё опаснее, чем прежде.
— Твоя жена ничего тебе сделать не может, по закону, конечно, процедил он сквозь зубы. — Ну, пошлют письмо, и что дальше? Дашь ей пару раз — и все дела. Муж в доме хозяин!
Пиганьоль покачал головой.
— И думать забудь об этом, прощай!
Тяжело поднялся, даже не притронувшись к вину. Взгляд сообщника жег ему спину.
— Ладно, ты забудь. Я — нет!
Гибко, как змея, скользнув между столиками, он вышел. Пиганьоль, выйдя на улицу, его уже не обнаружил.
Пиганьоль проснулся на рассвете. Спал он плохо, во сне видел сплошь палачей да виселицы! Долго не мог уснуть — его угнетала мысль, что если Хлыст осуществит их затею, он, Пиганьоль, так или не так все равно окажется соучастником — ведь было известно, что план придумал он! И он не сомневался, что, возникни проблемы, Хлыст способен был отправить Фанфана на тот свет. Требовать выкуп — это ещё куда ни шло, но убивать — нет уж! Это было Пиганьолю не по душе, и он теперь горько сожалел, что вообще связался с этой затеей.
Когда в соседнем монастыре пробило шесть, Пиганьоль тихо встал и оделся. Фелиция, казалось, спала глубоким сном. И Пиганьоль уже был у дверей на лестницу с костылем на плече, чтобы стуком не разбудить жену, когда услышал за спиной тихое:
— Пиганьоль!
Через миг Фелиция уже была рядом.
— Куда ты собрался в такой час?
— Пройтись, — вполголоса оправдывался он. — Я совсем не спал!
Испуганное лицо жены его удивляло.
— Пиганьоль, скажи мне, зачем и куда ты идешь?
— Да так… пройтись, — ответил он, не понимая, отчего она так испугалась.
— Мне кажется, вот-вот начнутся роды, — выдавила она. — Но это ничего, ты поклянись мне, Пиганьоль…
— Черт возьми, в чем?
— Я умираю со страха с того дня, когда ты угрожал Фанфану, прошептала она, не отваживаясь сказать больше и признаться, что знает все.
Пиганьоль молчал, смотрел на неё в упор и спрашивал себя, что, если… Но нет! Не может быть!
— Послушай, — наконец сказал он, деликатно затолкав её обратно в комнату, чтобы соседи не слышали. — Я иду к Фанфану. Успокойся, у меня нет никаких дурных намерений, клянусь тебе ребенком, которого ты носишь под сердцем! К несчастью, я боюсь, что Хлыст задумал нечто опасное… По крайней мере я его так понял… — но я тут совершенно не при чем, добавил он, — надеясь, что эта ложь пройдет. — Хочу предупредить мальчишку. И нужно сделать это до семи, поскольку в это время он ходит за молоком к Пикару на ферму!
— Господь тебя прости, — произнесла Фелиция со слезами на глазах, Господь тебя прости, мой милый!
Пиганьолю не суждено было узнать, что она знала обо всем, поскольку никогда в жизни она об этом ничего не сказала. И он спешил, как мог. Но сколько нужно было одолеть этажей на этой узкой лестнице! Он всегда мучился безумно долго, пока оказывался внизу. Короткая правая нога в то утро особенно болела, так что он стонал при каждом шаге. В семь или в шесть сказал ему Хлыст? Пиганьоль знал, что летом люди тянутся к Пикару на ферму уже часов с пяти. А Хлыст с Жюльеном наверняка ждали спозаранок. Конечно, если собирались зловещий замысел свой осуществить именно сегодня — а это было очень вероятно!
Вдруг Пиганьоль остановился, утирая пот. И в голове мелькнула жуткая картина: вдруг Хлыст, что сидит в засаде, увидит, как он стучит в дверь магазина Элеоноры Колиньон, и сразу сделает единственный вывод: что Пиганьоль идет предупредить Фанфана!
Он заколебался, но вспомнил о Фелиции, повернулся и опять заторопился вперед. На улицах уже появились прохожие, и это его успокоило. Ведь план имел шансы на успех, будь он, Пиганьоль, в фиакре. Но если Фанфана окликнет Хлыст, которого Фанфан знает, тот тут же позовет на помощь или пустится бежать. Во всяком случае, будет настороже!
И снова Пиганьоль остановился, пытаясь углядеть среди прохожих, или среди торговцев, что-то обсуждавших у витрин и у ворот, или среди возниц, шагавших на работу, Хлыста или Жюльена или обоих сразу — и никого не видел.
Собрав остаток сил, доплелся к дому Элеоноры Колиньон. Ставни ещё не открывали. Пиганьоль стараясь делать вид, что он тут не при чем, поскольку был убежден, что Хлыст с Жюльеном следят за ним, поэтому прошел мимо, не останавливаясь. Дойдя до дома братьев Генри, где Жюльен держал свой фиакр, он с бьющимся сердцем отскочил назад: в нескольких метрах от него о чем-то спорили Жюльен с Хлыстом. Тут Хлыст прыгнул в фиакр, Жюльен взял в руки вожжи. Фиакр неторопливо выехал со двора, свернул направо и к удивлению Пиганьоля вдруг помчался вперед, разгоняя людей, которые с проклятьем отскакивали по сторонам, вскоре исчезнув в конце улицы. Пиганьоль так и остался в своем укрытии и уже собирался вернуться к дому Элеоноры Колиньон, как вдруг перепугался так, что в горле пересохло: фиакр Жюльена возвращался назад, проехал мимо Пиганьоля, притормозил и так же медленно, как раньше, вернулся на свое место во дворе братьев Генри!
— Черт возьми, теперь начнется! — подумал Пиганьоль, сообразивший, что произошло: они репетировали похищение!
Элеонора Колиньон в розовом дезабилье отворяла ставни, когда Пиганьоль, сопя как морж, подковылял к ней. Элеонора никогда его раньше не видела, не знала, кто этот хромой гигант, который мчится к ней и собирается ворваться в магазин. Захлопнув дверь перед его носом, завопила:
— Фанфан! Кто этот человек? Он смахивает на ненормального!
Фанфан как раз вышел из кухни, неся большой бидон, с которым собрался за молоком.
— Это Пиганьоль! — воскликнул он, разглядев сквозь окно витрины испуганную физиономию Пиганьоля, продолжавшего колотить в дверь.
— Открой, — кричал Пиганьоль, — открой за ради Бога!
Пиганьолю понадобилось несколько минут, чтобы перевести дыхание, — так душили его страх, усталость и боязнь, что не удастся предупредить Фанфана вовремя.
Так что он только тыкал пальцем на улицу и хрипел:
— Жюльен с Хлыстом! Сегодня не выходи!.. Они там…
— Но что происходит? — вопрошала Элеонора. — Что все это означает? Фанфан, ты объяснишь мне? Что нужно этому человеку?
— Полагаю, — сказал Фанфан, — он хочет, чтобы сегодня утром за молоком шли вы!
— Вот именно, мадам! — умоляюще выдавил Пиганьоль. — Так точно!
— Надеюсь, когда я вернусь, вы будете любезны все мне объяснить! язвительно сказала удивленная Элеонора, но взяла бидон, набросила платок на плечи, пожав ими при этом, словно говоря: '- Ну что поделаешь с двумя идиотами!' — и вышла на улицу.
