Последний день пребывания на секретной базе разительно отличается от других. Утречком сатрап Барков, по обычаю, заставляет пробежаться вокруг футбольной площадки, но после плотного завтрака вдруг объявляет отдых и приводит в небольшой кинозал, где мы с превеликим удовольствием смотрим подряд две легендарные комедии Гайдая. Потом следует отменный обед с изобилием мясных блюд и с экзотическими коктейлями, содержащими массу калорий. После обеда поднимаемся в номера и с удовольствием растягиваемся на кроватях, проспав без задних ног до самого ужина.
– Ну что, господа военно-диверсионные туристы, готовы? – приходит ближе к вечеру Станислав.
– Смотря к чему, – настороженно гудит Матвеев. – Ежели опять дыхалку рвать на стадионе, то…
– Нет, Сергей Павлович, стадиона больше не будет. Меня интересует готовность к операции.
Молчим. А чего, собственно, говорить – вариантов нет.
– Стало быть, готовы, – улыбается фээсбэшник. – Тогда вот что… В кормовом отсеке подлодки вам предстоит просидеть семь часов кряду, поэтому настоятельно рекомендую хорошенько прочистить кишечники. А через тридцать минут спускайтесь вниз. Жду…
– Заботливые, мать вашу! – Прапорщик первым плетется выполнять «указание».
Спустя полчаса небольшой автобус и «УАЗ» с вооруженным сопровождением выезжают за пределы хорошо охраняемой базы. Преодолев полторы сотни километров, оба авто сворачивают с трассы и некоторое время едут по проселку вдоль берега.
– Где? – стоя рядом с водителем, уточняет Анатолий Яковлевич у одного из своих помощников.
– Пятьсот пятьдесят метров западнее устья Самура.
Отыскав нужное место, останавливаемся на пустынном берегу, выключаем габариты с фарами. Где-то здесь неподалеку от берега нас дожидается на дне диверсионно-разведывательная субмарина сверхмалого класса. Сумерки постепенно сгущаются, однако до наступления полной темноты остается не менее получаса.
В салоне автобуса с зашторенными окнами загорается приглушенный свет; дядька Черномор и два пловца принимаются с помощью шампуня надевать на спецназовцев гидрокостюмы с «вантусовым эффектом» подкладки, исключающей переохлаждение.
– Теперь по сто грамм на дорожку, – подходит к нам полковник. Разливает из пластиковой бутыли прозрачную жидкость и раздает бутерброды с черной икрой. – Водичка теплая – двадцать три градуса, но бултыхаться в ней семь часов – не шутка. Поэтому нужны калории. Ну, друзья мои, – за удачу!
Мы вшестером (два опытных пловца готовятся отправиться в путешествие в носовой кабине «Тритона») выпиваем содержимое одноразовых стаканов, коим оказывается чистейший спирт.
Закусив бутербродами, профессиональные пловцы подхватывают резиновые мешки с тяжелыми контейнерами; мы берем такие же мешки с вещами, оружием и снаряжением. Выбравшись из автобуса и попрощавшись с руководством, направляемся к полоске мокрого от накатывавших волн песка. Зайдя по колено в воду, дружно останавливаемся, водружаем на ноги ласты, ополаскиваем маски, готовим фонари.
И спустя полминуты исчезаем в темнеющем море…
До поселения на секретной базе Каспийска лишь троим из нас доводилось пользоваться аквалангами. Куценко в бытность службы в батальоне морской пехоты изредка баловался подводной охотой с компанией местных военачальников, а позже подрабатывал спасателем на станции. Вторым счастливчиком был Супрун, бравший напрокат аппараты во время отдыха с семьей на побережье. Я же неплохо освоил подводное плавание, будучи молодым лейтенантом. Зато для Матвеева это погружение стало вторым после вчерашнего тренировочного заплыва в бухте.
Сегодня все выглядит иначе и гораздо сложнее: неспокойное по сравнению с тихой бухтой море; жуткая темень, рассекаемая лучами шести фонарей; лежащая где-то на дне подлодка, которую надо найти и которая потащит нас в глубь пугающей бездны. Да к тому же набитые амуницией тяжелые водонепроницаемые мешки, завязанные таким образом, чтобы внутри оставался воздух для создания нейтральной плавучести. Однако «невесомый» багаж все одно мешает плыть, ведь масса и объем его остаются приличными. Из-за этого обстоятельства Анатолий Яковлевич в последний момент распорядился не надевать поверх гидрокостюмов грузовых поясов.
Один из опытных пловцов ведет за собой остальных; другой, отставая на полкорпуса от Палыча, плывет последним. Перед погружением Черномор предупредил: «Тритон» лежит всего в двухстах метрах от берега на небольшой глубине. Однако эти двести метров сегодня покажутся куда большим расстоянием, чем вчерашние триста…»
Наконец луч лидера выхватывает из темной мути знакомые очертания горбатой спины подлодки.
Все наши действия заранее отрепетированы. Пловец-лидер подает знак, и мы устремляемся к кормовой кабине. Сообща открываем два люка, оставляем сверху поклажу и попарно спускаемся вниз. Разместившись на сиденьях, подключаемся к бортовой дыхательной системе. Принимаем от пловцов мешки, укладываем их рядом и задраиваем крышки люков.
С минуту сидим в кромешной тьме, а когда загораются лампы дежурного освещения, осматриваемся. Шутка ли! – в этой тесной могиле под толщей воды нам предстоит провести треть суток.
Вскоре лодка качнулась раз, другой… И путешествие в неизвестность началось.
Движение внутри замкнутого пространства почти не ощущается, и только из-за переборки, отделяющей кормовую кабину от электромоторного отсека, доносится слабый гул…
Благодаря новизне ощущений первые два часа для меня пролетают быстро. Плотно прилегающий к телу гидрокостюм с пористой поролоновой подкладкой не позволяет воде циркулировать и отнимать тепло. Задница от жестких сидений, слава богу, не изнывала – грузового пояса на мне не было, а воздушная прослойка в складках костюма и в порах подкладки создавала положительную плавучесть. Меня попросту слегка тянуло вверх, и голова не упиралась в крышку люка только благодаря привязному ремню.
Конечно, неподвижное пребывание в этой клетушке удовольствия не доставляет, но клаустрофобией я вроде не страдаю – можно и потерпеть. В крайнем случае, протяни руку, открой клапан выравнивания давления, затем крутани вентиль замка и выбирайся наружу. Делов-то…
Рядом со мной сидит Супрун и тоже чувствует себя нормально. Всякий раз, встречаясь со мной взглядом, он поднимает вверх большой палец – дескать, все путем и настроение как у новорожденного головастика. Сквозь отверстие в разделительной переборке виднеются затылки Борьки и Палыча. Куценко спокоен, а пожилой Матвеев поначалу крутил башкой и нервничал, потом затих. Смирился.
Следующий отрезок времени из двух часов отличался от первого: свежесть впечатлений сменилась томительным ожиданием.
Тяжелее всего дается третья четверть путешествия – мы начинаем ощущать усталость. Нет, не ту усталость, что наступает от физического перенапряжения, а усталость мышц и суставов. Крохотная неудобная кабинка не дозволяет распрямить колени и вытянуть ноги. И эта скованность многократно усиливает желание поскорее открыть люки и вырваться на свободу.
Матвеев в такие моменты опять крутится, нервничает. Несколько раз он оглядывается, и я замечаю в тусклом свете дежурного освещения его затравленный взгляд с красноречивыми безмолвными вопросами: за что же это мне на старости лет и когда же все кончится?! На исходе шестого часа я просовываю в отверстие руку, трогаю его за плечо и показываю сначала на запястье, потом поднимаю два пальца: потерпи мол, приятель, осталась пара часов…
Последний отрезок заточения я и сам еле высидел. Порой так и хотелось плюнуть на все и выскочить наружу – к свежему воздуху, к пространству. К свободе!
Перетерпел. Заставил себя перетерпеть. Ведь, отматывая пленку назад, получалось, что именно я ездил по югу страны в поисках друзей и именно я уговаривал их принять участие в авантюре.
В общем, сам и заварил эту чертову кашу!
О долгожданном окончании подводного путешествия «Тритона» мы догадываемся по двум легким толчкам – лодка аккуратно ложится на дно.
Дежурное освещение трижды гаснет и включается. Согласно наставлениям преподавателя со звездой Героя на груди это означает: давление выровнено, можно переходить на дыхательную смесь от
