поливал все вокруг пулями.
Лежа на палубе, Мор произвел единственный выстрел, после которого Вебер отлетел к переборке и рухнул с продырявленной головой.
Из соседних отсеков сбежались моряки.
– Что случилось, герр капитан?
– У Вебера сдали нервы. Идиот, – проворчал тот, поднимая с палубы белую фуражку.
– Двое раненых! Старший помощник и боцман на руле! – крикнул кто-то.
Капитан-лейтенант лежал возле рулевого поста, зажимая ладонью окровавленную шею и судорожно хватая ртом воздух. Чуть поодаль корчился боцман.
Хайнц присел рядом с офицером, тронул его за руку.
– Рудольф, позволь осмотреть рану.
Рудольф не откликнулся. Сделав еще пару вдохов, он закашлялся, брызгая кровью, выгнул спину и… затих.
– Герр капитан! Герр капитан! – прокричал из тесной радиорубки акустик.
– Всем заткнуться и соблюдать тишину! – отчеканил Мор. – Акустик, слушаю!
– Шумы винтов нарастают – корабль идет прямо на нас.
– Понял. – Мор поднялся и оттер с лица кровь. – Запустить электромоторы подкрадывания. Курс три- пять-пять, самый малый вперед…
Малым ходом и практически бесшумно подлодка уходила из опасного района. После срыва Вебера обстановка пришла в норму; в отсеках установилась тишина, раненому боцману сделали обезболивающий укол.
На случай атаки глубинными бомбами в пустой торпедный аппарат матросы зарядили так называемый «муляж смерти» – парочку спасательных жилетов, разломанные ящики от консервов, десяток емкостей с отработанным маслом, ветхое обмундирование, свитера, рубашки, несколько вышедших из строя дыхательных аппаратов и даже тела двух трагически погибших моряков: Кляйна и Вебера. Если все это «выстрелить» вместе с приличным пузырем воздуха, то отличить имитацию от настоящей гибели субмарины будет весьма проблематично. Во всяком случае, на это потребуется время.
Штурман Ланге рассчитывал курс на северную оконечность Новой Земли, Мор нависал над акустиком. Тот сидел в наушниках перед светящимся «нимбом» – круглой шкалой гидрофона.
«Ну что там, приятель?» – нетерпеливо теребил акустика командир.
«Они рядом!» – поднял матрос многозначительный взгляд.
Противостояние длилось несколько часов: субмарина меняла курс, постепенно продвигаясь на север. В пятидесяти милях севернее Новой Земли акустик устало снял наушники и доложил:
– Мы оторвались, герр капитан. Шумы остались на юго-западе.
– Продолжай слушать, – бросил тот и вернулся в центральный пост. – Штурман, глубина?
– Сто пять.
– Боцман, ложимся на грунт.
Голодать, почти не двигаться и соблюдать полную тишину пришлось около суток. Но все пытки рано или поздно заканчиваются. Ранним утром подлодка отдала балласт и поднялась до глубины в шестьдесят метров.
– Самый малый вперед, – скомандовал Мор. – Курс три-ноль-ноль. Акустик, докладывать о наличии шумов каждые пятнадцать минут.
– Есть…
Через несколько часов последовала команда:
– Подвсплыть на перископную глубину!
Глубина – четыре метра, штанга бинокулярного перископа ушла наверх. Ухватив рукоятки, Мор быстро осмотрел округу.
Горизонт был чист, и напряжение его чуть спало.
– Куда рассчитать курс, Хайнц? – тихо спросил штурман.
– Позже рассчитаешь. А сейчас нужно похоронить наших товарищей…
Спустя полчаса заряженный в торпедный аппарат «муляж смерти» выстрелили в море. Вместе с муляжом лодку покинули тела старшего помощника Кляйна и торпедиста Вебера. Кок, пробираясь по отсекам, разливал в кружки по глотку последнего шнапса, оставленного на крайний случай…
А вскоре акустик взволнованно доложил в центральный пост:
– Герр, капитан, я слышу шум винтов!
– Опять военный корабль? – нахмурил тот седые брови.
– Никак нет. Шумы другого характера.
– Крупное судно? – оживился корветтен-капитан, подсаживаясь к командному перископу.
– Думаю, да. Я различаю работу не менее трех винтов.
– Команда, внимание! Кажется, мы нашли то, что искали! Штурман, курс два-семь-ноль!..
Лодка приблизилась к цели на дистанцию уверенного торпедного выстрела.
– Людвиг, посмотри, – отстранился от окуляров перископа Мор. – Не могу разобрать, что за гюйс болтается на флагштоке.
Штурман устроился на велосипедном сиденье у перископа, положил ладони на рукоятки, прищурился…
Несмотря на офицерское звание обер-лейтенанта цур зее, штурман Ланге был одним из самых молодых членов команды U-3519. Выглядел он на сорок пять – сорок восемь, светлые волосы со временем стали пегими, вокруг глаз появились морщины, кожа пошла веснушками и пигментными пятнами. Однако тело оставалось неплохо сложенным, пальцы не дрожали, а глаза хорошо различали силуэты кораблей на дистанции до шести миль.
– Шведы, – облизнул он пересохшие губы. И уточнил: – Шведское торговое судно.
– Дедвейд?
– Около двенадцати тысяч тонн.
– Отлично, – потянулся к микрофону капитан. – Внимание, команда! Впереди по курсу цель нашей охоты – торговое судно под флагом Швеции. Приготовиться к торпедной атаке!
Экипаж действовал словно на учебном полигоне близ Данцига: выйдя на пересекающий курс, подлодка открыла люки торпедных аппаратов и всплыла на перископную глубину, убедившись в отсутствии авиации и кораблей охранения, сблизилась с целью и без колебаний выпустила торпеду.
– Десять, двадцать, тридцать… – Под методичный отсчет секунд Мор следил за движением торпеды сквозь оптику перископа. – Шестьдесят, семьдесят, восемьдесят…
На девяносто пятой секунде послышался далекий разрыв, а над гражданским судном взметнулось облако черного дыма.
– Есть!
– Мы попали!
– Наконец-то!.. – ликовали подводники.
– Всплываем! – крикнул командир. – Зенитчики – к автоматам! Боцманской команде приготовить шлюпку!..
Ночь выдалась спокойной, над головой мерцало звездами безоблачное небо. U-3519 взрезал форштевнем невысокую волну и шел средним ходом к острову Земля Александры.
Впереди на мостике стоял Мор, одной рукой опираясь на борт рубки, другой удерживая початую бутылку красного вина. Рядом колдовал с секстантом штурман, позади трепались два сигнальщика. А внизу пьяная команда буйно праздновала удачный выход в море.
– Может быть, одному из нас спуститься и пройтись по отсекам? – включил Ланге небольшой фонарь, дабы записать в блокнот полученные цифры.
– Не стоит. На руле сидит опытный обербоцман, в машине дежурит наш новоиспеченный лейтенант…
Новоиспеченным офицером был моторист из команды покойного инженера-механика Гюнтера, работящий, но весьма посредственный специалист, носивший до недавнего времени нашивки младшего
