Дези плакала. Я не плакала. Ком в горле стоял. Полюшко сидел молча.
— Как ты это все написал! — сказала тетя Дези. — Скажи, Даня, теперь ему хорошо?
— Да.
— Он сильно страдал?
— Он отчаялся и заблудился.
— А кто была эта прозрачная девушка?
У меня мурашки по коже заходили.
Говорить ничего не хотелось. Почему-то меня очень волновал ответ Полюшка.
Я точно теперь ощущала, что это про меня. В общем, я очень напряглась и посмотрела на Полюшко.
Он это как будто почувствовал и, глядя на меня, произнес:
— Это добрый ангел, который помогает заблудшим душам найти путь. Я написал этот текст… все оказалось сложнее… голос мой провидческий и нам не дано предугадать…
— Ты меня успокоил, деточка, — обратилась Дези к Полюшко. — Теперь одно меня волнует, как бы мне туда тоже попасть. Я совсем без Бори не могу, я скучаю. Если бы Пер Гюнт умер, я думаю, Сольвейг пошла бы к нему. Тут Андерсена можно еще почитать… Ты можешь текст мне оставить? Я хочу просмотреть его глазами.
Полюшко почему-то вопросительно посмотрел на меня.
Я кивнула.
— Даня, а откуда ты знал, что Борюшку Турбасом называли?
— Мне Виолетта рассказывала.
— Это Штальд придумал. ТУРин-Борис-Александрович-Сам. Характер у него такой был общительный, живой. К людям по-особенному относился. Объяснял, разъяснял, но не менторским тоном, не навязывал, говорил: «Я советы на веревочку повешу, надо будет — возьмете…»
— Нам пора, еще заедем, — сказал Полюшко.
Мне почему-то стало приятно, что он во множественном числе сказал. Мы вышли от тети Дези в каком-то лирическом настроении.
— Даниил, ты Шуберта любишь?
— Да, особенно «Зимний путь». У меня даже стихотворение есть, в юности написал:
Как грустен «Зимний путь»
И как прекрасен Шуберт
Душа поет: то у «Ручья»,
То флюгером кружится
В «Сне весеннем»,
То «Почтою» несется с донесением
Я с тобой, в пути
Зимы не чувствую пока,
Но Леты вижу берега.
Я весь с тобой в «Блуждании огонька».
— Я тоже очень его люблю. Когда у меня хорошее настроение, почему-то именно он звучит в голове. Тут недавно с Митькой спорили про романтизм и барокко. Я барокко защищала, а на самом деле романтизм больше люблю. Вот ведь как бывает. Тебе кажется, что ты одно любишь, а на самом деле — совершенно противоположное…
— Да, так бывает… и в искусстве, и в жизни…
Мы сели в троллейбус. Бульвар висел в синих сумерках. Красиво. Весной особенный синий цвет вечером — такой таинственный. Как на театральных декорациях Головина или, скорее, Сомова.
В троллейбусе было мало народу.
Это был тот же троллейбус с рекламой. В третий раз.
— Даниил, посмотри, какая странная реклама.
— А что в ней странного?
— Маршрут и, самое главное, название фирмы.
— Что странного в названии?
— Там написано: «Турбас» и телефон.
— Это обыкновенная мистическая подсказка, не вижу ничего странного.
— Я еще не привыкла к обыкновенным мистическим подсказкам, у меня это только недавно началось,