ничего не было видно и только при внимательном долгом рассмотрении можно было бы разглядеть, что круг запутан под квадрат. Этим мы тоже будем заниматься на протяжении нашего процесса обучения. А начнем заниматься прямо сейчас. Вы принесли коричневые краски? Работать пока будем только коричневыми, постепенно потом освоим другие, то есть серые и бежевые, но не все сразу.
Пупель ненавидела коричневые краски. Процедура запутывания круга под квадрат занимала массу времени.
С утра до вечера студенты высшего художественного заведения кафедры обивки стульев корпели над этим запутыванием, вся кафедра была вымазана коричневыми красками, пятна коричневой краски каким-то чудесным образом оказывались даже на окнах, придавая кафедре обивки стульев особый, так сказать, специфический колорит. Запах прокисшей загустки для анилиновых красителей изысканно дополнял укрепившийся образ.
В перерывах между запутыванием была еще начертательная геометрия, архитектурная подситуация, и, боже мой, какая скука – академические живопись и рисунок.
Самые серые ткани и самые невзрачные кувшины ставились для постановок, самые вялые натурщики лежали на самых грязных на свете матах. Обо всем этом Пупель не писала Максику.
Она приходила из высшего художественного заведения полностью опустошенная, что-то жевала, садилась дозапутывать то, что не успела запутать там, потом ложилась спать. Утром вставала, что-то опять пережевывала и отправлялась с огромным планшетом и сумкой, набитой коричневыми красками, в высшее заведение.
На улице, как правило, шел дождь.
Вот корыто, вот лопата, вот ушаты, вот навоз. Вот из тучки полосатой накатило море слез. Осень—ржавая старуха листья шевелит клюкой, дует ветер-ветеруха—злобный парень ледяной. Стынет, ноет, мокнет речка. Вянет, сохнет, жухнет лес. Затопить бы надо печку, заглянуть бы под навес, понабрать дровишек кучку. Надо, надо, только лень. Плачет горько в небе тучка в некрасивый серый день.
Глава 5
Ученых несколько разочаровало то, что атмосферы на Меркурии обнаружено не было.
Магда шла по делу. Она шла в издательство «Ад». «Павелецкая», переулочек, магазин «Данте & компания», открытый подвал с рабочими, разгружающими книги, колокольчик, милая девушка.
– Антон Павлович?
– У себя.
Она зашла в комнату. На диване – знакомые лица.
Иван Сергеевич – с сигаретой, Антон Павлович – с кружкой кофе. Магда широко улыбнулась и поздоровалась.
– Вы знаете, – сказал Антон Павлович, улыбнувшись своей безупречной улыбкой, – мне даже понравилось.
Магда кивнула.
– К сожалению, напечатать мы это не сможем, – улыбаясь, продолжил Антон Павлович.
– Почему же? – в голосе Магды зазвучало разочарование.
– Не наш формат, – проговорил невозмутимый Антон Павлович.
– Простите, я не понимаю.
– Я не спорю, рассказы живые, написаны занятным языком.
– Что-то между Зощенко и Гоголем, – изрек глубокомысленно Иван Сергеевич.
– Тогда вообще не понимаю! – возмутилась Магда.
– Я думаю, надо снести в большое издательство, для нас это не в тему, – спокойно завершил Антон Павлович.
Магда внимательно посмотрела на Антона Павловича, потом на Ивана Сергеевича.
– Нельзя ли немного детализировать? – произнесла она, стараясь не раздражаться.
– Ну вот, к примеру, в рассказе про художников о драке в клубе.
– И что с рассказом? – спросила Магда.
– Ну, там этот японец что-то говорил о иероглифах, пургу какую-то нес.
– Да, я помню.
– Хотелось, чтобы действие происходило в Парке культуры, к примеру. Драка, допустим, носила бы яркий характер, с отборным трехэтажным матом, и чтобы этому японцу надрали желтую жопу бойкие ребята, а лучше, чтобы его там трахнул какой-нибудь крепкий патриот, тогда в этом, может, что-то и будет.
Антон Павлович закатил глаза под лоб, видимо, прокручивая только что сотворенную им картинку.
– Да, вот так! К примеру, патриот припомнил японцу, этому попсятнику-тойотнику, Цусиму – те времена, когда желтые узкоглазые говнюки не совсем еще огламурились и до одури резали своими мечами русских солдат и топили на фиг все наши корабли. И вот, патриот смачно схватил этого желтого хмыря, и все накопленное у него вылилось наружу, в буквальном смысле этого слова...
Магда посмотрела на Антона Павловича, не веря своим ушам. Ей на минутку показалось, что она заснула и видит чудовищно абсурдный сон.
– Вы это серьезно говорите? – недоумевающе спросила она.
– Концепция нашего издательства, – начал разглагольствовать Иван Сергеевич, – заключается в печатании литературы сильной, мощной, я бы сказал креативной. Мы не занимаемся милыми пустяками. У нас серьезный подход. Мы очень тщательно подходим к подбору наших авторов.
– А каких авторов вы считаете серьезными? – спросила Магда. Мускулы на ее лице напряглись, и улыбка получилась очень натянутой.
– Мы являемся первыми издателями Сойкина. Читали «Русский бекон»?
Магда чуть не свалилась с дивана.
– Вы знаете, – сказала она очень спокойным тоном, давшимся ей с большим трудом, – я знакома с этой книгой. Это чудовищно.
– Это пророческая книга, – провозгласил Иван Сергеевич.
– А мне показалось, что эта книга является чистейшей порнографией и глумлением над всей русской литературой. К тому же написана она очень плохим языком.
– Вы абсолютно не правы! – заверещал Антон Павлович. – Задача интеллектуального издательства – не сюсюкать с читателем. И это наше кредо. В современном искусстве существуют, к счастью, авторы, которые будят обывателей от спячки, пошлости, они освещают дорогу, являются современными пророками, своеобразными мессиями. Надо тормошить людей. Это такие художники, как Игорь Бекас. Не знаю, говорит ли вам что-нибудь это имя?
Магда перестала себя сдерживать и громко расхохоталась.
– Это художник-пророк, который в голом виде кусал людей, изображая из себя взбесившуюся собаку? – задала она вопрос.
– У него много интересных, актуальных идей, он не опускается до мещанства и убожества, – Иван Сергеевич, как критик, явно обиделся за нелестное суждение о мессии современного искусства.
– До мещанства он не опустился, – сказала Магда. – Он оказался гораздо ниже и пребывает на уровне недолюдей, разбирающих фекалии и запивающих это все мочой, видя в этом какую-то свою избранность. Может, конечно, не приведи Господи, он является мессией и пророком, но у меня все-таки сохраняется надежда, что человечество не пойдет по пути деградации и полного скотства. Верните, пожалуйста, мою рукопись, – попросила Магда.
– Да, да, конечно.
Антон Павлович пошел к столу и начал поиски.
Наконец он отыскал ее и протянул Магде, естественно, без пакетика с кнопочкой.
Магда посмотрела на замусоленные листы, взяла рукопись, кивнула и вышла из издательства.
Пупель сидела на диване и разбирала свои эскизы для очередного интерьера. Она глядела на картинки со стенками, арками, колоннами, но мысли о дизайне не лезли в голову.
Пупель вспоминала странный вчерашний день. Время от времени она проверяла себя на наличие
