Потому что в маленьком может быть и большое, а очень маленького и мизерного нет, уже не умещается. Поэтому, несомненно, большое лучше.
Пупель хмыкнула.
– Это я и без него знала.
– А если знала, почему не делала?
– Ты о романе говоришь?
– Да.
– А ты совсем-совсем его не припоминаешь?
– Нет. Всю голову себе сломала. Думала сначала, что это один. Потом поняла – точно не он. Тот говорил-говорил умное, а потом ни с того ни с сего после умного сразу чушь начинал нести. А после чуши обыкновенно начинался саморазбор его глубокой личности. Как он себя видит в свете и без, и как он ощущает окружающий мир, и как окружающий мир... Нет, это точно не он. Это совершенно другой человек.
– И на чем вы с ним остановились?
– Сказал, будет звонить.
– Повезло тебе, Магда.
– В каком-то смысле, я считаю, что да.
– Во всех смыслах хорошо. Если случайно, нежданно-негаданно звонит умный человек, говорит, что надо делать и чего категорически не надо, а потом еще собирается потом позвонить, это разве не счастье?
– По большому счету это никакое не счастье. Счастье – это когда ты не сталкиваешься с такими проблемами, на разрешение которых необходим особый человек.
– Ну, это ты уже махнула. Как же с проблемами не сталкиваться?
– Проблемы надо мудро обходить, заранее просчитывать. Как айсберги в океане. Знаешь, что впереди через сотню миль будет айсберг, делаешь расчет, столько-то узлов такой-то широты, там, долготы, как положено, и никогда айсберга не увидишь.
– А хочется, – проговорила Пупель.
– А если хочется его увидеть, тогда считай, считай еще и еще, и проплывешь рядом, опасности, конечно, больше, но для тех, кто любит смотреть на айсберги, нужны особые мозги.
– Ты хочешь сказать, что у меня нет таких мозгов?
– Все у тебя есть. Ты отвлекаешься много. Надо взять себя в руки. Я теперь тебя не оставлю в покое, уж будь спокойна. Вкладывай все свои витания в облаках в тексты. Все записывай, чтобы ничего не досталось врагам, ни пяди, ты меня понимаешь?
– Ты сейчас кого имела в виду?
– Ты сама все понимаешь, со мной такой номер не пройдет.
Пупель уже хотела выложить не в текст, а Магде напрямую все вчерашнее приключение, как ясно услышала голос Устюга.
«Это не честно, – проговорил он. – Я специально только для тебя стараюсь, у нас сложились такие теплые интимные отношения, а ты сразу решила вывалить их на всеобщее обозрение, какая же ты, Пупа, легкомысленная болтушка».
– Я же ничего еще не сказала! – выпалила Пупель. – Потом, Магда моя лучшая подруга. Я не собиралась никому, кроме нее. Ты, как всегда, пропал, я не знала, что думать.
«Ах, Пупель, Пупель, ты в своем репертуаре. С глаз долой – из сердца вон».
От этих слов Устюга Пупель чуть не заплакала.
– Зачем ты это говоришь? – воскликнула она.
История Пупель
Постепенно дождь стал переходить в снег. Листья с деревьев пали, это как положено. Листья валялись под ногами. Жалко их, бедные листики, бурые, страшные, такие некрасивые. Прошло очей очарованье.
Серое, серое с облаками, с тучами, с сединой, с залысинами было небо. Снег быстро лег на мокрую землю. Заморозки, лужи с крошками льда, с ледяным оскалом. Пупель совсем загрустила. Надвигалась зимняя сессия. Надо было подготовить обивки на просмотр. Обивки плохо готовились, а тут еще этот снег.
Письма от Максика приходили не так часто. Воспоминания о нем удалялись в какую-то туманную дымку. Иногда Пупель казалось, что и не было ничего, что все это ей только приснилось, а на самом деле была вечная обивка для стульев и больше ничего. Пупель чахла на глазах. Она ни с кем не общалась, сидела в свободное от обивки время у себя в комнате и смотрела в потолок. Иногда в окно на деревья с облетевшими листьями.
Надо сказать, между прочим, жила Пупель не одна. Она жила со своими родителями. И чего, казалось бы, человеку так одиноко и пусто, если ты живешь с любящими родителями? Зачем страдать от одиночества и пустоты? А вот, поди ее спроси, почему?
Конечно, папа с мамой переживали, глядя на нее. Папа иногда даже заводил разговоры, типа таких, не уйти ли ей, Пупе, из художественного высшего заведения? Мама спрашивала, не жалеет ли она, Пупа, что пошла учиться на обивку? И Пупель объясняла, что на то есть судьба, и если бы она не поступала бы в художественное высшее заведение, то она наверняка бы не встретила бы Максика, а без Максика что за жизнь?
А родители у Пупели были самые добрые на свете люди и самые деликатные. Они так полунамеками спрашивали ее обо всем, но не приставали, видели просто, что дите страдает, сидит такая одинокая, как птица на ветке. И однажды папа Пупели, самый добрый и отзывчивый папа на свете, глядя на все эти переживания и страдания, принял очень мудрое решение.
Он сказал Пупели, что собирается купить ей кооперативную квартиру, чтобы его дочурка смогла жить самостоятельно. Вот как он сказал: «Если такие дела и вы с Максиком собираетесь пожениться, то вам надо будет свою жизнь строить. А пока он не вернулся, ты, моя дорогая дочурка, можешь там все устроить как хочешь. Можешь там свить гнездо и жить-поживать».
Он сказал, что собирается это сделать, и слов на ветер не бросал, потому что он был самый добрый на свете папа. Сказано – сделано. Взял и купил прекрасную однокомнатную квартиру в центре. Это неожиданное событие очень взбодрило Пупель.
Дел у нее прибавилось, но для нее, по сути, это было очень хорошо. Папа-то был не только самый добрый на свете, но и самый мудрый. Он понимал в жизни всё при всё, он разбирался в жизненных ситуациях.
В перерывах между обивкой Пупель с мамой ездили в магазины. Они покупали полочки для кухни, диван, столик и много всяких-превсяких нужных вещичек. Зима перестала казаться Пупели такой ужасной: ну и что снег, ну и что мороз, подумаешь, деревья голые. Максику она об этом не писала.
«Это будет сюрприз, – думала Пупель. – Вот вернется он из армии, а у них уже есть свой дом. Только вот когда это будет?» Из своей комнаты Пупель забрала книги и картинки, остальное было новенькое с иголочки, занавески в комнате, ламбрекен на кухне. «А если тебе там будет грустно одной, можешь все равно у нас жить», – говорил мудрый папа.
Пупель решила жить самостоятельно. Когда-то ведь надо начинать взрослую жизнь. Она поцеловала папу и маму и перебралась к себе. Поначалу ей очень нравилась эта игра в большую девочку со своим хозяйством, со своим домом. Она протирала тряпочкой пыль с нового стола, прохаживалась из комнаты в кухню, заглядывая в ванную.
Готовить Пупель совсем не умела. Она выросла в вате, ей и в голову не приходило, что надо заранее предпринимать какие-то действия, чтобы пища оказывалась на столе. Но поначалу ей это тоже очень нравилось. На завтрак кофе, на ужин чай с плавлеными сырками. Обедала она в высшем художественном заведении. Начиналась зимняя горячка – сессия, всякие зачеты, кошмар кошмаров – история искусства. На улицах уже стояли елки, витрины магазинов, как положено, были разрисованы красномордыми дедами- морозами, снежинками, прописными буквами с завитушками – С НОВЫМ ГОДОМ, С НОВЫМ СЧАСТЬЕМ!
Пупель решила встретить Новый год в своем новом доме.
В высшем художественном заведении Пупель не обзавелась друзьями. И даже не потому, что она не хотела, просто времени не было. Все время уходило на обивку, на это вечное корпение.
